Тайна жизни: Как Розалинд Франклин, Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли структуру ДНК - Маркел Ховард. Страница 43
Когда приехала Розалинд Франклин, мы предполагали, что она подойдет для обыденной роли, то есть будет себе посиживать среди мензурок, весов, центрифуг и чашек Петри, но нет. Розалинд, казалось, вовсе не стремилась влиться в коллектив, это никого особо не волновало, в конце концов, это было ее решение, и все уважали право личности на своеобразие. Те, кто недоброжелательно относился к Франклин, говорили, что она просто ненавидит людей независимо от пола. Ее поведение и речь были довольно бесцеремонными, и все невольно отстранялись, замыкались и, естественно, так и не узнавали ее получше. Она не могла заниматься болтовней ради общения – это была скука и потеря времени. А мы, простые смертные на глиняных ногах, любим поболтать!
Почему Розалинд Франклин и Уилкинс так плохо ладили? Вот Морис Уилкинс – воспитанный тихоня, блестящий экспериментатор, который практически никогда не скандалил, хотя бывал упертым. Вот рентгенограммы подготовленных им образцов ДНК, и он понимает, что они великолепны, что на них есть все данные, нужные, чтобы установить молекулярную структуру, к чему он стремится, но чувствует полнейшее бессилие из-за того, что не обладает знаниями математики, требующимися для этого.
И вот Розалинд Франклин, самоотверженный опытный исследователь, она смотрит на картины дифракции и понимает, что из них нелегко извлечь результат и впереди месяцы нудных расчетов и построения моделей (тогда компьютерного анализа рентгенограмм еще не было, все делали вручную). Возможно, она боялась, что нетерпение Уилкинса будет давить на нее, и отстаивала свое право работать в собственном темпе и по-своему. Возможно, спиральные молекулы ДНК стали для нее наваждением, и она невольно взрывалась всякий раз, когда Уилкинс пытался обсуждать с ней эту тему. Розалинд была слишком одержимой и все принимала слишком близко к сердцу – ей бы поделиться с Уилкинсом, что для решения задачи нужна помощь, но она не желала, чтобы ей помогали.
Уилкинс стоял перед дилеммой и искал помощи коллег. Можно ли его за это винить? Такие преданные своему делу люди, как Розалинд Франклин (независимо от пола): великие художники, ученые, писатели, скалолазы, спортсмены или Флоренс Найтингейл, – одержимы целью и самоотверженны, а люди для них на втором месте после владеющей ими страсти. Жить с ними рядом невыносимо, однако именно они вписывают новые страницы в историю человечества. Розалинд Франклин просто не удалось написать такие страницы, но за свою короткую жизнь она немало повлияла на ход научных достижений {546}.
Физик Марджори Мьюэн, работавшая в той же лаборатории, иного мнения: «Боюсь, у Розалинд была личностная проблема. Не знаю, кто еще в такой же мере был лишен чувства юмора, иначе мелкие разногласия легко было бы урегулировать». Тем не менее Мьюэн с сожалением отмечает, что память о Розалинд опорочена и образ ее искажен как Уотсоном в «Двойной спирали», так и Энн Сейр в книге «Розалинд Франклин и ДНК»; она буквально проклинает подобных авторов {547}.
Уилкинс обсуждал с отзывчивым Реймондом Гослингом, как улучшить отношения с Франклин. Тот вспоминал: «Они с Морисом были очень разными, потому и оставались далеки друг от друга, и их отношения развивались от плохого к худшему… Розалинд не нравилось говорить с Уилкинсом на рабочие темы, хотя он, надо отдать должное, упорно пытался наладить контакт с ней» {548}. Уилкинс даже последовал юношескому совету Гослинга преподнести Франклин оливковую ветвь в виде коробки шоколада, которую она отвергла, сочтя это избитым жестом человека из среднего класса {549}.
В начале мая 1951 г. высокомерная неприязнь Франклин достигла максимума. Уилкинс столкнулся с технической проблемой: как добиться влажности волокон ДНК из материала Зигнера, соответствующей той, которую ДНК имеет в условиях живой клетки. Выделенная из клетки, ДНК плохо поглощает воду, и образец не удается сделать влажным, просто погрузив в воду. Долгие месяцы Уилкинс не мог добиться, чтобы волокна набухали более чем на 20–30 %, и эта неудача направила его по ложному пути: он стал продвигать идею, что ДНК состоит только из одной спиральной цепи {550}.
Однажды утром Франклин вошла в лабораторию, изготовившись к битве {551}. Пока Уилкинс, склонившись над лабораторным столом, тщательно скручивал и вытягивал длинный волокнистый образец стеклянной палочкой, она стояла у него над душой, неодобрительно качая головой. Розалинд осмотрела ванночку с водой, в которой он увлажнял волокна ДНК, и предложила решение: вводить в камеру водород, пропущенный через солевой раствор. Уилкинс стал возражать, опасаясь, что соль может вызвать в ДНК неестественные изменения. С немногими пояснениями и еще меньшим терпением Франклин ловко продемонстрировала, как избежать искажения образца {552}. В своей последующей работе она довела до совершенства управление влажностью образца ДНК, используя специальные осушающие агенты и обратно повышая влажность, что позволяло использовать один образец многократно {553}.
Вместо того чтобы поблагодарить Франклин за совет, Уилкинс вскипел, поскольку его «уделали» перед всей лабораторией, и кто – женщина! По его мнению, которого он придерживался еще лет двадцать, в предложении Розалинд не было ничего оригинального и новаторского {554}. Хуже того, она очень высокомерно держалась при этом: «Она всегда держалась высокомерно. А тогда у нее все получилось просто случайно, и вот именно случай и был ее вкладом» {555}. В 2003 г. он наконец признал, что открытие Франклин едва ли было случайным и что, мастерски владея методами физической химии, она знала, какие соли нужны для изменения влажности, и… была права, призывая их использовать {556}. Так или иначе, тем утром Уилкинс лишился уважения Франклин – и знал об этом.
Враждебность в отношениях Франклин и Уилкинса усилилась в июле 1951 г. на семинаре по белкам, организованном Максом Перуцем в Кембридже (месяца за три до того, как Уотсон приехал туда работать). Польщенный возможностью выступить в зале, где Эрнест Резерфорд рассказывал о многих своих открытиях, Уилкинс доложил о своей работе на Зоологической станции в Неаполе и сообщил, что на полученных им в последнее время дифракционных рентгенограммах выявляется центральная Х-образная область – «крест» {557}. Ни Уилкинс, ни присутствующие на семинаре в тот летний день не могли интерпретировать эти данные, но все увлеклись – за исключением Франклин, пришедшей в крайнее раздражение. Когда доклад завершился, она сразу вышла, дождалась Уилкинса за дверями зала и категорично заявила ему, что кристаллографические исследования – ее область: «Возвращайтесь к своим микроскопам!» (Уилкинс и Уилли Сидз применяли для анализа образцов ДНК ультрафиолетовую микроскопию {558}.) В 2003 г. Уилкинс вспоминал этот унизительный момент так ярко, словно он произошел накануне. Он был потрясен этим, по его мнению, возмутительным приказом, прозвучавшим сразу же после того, как он говорил о перспективном достижении: «С чего это я должен был остановиться? Какое она имела право указывать мне, что делать? Неужели не понимала, что сделанное мной пригодится и для ее работы?» К чести Уилкинса, он воздержался от словесной перепалки в надежде, что все само нормализуется, однако этого не произошло {559}. Реакцию Франклин можно понять, если учесть, что в письме Джона Рэндалла при приеме на работу в Королевский колледж ей поручалось возглавить изучение нуклеиновых кислот методом рентгеновской кристаллографии {560}. Говорят, что Рэндалл будто бы не довел этого до сведения Уилкинса.