Прелюдия (СИ) - Горохов Александр Викторович. Страница 29

Ещё не веря, что страшная лобовая атака кончилась так просто, без всяких последствий и даже как-то непроизвольно, я некоторую долю времени летел в напряжённом ожидании столкновения: ведь ни я, ни противник — никто не отвернул. По крайней мере, так мне показалось. «А что же с остальными?», — опомнился я, круто разворачиваясь, чтобы немедля, уже с лучшего положения повторить нападение. Но своих возле меня не было. Я вздрогнул от такого открытия и отпрянул в сторону. Кругом творилось что-то невообразимое: воздух кишел самолётами и блестел огнем. Показалось, что само небо горит, что какой-то бешеный ветер раздувает это пламя, всё захлестывая, крутя, ничего не оставляя в покое.

Я растерялся и не знал, что делать. Никакого строя нет: где свои, где японцы, разобрать невозможно.

«Если оторвался в бою от строя, то сразу же пристраивайся к первому, кого увидишь из своих». Я вспомнил этот наказ бывалых летчиков и хотел сделать именно так, как они говорили. Но тут перед самым моим носом очутился японский истребитель, похожий на хищную птицу с большими крыльями и неподобранными лапами. Я бросился за ним, позабыв обо всём. И, возможно, настиг бы его, если бы не внезапная белая преграда, пересекшая мне путь. Свернуть я не успел, самолёт дернуло… Парашютист! Неужели свой? Прямо на меня валился горящий белый самолёт, только что оставленный парашютистом — враг!

Едва избегнув столкновения с тяжёлым факелом, я оказался рядом с японским истребителем, который шел со мною одним курсом. Некоторое время мы летели парой: ни он, ни я в течение этих секунд не пытались ни отстать, ни отвернуться — каждый искал наилучший способ обмануть «соседа», чтобы зайти к нему в хвост. Я хорошо мог разглядеть голову японского лётчика. На ней была сетка с вделанными наушниками — радио, важное преимущество, которым никто из наших лётчиков в наших первых боях не располагал. Буквально до позавчера, когда немолодой в моём представлении лейтенант-связист не установил и не настроил в наших самолётах эти приборы. Но мы всё равно ещё не привыкли ими пользоваться.

Пытаясь обмануть врага, я плавно начал сбавлять газ, чтобы отстать и оказаться позади, но японец разгадал это нехитрое намерение и спокойно повернул лицо в мою сторону. Наши взгляды встретились.

Вместо испуга, злобы или решительности, ожидаемых мною, на небольшом смуглом лице противника с усиками я увидел хладнокровную, снисходительную усмешку. Мне стало не по себе. «Рубану крылом по кабине!», — и, может быть, мы оба разлетелись бы от удара, если бы в тот же момент японец не был пронизан пулемётной очередью: его кабина мгновенно обволоклась огнем и дымом.

И-16, уничтоживший вражеский истребитель, проскочил над жертвой, помахивая мне крыльями и не замечая, что сзади у него сидит другой японец. Я поспешил ему на помощь. Враг оказался удачно посаженным на прицел в упор. Я нажал гашетки, и от вражеского истребителя полетела труха и пыль, точно это был какой-то старый мешок. Меня обдало ею, по крыльям и кабине застучали дробные удары мелких осколков. Я резко взял вверх, чтобы пристроиться к своему самолёту, уже мчавшемуся в атаку на звено противника.

— Спасибо, — хрипнул в наушниках голос спасённого.

Неизвестный товарищ стрелял мастерски. Короткая очередь — и ещё один японский истребитель пошел вниз, а другой сумел вывернуться… И вдруг этот напористый И-16, уничтоживший двух японцев, задымил… Лётчик, борясь, видимо, с огнем, швырнул свою машину в сторону. Огонь вырвался наружу. Лётчик выпрыгнул.

Вид яркого парашютного купола, выросшего над летчиком-героем, вызвал у меня приступ бурного восторга. Жив! Два японских истребителя сделали попытку расстрелять беззащитного. Наши бросились им наперерез, но в следующий момент произошло нечто ужасное: горящий И-16 падал прямо на парашютиста… Тут по моему самолету, словно плетью, хлестнула пулемётная очередь, в глазах что-то блеснуло. Помня, что от И-16 нельзя уходить разворотом, я без колебаний отдал ручку управления до отказа «от себя» и мгновенно провалился вниз.

Перевод машины в пикирование был так груб и резок, что меня наполовину вытащило из кабины из-за ослабленных перед вылетом привязных ремней, а управление вырвало из рук.

Внезапно выросла близкая земля. «Конец всему. Так глупо?» Я напрягся, чтобы втянуться в кабину. Чуть осел, ухватился за борта. Это позволило сделать еще одно движение — рывок всем телом — и правая рука ухватилась за ручку управления…

Самолёт снова оказался в моей власти. С каким-то ликующим воплем торопился я кверху, к солнцу, к товарищам.

Воздух по-прежнему сверкал огнём и металлом. Носились тупоносые И-16, подобно волчкам, крутились И-15: число японских истребителей продолжало возрастать… Они отличались от наших своей белизной, неубирающимися шасси и плавными, мягкими, ястребиными движениями.

Я врезался в самую гущу боя. Всё, что приходилось делать, делал в каком-то остервенении. Бросался противнику вдогон, прицеливался и стрелял, уклонялся от вражеских атак, пристраивался к своим, кто-то пристраивался ко мне — носился до тех пор, пока не заметил, что ураган смерти ослаб. Я как бы притормозил себя, осмотрелся.

Даже мой глаз новичка мог теперь заметить, что противник в беспорядке уходит на свою территорию. Бой кончался на преследовании. Я незамедлительно пристроился к И-16, который шёл со снижением, настигая одиночку-японца, уходящего к Халхин-Голу. Мой ведущий догнал противника у самой земли и попытался с ходу атаковать. Японец, обладая лучшей маневренностью, ускользнул. Я тоже предпринял атаку, но пушки и пулемёты молчали — боеприпасы кончились. Незнакомец на И-16 шёл одним курсом с японцем и немного в стороне, выбирая момент для повторного нападения. Противник, видя, что его никто не атакует, мчался на всех парах по прямой. Впереди блеснули воды Халхин-Гола. «Уйдёт! Чего же медлить!»

Последовавшее затем движение моего ведущего изумило: словно предупреждая врага о своём дальнейшем намерении, он покачал крыльями, привлекая к себе внимание, заложил глубокий крен в сторону японца. Противник понял, конечно, что это — разворот для атаки. Чтобы избегнуть прицельного огня, он, в свою очередь, также круто развернулся на атакующего. Но тут я заметил, что наш истребитель, заложив свой демонстративный крен, удерживает машину в прямолинейном полете. Это была имитация атаки, ложное движение, очень тонкая хитрость. И японец клюнул на удочку. Правда, в следующее мгновение он уже понял свою ошибку и попытался ускользнуть… Но было поздно: И-16 на какой-то миг застыл у него в хвосте, блеснул огонь, и противник, словно споткнувшись, рухнул в реку.

«Вот это да!» — восхитился я, разворачиваясь вслед за неизвестным лётчиком.

Мы возвращались домой.

Степь не была теперь чистой и свежей, как прежде, она полыхала кострами. Одни костры были яркие и поднимались высоко, другие едва курились, догорая. Сизые дымки над грудами искорёженного металла и дерева, черные рытвины в траве, выбитые разлетевшимися вдребезги самолётами — всё говорило о жестоком сражении, разыгравшемся в небе…

Самолёт закончил пробег, почти остановился, но я не сразу узнал свой аэродром. Навстречу бежал техник. Он поднял руки, указывая направление на стоянку. Это был мой боевой друг Васильев, но в тот момент и он казался каким-то далёким от меня. Всё существо мое находилось ещё там, в раскалённом небе, среди рева и грохота боя. Приземлив машину, я не чувствовал самой земли и, конечно, не замечал, на какой огромной скорости рулит самолёт, заставляя беднягу Васильева, схватившегося за крыло, повисать в иные моменты в воздухе.

* Глава является реальными воспоминаниями А. В. Ворожейкина с внесёнными поправками на «альтернативно-исторические» изменения.

Фрагмент 14

27

Джон Смит, 1 июля 1939 года

За конфликтом, разрастающимся на границе Монголии и Манчжурии, мы следим очень внимательно. Участвуй в нём только монгольские и манчжурские войска, его можно было бы даже не принимать всерьёз: ну, сцепились между собой мелкие, отсталые армии двух азиатских стран. Но на стороне Манчжоу-Го сражаются японцы, с которыми у нас неплохие экономические и политические связи, а основную тяжесть противодействия им несут Советы. И ход этих боёв позволит нам оценить реальную силу Красной Армии, а значит, перспективу решения намеченной нами цели — уничтожения России.