Летняя гроза - Харт Кэтрин. Страница 39

Ветер чинил седла, сбрую, приводил в порядок свое оружие, Гроза готовила и шила. Они провели вместе много приятных часов, чередуя выполнение работ по хозяйству с любовными играми. Признавшись, что полюбила его, Гроза не уставала напоминать Ветру об этом, а он всегда был готов слушать эти ее слова.

Отложив лук и стрелы, Ветер сшил для себя и жены по паре снегоступов. Гроза пришла в восторг! Безвылазно сидеть столько времени в вигваме было для нее тяжким испытанием.

— Ты напоминаешь мне темную упитанную утку! — сказал Ветер, наблюдая, как она отважно шагает в снегоступах. Укутанная в меховую одежду и пребывающая в блаженном состоянии Гроза шла впереди него.

Обернувшись, она метнула на мужа суровый взгляд и чуть не потеряла равновесие.

— В этой одежде ты тоже не являешь собой верх изящества. Ты похож на большого гуся, который пытается исправить свою косолапую походку!

— Косолапую? — со смехом переспросил Ветер.

— Да, — подтвердила Гроза и решила показать наглядно. — Вот так. — Но, не привыкшая к новой для нее обуви, Гроза едва успела сдвинуть носки, как у нее заплелись ноги, и она головой вперед полетела в пушистый снег.

Фыркая и отплевываясь, Гроза подняла голову и увидела согнувшегося пополам от смеха Ветра, нисколько не волновавшегося, ушиблась она или нет.

— Ах ты, презренный койот! — крикнула она. — Я покажу, как смеяться надо мной!

Дотянувшись, она схватила Ветра за щиколотку и дернула. Он покачнулся, стараясь удержаться на ногах, и рухнул рядом с женой. Следующие несколько минут они катались и боролись в снегу, пока задохнувшаяся Гроза не сдалась.

— Твоя взяла! — выдохнула она из-под навалившегося на нее Ветра. Но напоследок ткнула его в бок локтем.

— О-о-о! Женщина, разве так обращаются с любимым мужем? — Его глаза смеялись, он погладил Грозу по влажному разрумянившемуся лицу.

— Муж мой, — проворковала она, улыбаясь холодными губами, — разве так обращаются с любимой женой которая к тому же носит твоего первенца?

Лицо Ветра застыло, он умолк.

— Правда? — наконец прошептал он. — Ты уверена? Ты не шутишь, ведь это очень важно?

Гроза кивнула.

— Я уверена. Разве ты не заметил, что у меня налились и стали очень чувствительными груди? — Она дотронулась до холодной щеки Ветра, и ее лицо вдруг стало очень серьезным. — Ты не сказал, доволен ли ты, моя любовь?

— О, моя маленькая Мать-Земля! У меня нет слов, чтобы выразить свою радость! — заверил ее Ветер и с нежностью стряхнул снег с лица жены. — Я люблю тебя, — тихо проговорил он, касаясь губами ее губ.

Спустя довольно продолжительное время потеплевшие и припухшие губы Грозы ответили:

— Я тоже люблю тебя, Вольный Ветер. Люблю всем сердцем.

* * *

Согласно подсчетам Грозы, их ребенок должен был родиться в середине июня, в Летнюю Луну. По счастью, ее мать сможет приехать из Пуэбло как раз к родам. Гроза надеялась на это, потому что очень хотела, чтобы Таня была рядом, когда родится ее внук. Гроза, конечно, любила Пугливую Олениху, мать Ветра, но совсем другое — родная мать, особенно если она так нужна.

Если и раньше Ветер оберегал жену, то сейчас он стал осторожным вдвойне. Он не подпускал Грозу к лошадям, не позволял ей гулять в снегоступах одной, только в его сопровождении. Он пошел дальше и предложил, чтобы его сестра переселилась к ним в вигвам и помогала Грозе: носила воду и собирала хворост.

Терпению Грозы пришел конец.

— Вольный Ветер, пожалуйста, перестань нянчиться со мной. Я не больна, я всего лишь ношу ребенка.

— Моего ребенка, — подчеркнул он. — И я не хочу, чтобы ты как-то повредила себе или малышу. Ты не должна носить тяжелые охапки хвороста и воду с реки. А вдруг ты оступишься или поскользнешься?

— Хорошо, пусть Звонкий Жаворонок помогает мне днем, если ты так настаиваешь, но я бы предпочла, чтобы на ночь она уходила к себе.

— Почему?

— Почему?! — Гроза недоверчиво посмотрела на мужа. Она стояла, подбоченившись, и недовольно качала головой, не понимая, как мужчины могут быть настолько невнимательны. — Вольный Ветер, мы еще много недель можем заниматься любовью. Если Звонкий Жаворонок переберется к нам, это время значительно сократится. Ты этого хочешь? Ты больше не хочешь меня, раз я стала такая толстая?

— Летняя Гроза, — преувеличенно сдержанно заговорил Ветер, — где сейчас спит Звонкий Жаворонок?

— В вигваме твоего отца.

— Верно. И ты думаешь, мои родители больше не занимаются любовью?

Гроза наморщила лоб.

— Думаю, занимаются. Не знаю. А что?

— Поверь мне, Летняя Гроза, занимаются. И мы тоже будем, потому что я всегда хочу тебя, даже теперь, когда ты носишь нашего ребенка.

— Нет, Вольный Ветер. Если Звонкий Жаворонок переселится в наш вигвам, мы больше не сможем заниматься любовью. Я отказываюсь: моя золовка будет лежать в каких-то двух шагах от нас. — Гроза хотела особенно подчеркнуть именно этот момент. — Я не собираюсь давать представление, как ученый медведь! — прошипела она.

Ветер разрывался между гневом и смехом. При желании его молодая жена бывала очень упряма.

— Не могу поверить, что ты настолько стыдлива в этих делах! — заявил он. — Или ты просто упрямишься? Нет ничего необычного в том, что несколько семей живут в одном вигваме, или слуги и рабы живут вместе со своими хозяевами. Даже твоя мать принимала это, иначе ты так и не появилась бы на свет.

— Я не моя мать! — крикнула в ответ Гроза. — Я дорожу своим уединением и не уступлю! Если ты настаиваешь на присутствии здесь твоей сестры, можешь отправляться куда угодно для удовлетворения своей похоти! Хоть в вигвам к потаскухам!

Ветер был потрясен тем, что Гроза знает не только о существовании этого вигвама, но и о его предназначении. Более того, жена любого шайенна скорее дала бы отрезать себе язык, чем проговорилась мужу, что знает об этом.

Хотя при переселении в резервацию часть пленных освободили, многие так и остались с индейцами. Солдаты правительственных войск, как правило, не различали индейцев разных племен. Поэтому они проглядели почти всех рабов, белый цвет кожи которых не был ярко выражен. И теперь, спустя годы, в этом вигваме обитали дочери тех первых опустившихся, хотя иногда и не по своей воле, женщин. Они были изгоями общины, и племя признавало их только в этом качестве.

Среди них, разумеется, было и несколько женщин из племени шайеннов, которые не дорожили своим целомудрием или не уберегли своей девственности. Обесчестив себя, они присоединились к остальным распутным женщинам и предлагали услуги мужчинам племени, желавшим удовлетворить свою похоть. Платили женщинам пищей и одеждой, для которых это было единственным средством выжить.

В юности Ветер посещал этот вигвам, иначе где еще он мог узнать столько о женском теле? Как еще мог научиться тому, что приятно женщине или ему самому, и испытать свои мужские возможности? Порядочных девушек племени строго оберегали, и мужчин до свадьбы они не знали. Кроме того, как и большинство шайеннов, Ветер не взял бы в жены девушку, которая ценила себя столь невысоко.

— А зачем мне пользоваться их грязными ласками? — сказал Ветер в ответ на гневную тираду Летней Грозы. — Мне проще завести вторую жену. Она станет помогать тебе по хозяйству и ублажать меня, если ты откажешься.

Высокомерный тон Ветра возмутил Грозу, но его предложение — это было уже слишком!

— Ты не сделаешь этого! Ты не посмеешь! — с ужасом и негодованием воскликнула Гроза.

Она испугалась, что зашла слишком далеко, и он действительно поступит так, как сказал.

— Я могу, и я поступлю так, если захочу. Хорошо бы тебе вспомнить, что здесь мы живем по законам шайеннов, а не белых людей. Здесь мужчина может иметь столько жен, сколько может обеспечить, и никто ничего не смеет ему сказать. Если я захочу вторую или третью жену, твои возражения меня не остановят.

— Вольный Ветер, пожалуйста, не делай этого! — обратила к нему молящий взор Гроза, ее золотистые глаза наполнились слезами. — Я старалась принять все законы шайеннов, правда, старалась, и для меня это было нелегко. Я не привыкла к таким ограничениям моей возможности уединиться. Возможно, со временем я приму и это, но сейчас я не готова. Пожалуйста, не проси Звонкого Жаворонка ночевать в нашем вигваме. Пожалуйста, не бери вторую жену. Это разобьет мне сердце, и страшно подумать, что станет с моей любовью к тебе.