Убийца (ЛП) - Белл Тед. Страница 28
«Китайцы. Северокорейцы…»
— И они тоже. Но у китайцев и НК, видите ли, есть свои снайперские винтовки. Не стали бы возиться с каким-то устаревшим советским дерьмом.
«Жители Ближнего Востока могли бы…»
В этот момент в библиотеке появился Пелем с серебряным подносом, чайником и чайным сервизом на двоих.
«Осмелюсь сказать, что мне не хочется прерывать эту, безусловно, самую яркую и плодотворную дискуссию, но я подумал, что, возможно, чашка хорошего Дарджилинга может еще больше стимулировать клетки мозга».
«Пелхэм, — сказал Сток, — ты что-то другое. Тебе нравятся совершенно разные виды. Обычные люди никогда не понимают, о чем, черт возьми, ты говоришь, но это всегда звучит так хорошо».
— Очень любезно, мистер Джонс, — сказал Пелхэм. — Ты будешь пить чай?
«Я буду пить чай», — сказал Сток с широкой улыбкой на лице. «Пелхэм, ты был с Алексом с того дня, как он родился. Мы сидим здесь и пытаемся выяснить, у кого могла быть такая ненависть к Алексу, которая заставила бы их убить его невесту на ступенях церкви. Может быть, ты мог бы добавить что-нибудь Почему бы тебе не присесть и не послушать рассказ старого Росса о его полуночном визите на место преступления?
«Вы это серьезно?»
«Я совершенно серьезен, как никогда».
«Тогда я был бы в восторге. Мое утро собиралось провести, разбирая мешанину носовых платков его светлости. Кажется, лен и шелк слились воедино. Это кажется гораздо более интересным и стоящим занятием».
Пелэм поднял полы своего визитного билета и сел в прекрасное старое виндзорское кресло, которое Алекс приобрел на распродаже поместья в Кенте.
«Хорошо. Нам нужна вся возможная помощь в этом деле. А теперь, Росс, расскажи нам с Пелхэмом, что произошло, когда ты и констебль пришли в церковь той ночью?»
«Ах, да. Пресловутая темная и бурная ночь. Лил дождь из ведер, и мои ожидания были низкими. К тому времени место преступления было тщательно исследовано. Но, как напомнил мне констебль, простые следователи на месте преступления не должны путать с Амброузом Конгривом».
Сток рассмеялся. «Мальчик от природы, не так ли? Прирожденный медь».
«Предполагая, что стрелок провел ночь или большую часть ее на дереве, мы сделали три шестьдесят вокруг основания дерева. Дважды». Росс залез в карман куртки и достал небольшой пергаминовый конверт. «Шеф нашел это во второй раз. Оно только что вернулось из лаборатории по сбору доказательств на Виктория-стрит».
Сток взял конверт и поднес его к свету.
«Не выглядишь так уж много».
«На самом деле это окурок сигары. И обертка, и наполнитель были идентифицированы как кубинский лист. В обертке был кусочек фольги. Лаборатория смогла определить марку. Коиба».
«И куда это нас приведет? Кубинские сигары можно купить где угодно».
«Совершенно верно. Но на этикетке было указано, что эта сигара не предназначена для экспорта. Ее можно было купить только на Кубе».
«Ну, многие из кубинцев хотели бы перебить Алекса, но мы убили большинство из них, когда разнесли дерьмо с той базы подводных лодок повстанцев».
«Сток», сказал Сазерленд, наклонившись вперед, «ты думаешь о том же, что и я?»
«Советская снайперская винтовка. Должно быть, их сотни валяются в одной коммунистической стране, о которой мы даже не упомянули. Кубе. Русские оставили их, когда уходили оттуда. Стрелок вполне мог быть кубинцем. Бог знает, мы разозлил их там внизу и…
«Куба», — прервал его Сазерленд. «Одно имя, которое Алекс попросил главного инспектора добавить в свой список».
Именно тогда Пелем уронил чашку. Он с грохотом ударился об пол и разбился, пролив чай на брюки Стоукли.
«О Боже!» — воскликнул Пелем. «Я, должно быть, схожу с ума!»
— Ничего страшного, Пелхэм. Вот, я могу все это собрать и…
«Я совершил самую ужасную вещь», — сказал Пелхэм. «Совершенно ужасно. Я, должно быть, совсем старею».
— О чем ты говоришь, Пелхэм? — спросил Сазерленд. «Вы, голубчик, просто не способны сделать что-нибудь ужасное».
Пелэм глубоко вздохнул и уставился на двоих мужчин.
«Вы двое думаете, что человек, убивший Викторию, возможно, был кубинцем?»
«Да, в настоящее время мы изучаем такую возможность».
«Это может быть совершенно неважно», — сказал Пелэм, тревожно потирая руки в белых перчатках.
«В том, что ты пытаешься раскрыть хладнокровное убийство, Пелхэм, нет ничего неважного», — заверил его Стокли.
— Ну, это произошло примерно через неделю после того, как все вернулись с Карибского моря. После очень успешного завершения того, что его светлость с юмором назвал «личным кубинским ракетным кризисом». Вики была гостьей в этом доме в Лондоне, восстанавливаясь после испытания, связанного с ее похищением кубинскими повстанцами. Кто-нибудь не возражает налить мне немного виски? Я чувствую себя немного не в своей тарелке».
«Черт возьми, Пелэм, — сказал Стокли, — уже далеко за девять часов утра, я налью тебе стаканчик».
Стокли подошел к столику с напитками и взглянул на серебряные этикетки, свисающие с горлышек тяжелых хрустальных графинов. Он ни разу в жизни не выпил ни капли алкоголя и немного не понимал, что такое виски, а что нет.
«Это тот, что крайний слева, Сток», — сказал Сазерленд. «Пожалуйста, продолжайте, Пелхэм».
«Ну. В любом случае, Вики и Алекс прекрасно провели вечер в доме на Белгрейв-сквер. Они ужинали одни. После ужина я взял их и показал потайную комнату, где хранил все детские игрушки Алекса и сувениры. Там был прекрасный портрет лорда и леди Хоук. Алексу и мне каким-то образом удалось правильно повесить большую картину над камином в гостиной. Они долго сидели на диване, просто глядя на нее. Должен сказать, это было довольно эмоциональное переживание для Алекса, когда он наконец осознал смерть своих родителей».
— Что произошло после этого, Пелхэм? — спросил Стокли.
«Ну, как я уже сказал, той ночью была ужасная буря, и я разжег большой огонь в очаге. Он пылал, и я оставил их сидеть там, уютно и комфортно. мое острие. Когда я вернулся через несколько часов, я обнаружил, что они уснули. Было около трех часов ночи, и я решил просто накинуть на них меховое покрывало и пойти спать. Вот тогда это и произошло».
«Что?» — мягко сказал Сазерленд, поскольку старик явно был глубоко встревожен.
«Понимаете, я поднимался в свою комнату и услышал, как кто-то звонит у входной двери».
— В три часа ночи? — сказал Сазерленд.
«Да. Безумие, естественно, если только это не была какая-то чрезвычайная ситуация, которой не было. Я спустился, включил внешние фонари кареты, которые я выключил несколько минут назад, и открыл дверь. Там стоял мужчина. Там, под проливным дождем. Он был одет в черный плащ и держал большой черный зонт. Он объявил в ужасающе грубой манере, что ищет Александра Хоука. Я сообщил ему, что лорд Хоук в этот час почти не принимает». Дайте ему это, — сказал он и протянул мне маленький золотой медальон. Я узнал, что он принадлежал его светлости».
«Позже ты отдал его Алексу?» — спросил Стокли.
«Нет. Это ужасная вещь. Я сунул его в карман жилета и поплелся спать, намереваясь передать его его светлости на следующее утро. Когда я пошел готовить завтрак в семь, я нашел записку от его светлости, в которой говорилось: что он и Вики встали с рассветом и поехали в Хоксмур на несколько последних дней в Котсуолдс, прежде чем она вернулась в Америку. Я положил медальон в серебряную шкатулку, где он хранит все свои медали. И совершенно и непростительно забыл даже не упомянуть ему об этом. Поскольку он никогда не смотрит на свои медали, я совершенно уверен, что он до сих пор ничего об этом не знает».
Стокли, глядя не на Пелема, а на Сазерленда, спросил: «Как выглядел этот медальон?»
«Это была медаль Святого Георгия, — сказал Пелэм. — На обратной стороне были его инициалы. Подарок его матери. Я заметил, что он не носил ее по возвращении с Кубы, и спросил его об этом. Он рассказал по-моему, он потерял его там.
«Это медаль, которую Алекс носил на шее в ту ночь, когда мы спасли Вики, Росс», — сказал Сток. «Один из охранников перерезал золотую цепочку и отобрал ее у него. Мы были так заняты, пытаясь выбраться оттуда живыми, что совсем забыли об этом».