Отражение: Разбитое зеркало (СИ) - "Snejik". Страница 33

Франсуа притянул Баки к себе и жадно поцеловал, прикусывая нижнюю губу. Тут же откликнувшись на поцелуй, Барнс навис над Франсуа, едва касаясь кожей кожи. Дразня любовника, хотя и сам хотел близости, хотел сплестись телами, слиться хотя бы на время. Франсуа ласково провел ладонями по спине Баки вниз, сжал ягодицы, погладил копчик.

Снова впившись в губы Франсуа, Барнс коротко застонал, и прижался к нему всем возбужденным, сгорающим от желания телом. В паху горело огнем, мысли путались, и все, чего сейчас хотелось Барнсу, это Франсуа. Жаркий, податливый, твердый, но плавящийся в его руках, принадлежащий только ему.

Франсуа сжал в ладони оба члена и принялся неторопливо ласкать, целуя Баки.

— Хочу тебя вылизать, — прервыисто дыша, сказал Барнс. — Всего.

И принялся покрывать тело Франсуа поцелуями, где легко касаясь губами, где проводя кончиком языка, а где облизывая. Он медленно, начав с ушной раковины, двинулся вниз, выцеловывая шею, спустился к соскам, сжав один пальцами, а второй накрыл губами, прикусил, поигрывая с ним кончиком языка. Барнс почти не дышал, наслаждаясь процессом, слушая, как бьется сердце все чаще и чаще, как тяжело дышит Франсуа, и не потому, что все еще нездоров, а потому что хочет его. Франсуа выгнулся, подставляясь под его губы, шире раздвинул ноги, откинул голову назад, открывая шею.

Почти все тело Франсуа было покрыто густыми темными волосками, и Барнс, выцеловывая живот с густой блядской дорожкой, гладил его. Ему нравилось это ощущение под ладонями, особенно, когда он поглаживал против шерсти. Барнс даже не представлял, что это может так возбуждать.

Медленно спустившись к паху, Барнс погладил Франсуа по промежности, целуя сочащуюся смазкой головку. Тот жалобно застонал, сгибая ноги в коленях и раскрываясь для ласки.

Барнс погладил его ноги, поцеловал внутреннюю сторону бедра и, поглаживая член, втянул в рот сначала одно яйцо, потом другое, а потом застонал коротко, почти жалобно, и обхватил губами головку, обводя ее языком.

Как же ему нравилось ласкать Франсуа, дарить ему удовольствие, слышать его стоны, чувствовать его руки у себя на затылке.

— Ну почему так медленно? — проныл Франсуа. — Мы две недели не ебались!

Барнс сцапал с тумбочки смазку, налил на пальцы и загнал в задницу Франсуа сразу два до самых костяшек, уверенно находя простату.

— А ты хочешь так? — спросил он, выпустив изо рта член.

— Да! — восторженно выдохнул Франсуа. — Баки, еби меня! Я люблю жестко!

Рыкнув, Барнс вытащил пальцы и резко перевернул Франсуа на живот, вздернув вверх задницу.

— Хорошо, — мурлыкнул он, распластавшись по спине Франсуа, не глядя налил еще смазки на член и вошел плавно, чувствуя, как поддаются мышцы, как обхватывают его, сжимая.

— Так! — воскликнул Франсуа и подался назад, насаживаясь на член.

Отлепившись от спины, Барнс поднялся, ухватил Франсуа за талию, чуть прогладил, хватаясь ниже, и принялся трахать. Жадно, быстро, жарко. Он вколачивался, натягивая Франсуа на себя, говорил что-то нежное, ласковое, перемежая отборным матом, сжимал до синяков. И таял, растворялся в страсти, кипящей между ними. Франсуа с энтузиазмом ему подмахивал, вскрикивая и матерясь. Мышцы спины и плеч красиво напрягались, на коже выступила испарина.

Обхватив член Франсуа, Барнс принялся быстро дрочить ему, продолжая глубоко, мощно трахать его, проезжаясь по простате каждый раз, вырывая хриплые вскрики. Он обхватил Франсуа под грудью, заставляя встать на колени, прижаться спиной к его груди, откинуться на него.

Франсуа обхватил его за шею, закинув руки назад. От него густо пахло возбуждением и почти здоровым мужиком.

Уткнувшись носом в надплечье, Барнс прикусил его до боли, до отметины сжимая зубами, обхватил поперек груди одной рукой, жестко фиксируя, прижав к себе, а другой принялся быстро дрочить, вколачиваясь в узкую, безумно желанную задницу.

С Франсуа всегда было так — на грани между сексом и просто звериным соитием, когда хотелось не просто взять его, а подчинить себе, вытрахать до звезд перед глазами, до ватных мышц и полной пустоты в голове.

— Господи, Баки, блядский боже, я!.. — и Франсуа с рыком кончил, забрызгав подушки.

Баки сжал его в объятиях и продолжил вбиваться, не в силах остановиться. Ему потребовалось совсем чуть-чуть, чтобы оргазм выкрутил, выжал досуха, размазав по Франсуа. Они повалились на кровать, и Баки аккуратно выскользнул из растраханной задницы, устроился рядом, не выпуская из рук, прижимаясь, все еще подрагивающий от ярких ощущений.

— Боже, до чего же хорошо! — Франсуа тоже жался к нему.

— Люблю тебя, — выдохнул Барнс.

Ему хотелось говорить, как он любит, так же часто, как говорил это Себастьяну. Каждую свободную минуту, чтобы знал, чтобы верил.

Барнс отодвинулся, чтобы положить Франсуа на спину, и заглянул в его невероятные янтарные глаза, светлые и в тоже время теплые.

— Так люблю тебя, — и коснулся губ в нежном поцелуе.

— И я тебя, — Франсуа обхватил его руками за шею. — Ты невероятный.

— Я так хочу тебя чем-нибудь порадовать, сделать что-нибудь приятное, но, честно сказать, не знаю, что, — признался Барнс. — И у тебя все еще проеб в скалолазании.

— Прямо щас на стену не полезу, — помотал головой Франсуа. — Давай в душ и ужинать, ты еще не жрал.

— Давай поедим в ванне, — предложил Барнс, целуя Франсуа в плечо. — У меня есть столик как раз для этого.

— Вау, а у тебя и ванна есть? — восхитился Франсуа. — Я ел, если что. Я осьминогов возьму.

— Да, у меня есть подвал, в нем ванна и маленькая коллекция действительно раритетного оружия, — Барнс поднялся и подхватил Франсуа на руки, как любил носить Себастьяна. — Но и из него можно стрелять.

Барнсу нравилось носить на руках, быть немного сильнее, немного быстрее. Быть не лучше, а просто заботливее. Он никогда не хотел доказывать свое превосходство Себастьяну, и Франсуа тоже не хотел. Просто он мог больше, чем обычный человек, и не считал, что этим зазорно пользоваться.

Франсуа сначала дернулся, но потом расслабился в руках у Баки.

— А я не слишком тяжелый? — спросил он.

Когда Баки спустился в подвал, Франсуа завертел головой.

— Какое здесь все синее! Но осьминогов не хватает, вот честное слово!

— Я это учту, — пообещал Барнс, прикинув, что через трафарет легко создаст тут нужное количество осьминогов, так любимых Франсуа. Откуда у него такая любовь к этим хладнокровным тварям, Барнс понятия не имел, но мирился с любовью своего мужчины к ним. — Ты не тяжелый, ты обалденный. Ты хочешь воду погорячее или попрохладнее?

Барнс стоял рядом со здоровенной ванной на одной ноге, другой настраивая воду. Этому фокусу он научился еще, когда они плескались в ванной с Себастьяном, но его не посещало ни одной печальной мысли. У Барнса были предположения, что ему это аукнется, но он на них забил, нежа своего любовника как только мог.

— Погорячее, — попросил Франсуа. — Здесь прохладно. И иди возьми себе еды наконец! — рявкнул он.

Выкрутив горячую, Барнс опустил в наполняющуюся ванну Франсуа.

— Тебе что-нибудь принести? У меня есть вино и виски, или тебе только твоих мармеладок? — спросил он.

— Мне осьминожков и белого вина, — попросил Франсуа. — С морскими гадами хорошо пойдет белое вино, — объяснил он и оскалился.

— Хорошо. Осьминожки и белое вино, — улыбнулся Барнс и пошел за своим ужином и заказом Франсуа.

Столик, который он, как и ванну, использовал пару раз в год, вспоминая Себастьяна, нашелся быстро, и Барнс в два этапа притащил и его, и свой ужин, водрузил это все на ванну и забрался в практически обжигающе горячую воду напротив Франсуа.

Он никогда не представлял, что окажется в этой ванной с кем-нибудь, тем более, с кем-то настолько дорогим. И сейчас был счастлив без скидок и допущений, просто счастлив. Но он помнил о Себастьяне, всегда помнил, потому что никогда не смог бы забыть.

— Твое здоровье, — поднял Барнс свой бокал с вином. — Я люблю тебя, малыш.