Солдат Рон (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator". Страница 31
К завязшим пехотинцам подъехали без происшествий. Противник занял два крайних дома, которые оборудовал мешками с песком и противотанковыми валами, дабы английские танки просто не проехали домишки с тонкими каменными стенами насквозь. Огонь имперцы вели интенсивный, плотно прижав пехоту к земле.
Рон, как стрелок носовой полусферы, сразу же получил возможность вести огонь. Пулемёт его окончательно остыл, поэтому Рон вытер пот со лба и взял на прицел окно, из которого в почти непрерывном режиме палил германец с пулемётом. Очередь, абсолютно никакой отдачи, а огонь пулемётчика затих.
- Отстрелять осколочные по первому этажу левого дома! Зарядить зажигательные! – приказал командир танка.
Два раската грома, в первый этаж недоступного Рону дома врезались два снаряда, не нанеся существенного урона.
- Наводчики! Огонь в окна первого этажа! – приказал командир.
Снаряды врезались в давно уже потерявшие стёкла окна, взорвавшись внутри яркими огненными вспышками. Несколько горящих людей заметались внутри, их криков не было слышно из-за непрекращающегося стрекота пулемётов и грохота винтовок.
- Перезаряжен! Перезаряжен! – доложили наводчики.
- Правый дом, огонь по окнам первого этажа! – приказал командир.
Снаряды врезались в окна правого дома, разбросав пламя по помещениям, которые быстро охватили соседние комнаты, будто дом заранее пропитали бензином. Снова мечущиеся горящие фигуры. В зоне обзора их было двое.
Рон с ужасом замер и смотрел на горящих людей, потом опомнился и двумя очередями сбил их с ног. Никому он не желал бы такой смерти, как заживо сгореть в химическом огне.
В душе было паршиво, несмотря на все самоубеждения, оправдания и затыкатели совести, всё равно было стойкое ощущение, будто он занимается чем-то плохим.
“Ага, убивать людей – это хорошо! Мерлин...” – с рвущим душу отчаяньем подумал Рон, продолжая обстреливать дом. – “А что если в этом доме не только германцы?”
Последняя мысль заставила похолодеть. Не факт, что гражданских эвакуировали, уж что Рон знал о командовании, так это то, что оно о некоторых вещах совершенно не думает, особенно когда враг стремительно сокращает дистанцию.
Словно в подтверждение его самых поганых опасений, из окна второго этажа выпрыгнула какая-то женщина, упав где-то в саду.
- Мордред подери! – Рон продолжил стрельбу несмотря ни на что, но теперь предельно внимательно смотрел, куда стрелял.
С этого момента он был очень рад, что у него в руках не пятидесятый калибр. На тренировочном полигоне он видел последствия стрельбы из американского Браунинга М2, который одной пулей прошивает две тонких кирпичных стены навылет. Может и больше, с учётом того, что вторую стену пуля прошла очень уверенно. С одной стороны, это позволило бы очень быстро разобраться с противниками в домах, но вот брать на душу ещё и гражданских, женщин и детей, Рону вообще не хотелось. Он считал себя не таким уж и плохим человеком, да и голова сейчас готова была взорваться от увиденного. А казалось, будто его уже ничем не напугать и не удивить. Война упорно доказывает ему, что он ещё много чего не увидел и не узнал.
Бой продолжался, пехотинцы подобрались очень близко и забросали первый этаж правого дома гранатами. Но в этом не было необходимости, так как дома во всю полыхали – выживших там теперь точно нет.
- Противник на шесть часов! – прокричал из шлемофона младший капрал О’Келах, стрелок кормовой полусферы.
- О сука... Орудия развернуть назад! – капитан не сразу среагировал на изменения в картине боя. – Бронебойные зарядить! Механик, разворот на месте на сто восемьдесят!
Танк почти моментально начал разворачиваться, Рон приготовился открыть огонь по приборам наблюдения и пулемётным башенкам вражеского танка, как учили. То, что с тыла вражеские танки, можно было понять по возгласу командира “О сука...”, а для непонятливых был приказ: “Бронебойные зарядить!” Рон всё понял ещё по первой реплике, так как пехота никакой серьезной угрозы нести не может, ибо средств пережить огонь стрелков из башенок у них нет, а танк в тылу – это большая проблема. Броня в корме не такая толстая, как лобовая, поэтому германские танковые орудия вполне могут найти слабое место, через которое доберутся до двигателя, а это верная смерть.
Удар Рон почувствовал отчетливо, а значит фрицы медлить и думать не стали, начав обстрел подставившегося танка. Следующий снаряд пробил корпус и врезался в противоположную стенку. Рон увидел разбрызгавшиеся искры, что было определённо плохим знаком. Следующие звуки в шлемофоне обнадёжили, но не сильно.
- Повреждения минимальные! – доложились стрелки с левой полусферы.
Как знал Рон, это значит, что конкретно стрелки и их оружие в порядке, а что сделали снаряды, преодолев зону их ответственности, придется выяснять после боя.
Вообще, когда снаряды пробивают танк – признак приближающегося конца и недостаточной компетентности командира, но сегодня это означало лишь то, что их переиграли, заманив в весьма нехарактерную для этой войны засаду.
Деревня превратилась в захлопнувшуюся ловушку, приготовленную специально для них. Пехота вновь была подавлена пулемётным огнём из огневых точек, которые молчали до этого момента. Из неприметных сарайчиков и некоторых домов выехали танки, а из подвалов и погребков быстро выбирались имперские гренадеры с противотанковыми средствами.
Рон всерьёз начал беспокоиться только когда два германца выстрелили из противотанкового ружья аккурат под триплекс. Башню они не пробили, но искры выбились знатные. Если у них достаточно квалификации, чтобы стрелять в одно и то же место, то его смерть лишь вопрос времени. Благо, никто не запрещал стрелять.
Росчерк пулемётной очереди сбил одного солдата из расчёта, как раз подающего крупнокалиберный патрон второму. Вроде как осуществить это должно было быть непросто, ведь их прикрывал пласт мешков с песком, но это дело статистики и точности. Очередь из двенадцати патронов просто должна была кого-то из них зацепить, что и требовалось доказать.
После боя Рон ещё поймает себя на мысли, как легко меняется восприятие во время боя. Пока германцы не имели средств для борьбы с танком – он воспринимал их как людей, но стоило им начать угрожать существованию лично его – они резко стали восприниматься как смертельно опасные противники. Уже не люди, но враги.
У соседнего танка, девятьсот тридцать второго номера, начались проблемы с пехотой, опасно приблизившейся на дистанцию броска противотанковой гранаты. Медлительностью германцы никогда не отличались, поэтому на крышу корпуса соседа начали падать спайки корпусов обычных Stielhandgranate(1) с одной рукоятью, которые, как объясняли на курсах, являлись основным способом борьбы с бронетехникой у германской пехоты.
Из сведений руководств по характеристикам Mark F, эти противотанковые гранаты не способны пробить ни крышу корпуса, ни его днище, но неприятностей доставить в состоянии. Лично Рон очень не хотел бы, чтобы на крыше его башенки взорвался один фунт аммонала, ведь это вряд ли ему понравится, вон левое ухо звенит от простого удара болванкой по броне где-то в футе от него.
- Наводчики! Стрельба по готовности! По бронетехнике противника! – уверенный голос командира танка из шлемофона немного успокоил. Может Рон зря переживает, и танк рассчитан на подобные ситуации?
Трак соседнего танка сорвало удачно упавшей гранатой. В броню начали почти непрерывно дубасить бронебойные болванки. Кажется, 20-мм пушка на германском легком танке взяла своё слово.
Командование посмеивалось над малюсенькими однобашенными танками германцев, которыми они начали всё интенсивнее снабжать войска. Рон теперь их пренебрежения отнюдь не разделял.
- Я ранен! – доложил бортовой стрелок Генри Фоди, обычный английский парень из-под Ливерпуля.
Даже сквозь оглушающий грохот пробились тяжелые шаги медика, француза в звании старшего капрала медицинской службы, Бриана Буавена. Квалификация у него довольно высокая, в Великую войну он пережил Верден, участвовал в битве при Сомме, где до конца выполнял свой долг. Как-то так сложилось, что в эту войну, которой ещё не дали названия, его направили в английский учебный центр для повышения медицинской квалификации, откуда его забрали в танковый экипаж.