Кости в стене - МакКоли Сьюзен. Страница 7

– Уверен, ребята в команде тебе обрадовались.

Я поёрзал на стуле под его настойчивым вопросительным взглядом:

– В команде всё круто. Но брось, пап. Мы оба знаем, что я уже не буду играть в духобол, – я отправил в рот кусочек панкейка, но едва ощутил его вкус.

– Этого мы как раз не знаем, – папа отложил вилку и посмотрел на меня. – Врачи говорят – «не сейчас», но это не значит, что «никогда».

Я отодвинул от себя блинчики:

– Я не хочу играть.

Глаза у папы ошарашенно округлились, он явно не знал, что сказать.

– Ты? Не хочешь играть? Ты шутишь, что ли? – Джейсон чуть не подавился.

– Нет. Не шучу. Духобол слишком о многом мне напоминает… – Я проглотил комок в горле. – Всё меняется.

Я изменился. Я больше не хотел быть всеобщим любимцем. Не теперь.

Папа смотрел на меня, я чувствовал это, но не поднимал глаз от тарелки, желая, чтобы Джейсон разрядил обстановку какой-нибудь шуткой. Сироп призывно растекался по стопке блинов, но мне совершенно расхотелось есть. Раньше субботние блины всегда готовила мама, и папа решил, что продолжит традицию. У него получалось почти так же хорошо, как у неё. Почти.

Папа доел свою порцию, но облизывать вилку от сиропа, как всегда делал раньше, не стал:

– Что ж, возможно, мы ещё вернёмся к этому разговору после следующего обследования. Не исключено, что ты передумаешь.

– Возможно, – ответил я, твёрдо зная, что всё уже решил наверняка.

Отец прочистил горло:

– А что насчёт тебя, Джейсон? Ты ещё в команде?

Настала очередь Джея ёрзать под пристальным папиным взглядом:

– Эмм… Ну… Нет.

– Ясно. – Папу явно расстроило, что он не сможет использовать Джейсона в качестве мотивации для моего возвращения в команду. Он перевёл взгляд на меня. – Надеюсь, хотя бы сегодня вы повеселитесь.

– Повеселимся? – спросили мы с Джейсоном хором.

– День рождения Ханны, помнишь? – Он встал из-за стола и стал копаться в пакете у плиты. – Понятия не имею, что нравится двенадцатилетним девочкам, поэтому спросил у продавца. – Отец достал большую розовую плюшевую шиншиллу с галстуком-бабочкой в горошек.

Джейсон снова едва не подавился блинами, а я постарался скрыть отвращение.

Папа держал игрушку на вытянутых руках:

– Ну как? Думаешь, ей не понравится? – Он осмотрел зверя. – Наверное, стоило посоветоваться с Труди, – пробормотал он.

В этот момент рядом со мной возникла миссис Уилсон и пристально уставилась на шиншиллу:

– О, какая прелесть! Девочка будет в восторге!

– Да, не, мистер Ленард, отличный подарок, – у Джейсона от еле сдерживаемого смеха чуть вся еда не вылетела изо рта.

Стараясь не обращать внимания на пухленькую миссис Уилсон и Джейсона, я как ни в чём не бывало продолжил разговор с папой:

– Даже не знаю. Я плохо знаю Ханну. И она довольно сильно изменилась. Но, уверен, не стоит волноваться. – Шиншилла отлично впишется в её новый имидж.

– Следи за своим тоном, юноша. Ты с отцом разговариваешь. – Мне стоило изрядных усилий не засмеяться над её надутыми щеками и сложенными на поясе руками, но я не собирался уделять ей внимание. Даже если она и правда настоящая.

– Ну, будь у нас больше времени, я бы дал тебе самому выбрать что-нибудь. – Отец посмотрел на кухонные часы. – А так у нас осталась всего пара часов.

– Все соберутся в полдень? – Мне совершенно не хотелось идти на праздник двоюродной сестры, возомнившей себя охотницей.

– У-у-у-у, вечеринка. Звучит заманчиво. – Джейсон закатил глаза, поддел вилкой последний блинчик и запихнул его в рот. – Потом расскажешь. – Он посмотрел на часы. – Я не пойду, извини. Мне надо помогать отцу. – Друг широко улыбнулся и помахал мне рукой, после чего исчез через заднюю дверь, которая со скрипом закрылась.

Папа кивнул:

– Что ж, поторопимся. Иди, закинь бельё в стиралку, прими душ, сделай всё, что тебе нужно, и собирайся.

Я сунул в рот последний крупный кусок блина и пожалел, что не достаточно серьёзно болен, чтобы пропустить эту вечеринку.

Белые перила крыльца старого викторианского дома Ханны встретили нас дымчато-серыми лентами серпантина, а входная дверь – белыми и серебряными воздушными шарами. Я оказался здесь впервые после того, как папина родня переехала два месяца назад.

На веранде показалась изящная голова с волнистыми каштановыми волосами. Тётя Елена. Я не виделся с ней с восьми лет. Папа говорил, что тёти приходили навестить меня в больнице, но я этого не помнил. Елена сидела прямо на полу, выводя кистью на старых половицах большую защитную печать. С цепочки на её шее свисал Третий пентакль Юпитера и ещё несколько незнакомых мне печатей Соломона.

Когда мы приблизились к двери, она отложила кисть:

– Крис, Алекс, – она поприветствовала нас так тихо, что я невольно задумался, а не показалось ли мне, может, это просто прошелестел ветер. – Извините за краску. Лишняя предосторожность никогда не повредит, особенно с сигилами.

– Верно, – согласился отец, даже не потрудившись обнять сестру. Я его не винил. Кем надо быть, чтобы рисовать сигилы перед домом во время празднования дня рождения?

Она устремила на меня пронзительный взгляд зелёных глаз:

– Боже, Алекс, как ты вырос!

По спине у меня побежали мурашки, и я безотчётно отступил назад, наполовину спрятавшись за отца, мечтая оказаться подальше отсюда.

Папа поспешил позвонить в дверь.

– Привет! – Из дома послышался весёлый голос, и дверь распахнула рыжеволосая тётя Труди. Последний раз мы виделись около двух лет назад, волосы тогда были каштановыми, совсем как у папы и тёти Елены. Наверное, когда дядя Дэвид ушёл от неё, ей захотелось что-то поменять. Её новый облик мне не очень понравился.

Она обняла папу, словно не видела его много лет:

– Я так рада, что ты пришёл, Крис! – Она улыбнулась мне. – Привет, Алекс! Ты очень хорошо выглядишь.

– Эээ, спасибо, – отозвался я, гадая, видела ли она меня в больнице, когда я был на обезболивающих. Мне показалось, что я помню, как она разговаривала там с папой.

Тётя Труди провела нас внутрь. Я не очень хорошо знал наших прошлых соседей и в этом доме прежде не был, поэтому сгорал от любопытства. Первое, что мы увидели прямо с порога – длинная деревянная лестница, а сразу за ней – тускло освещённая гостиная, соединённая с кухней и столовой, в которой несколько седовласых людей о чём-то тихо переговаривались между собой, обступив миску с пуншем. Это больше походило на похороны, чем на день рождения девочки-подростка.

– Кхм… – Каждый нерв в моём теле требовал, чтобы я куда-нибудь сбежал.

– Привет! – Из пучины седых голов вынырнуло улыбающееся лицо Ханны с огромными совиными глазами. – Я так рада, что ты пришёл!

Как бы я ни хотел уйти, я не мог отделаться от чувства жалости к Ханне. Кому вообще нужен такой день рождения? И где другие дети? Ну и что, что ей двенадцать, а не десять?! Наверное, никто не пришёл, потому что она новенькая здесь, и ей просто некого позвать.

Отец передал Ханне большой пакет с подарком:

– С днём рождения!

О нет! Я огляделся по сторонам, отчаянно ища место, где можно спрятаться.

Ханна выдернула из пакета розовую упаковочную бумагу, сунула руку внутрь и извлекла на свет огромное меховое недоразумение.

Её нос сморщился, но она постаралась сдержать гримасу недовольства:

– Ой, спасибо, – сказала она папе. – Я всегда хотела шиншиллу.

Папа стушевался, но тётя Труди спасла его из неловкого положения, потянув куда-то вслед за собой. Я пожалел, что и меня не прихватили вместе с ним.

– Ну, так… – Я уставился на носки своих ботинок, потом перевёл взгляд на шиншиллу, частично перекрывавшую лицо Ханны.

– Дай угадаю… Твой папа выбирал её? – хмыкнула Ханна.

– Типа того, – я поморщился и сунул руки в карманы. По крайней мере, Ханна – моя двоюродная сестра, а не какая-нибудь симпатичная девчонка из школы. А так было бы совсем пиши пропало.