Старые деньги - Чайка Мирослава. Страница 13

– Мечта – это, конечно, хорошо, но есть одна маленькая загвоздка. Прежде чем туда отправиться, тебе нужно сходить в кабинет отца и взять из шкатулки на столе ключи от моей «ламбы».

– От чего?

– От «ламбы», «ламборгини» – машина такая желтая, четыре колеса, так понятно?

– Понятно, а почему я?

– А потому, что если по какой-то причине отец все же узнает, что ключи пропали, то тебя ругать он не будет. Ты же теперь его любимица.

Камиль такой план не устраивал. Она только рассказывала, что никогда ничего в жизни не брала чужого, и тут такое предложение.

– А чем ты так разозлил Льва Петровича? За что он у тебя отобрал машину?

– Да сущий пустяк. Секс в общественном месте.

Камиль от его слов вспыхнула, смутилась и, прикрывая рот рукой, прошептала:

– Ты занимался этим в общественном месте?

– Говорю тебе, ерундовое дело – всего лишь последний ряд кинотеатра. Да и фильм был никудышный, – ответил Лео, а потом понизил голос и, слегка погрустнев, добавил: – Как, впрочем, и секс.

Камиль молчала, переваривая услышанное, представив жутко неприличную сцену в кинотеатре, а потом категорично замахала головой:

– Нет, и не упрашивай, я не могу пойти без разрешения в кабинет Льва Петровича.

– А я и не собирался упрашивать. Обычная сделка. Ты берешь для меня ключи, а я не рассказываю про твоих червей.

– Слушай, Лео, а может, проще на такси, а?

– Не терплю такси, и притом в машине у меня есть наличка. А без денег кто нас пустит на каток? Ты ведь хочешь исполнить свою мечту? Пушистые варежки, белый снежок – глупышка Камиль идет на каток…

Камиль стояла в нерешительности, покусывая губы, что-то прикидывая в уме, и, несколько раз вздохнув, все же медленно поплелась к кабинету Льва-старшего, спрашивая по пути:

– А там коньки напрокат дают?

– Дают, – односложно ответил Лео, подталкивая ее к двери.

– И горячий глинтвейн делают?

– А как же без глинтвейна.

– А если, наоборот, мороженого захочется?

– Ну, мороженого там вообще хоть отбавляй.

Когда Камиль спустя минуты три дрожащими руками протянула Лео ключи от его автомобиля, щеки ее пылали, глаза сияли не хуже электрических лампочек одновременно от страха быть пойманной на месте преступления Львом Петровичем и от предвкушения ночного приключения.

– Вот, держи. Только как же теперь ты из гаража выедешь незамеченным охраной?

– Не боись, там у меня все схвачено, – подбрасывая ключи одной рукой, радостно проговорил Лео и поспешно стал натягивать куртку.

– Постой, я быстро сбегаю за варежками, – кинулась к лестнице Камиль, но юноша ее остановил, поймав за руку.

– Зачем тебе варежки?

– Я катаюсь не очень хорошо, вдруг упаду, лучше, чтобы руки были в варежках, лед-то холодный.

Лео, прежде чем продолжить разговор, покачал отрицательно головой и сделал непривычно серьезное лицо.

– А с чего ты решила, что поедешь со мной? У меня даже в мыслях не было тебя брать на каток. Разве я говорил, что поедем вместе? Меня там ждут друзья, а твои друзья, как я понимаю, – пиявки и лягушки.

Камиль от его слов остолбенела. Она медленно высвободила свою руку, растерянно попятилась назад и, запинаясь, еле слышно пролепетала:

– А как же елка в огнях и музыка… моя мечта?

– Ну, это не ко мне. Я что, похож на Деда Мороза? Боюсь, написать ему письмо ты тоже уже не успеешь, но, может, в следующем году повезет.

Лео старался не смотреть Камиль в глаза, потому что на ее рыжих ресницах заблестели две крошечные слезы, которые предательски покатились вопреки ее нежеланию. И как она ни старалась скрыть унизительность своего положения и сделать вид, что вовсе не расстроена, Лео видел, что она разочарована – да что там разочарована, ей было больно до слез. Схватив в руки шарф, он повернулся к выходу и, чувствуя себя настоящим подлецом, поспешил на улицу, бубня себе под нос, что все это к лучшему и для него, и для самой Камиль.

Дверь захлопнулась так гулко, будто пустое ведро бросили в глубокий колодец. Даже хуже – Камиль показалось, что этим ржавым, расколовшимся на острые осколки ведром ударили ей в грудь. Она несколько секунд стояла, ловя ртом воздух, а потом опустилась на ступеньку и заплакала так громко, как могут позволить себе только дети:

– Ненавижу! Ненавижу! Ну какой же гад! Я ради него через себя переступила, душу вывернула, про детскую мечту рассказала, а он меня как собачонку отшвырнул, – причитала она сквозь слезы.

В доме было очень холодно: то ли мороз на улице крепчал, то ли дрожала Камиль по другой причине. Вдоль лестницы, на которой она сидела, расположилась галерея старинных портретов. Здесь были все Тургеневы последних нескольких веков. Чопорные, важные, Камиль казалось, они смотрели на нее очень надменно, может, даже слегка качали головой. Она растерла ладонью остатки слез по щекам и прошептала: «Ну ничего, я покажу тебе Деда Мороза!» – а потом плотно сжала кулаки, словно собиралась выйти на ринг с невидимым противником, и помчалась обратно на кухню.

На кухне по-прежнему горел слабый голубоватый свет над вытяжкой, все так же мерно тикали настенные часы в виде большой фарфоровой тарелки со стрелками, расписанной птицами в стиле шинуазри, и все там же, на краю стола, стоял красный пластиковый бокс с опарышами, которых Камиль так и не успела спустить в унитаз. Она схватила его в руки, злобно скрежеща зубами, пулей помчалась на второй этаж, прямиком в комнату Лео.

Спальня Лео больше походила на жилище шестнадцатилетнего подростка. Чего здесь только не было: коллекция ярко декорированных скейтбордов, над которой на стеклянной полке была представлена не менее впечатляющая коллекция наушников разных цветов, размеров и модификаций. На письменном столе возвышался огромный изогнутый монитор, клавиатура и всевозможные геймерские принадлежности. Над широченной двухметровой кроватью висела люстра в виде средневекового дирижабля, а в углу, у окна примостилась скульптура обнаженного юноши с копьем в руках в человеческий рост.

Камиль, все еще всхлипывая из-за недавних рыданий, нашла глазами комод и прямиком направилась к нему, по пути задев деревянный мольберт, на котором стоял портрет в резной золоченой раме. Мольберт зашатался, и девушка, не успев отреагировать, сморщилась, наблюдая, как картина, грохоча, упала на пол.

– Вот блин! Ну это только Лео мог такое придумать. Рисовать картину прямо в раме. Небось мамочка ему купила готовый портрет, а он только кисточкой усы подрисовал, – зло бубнила Камиль, пристраивая картину на место.

Недолго думая, она выдвинула верхний ящик комода и, обнаружив там майки и трусы Лео, высыпала туда половину своих опарышей, тщательно перемешав их с вещами. Вторую половину она отправила в нижний ящик, где хранились носки и одежда для тренировок.

– Теперь, прежде чем меня обидеть, трижды подумаешь, чем это тебе обернется! – довольная содеянным, произнесла девушка и села на мягкую кровать, застеленную серым стеганым покрывалом. – Посмотрим, как ты завтра будешь вопить на весь дом и жаловаться нянькам.

В комнате было довольно светло от сияния новогодних гирлянд. Ими была украшена невысокая живая ель, стоящая у окна. Камиль втянула носом ее аромат и подумала, что Лео поленился повесить на елку, кроме огоньков, еще и игрушки, ей даже захотелось это исправить. И если бы она не была так зла, то непременно устроила бы сюрприз, украсив елку к его возвращению.

Прежде чем вернуться к себе, Камиль, осторожно ступая по поскрипывающему паркету, подошла к книжному шкафу, в который небрежно были поставлены книги по живописи и скульптуре – большие иллюстрированные альбомы об архитекторах, художниках и энциклопедии по истории искусств. Она не удержалась и потянула самую яркую книгу в голубом глянцевом переплете, но не успела взглянуть даже на название, как дверь комнаты открылась и послышался негромкий голос Дианы, разбуженной шумом от упавшей картины:

– И что это мой милый львенок еще не спит в такой поздний час?