Ящерка - Ле Гуин Урсула Кребер. Страница 2

— Нельзя.

— Отчего ж? Обязательно нужно быть ведьмой? Колдуном? А как ты это делаешь?

— Ну, — Роза выплеснула воду на грязный дворик возле своего дома. Дом, подобно большинству обиталищ ведьм, стоял в стороне от деревни. — Ну…

Ведьма выпрямилась и огляделась вокруг, словно искала ответ. Или овцу. Или полотенце.

— Видишь ли, нужно кое-что знать, — сказала она наконец и посмотрела на Ящерку одним глазом. — Знать о силе.

Второй Розин глаз смотрел в сторону. Иногда Ящерке казалось, что ведьмин взгляд живет в левом глазу Розы, временами — что в правом, но всегда один ее глаз смотрел прямо, тогда как второй разглядывал что-то в другой стороне. За углом. Где-то там.

— Что за сила?

— Вот эта, — промолвила Роза.

И, как только овца скрылась из виду, вошла в дом. Ящерка поспешила за ней, но лишь до порога. Без приглашенья к ведьме не заходят.

— Ты говоришь, что сила у меня есть, — сказала Ящерка в дымные сумерки хижины.

— Я говорила: в тебе сила есть, великая сила, — откликнулась ведьма из тьмы. — Тебе это тоже известно. Я не знаю, что ты будешь с этим делать. Ты — тоже. Потом станет ясно. Но силой достаточной, чтобы дать себе имя, ты не владеешь.

— Почему? Что может быть более твоим, чем собственное истинное имя?

Длительное молчание.

Потом ведьма вышла на свет с клубком грязной шерсти и веретеном из мыльного камня. Ведьма устроилась на скамье возле входа, веретено закрутилось. Она намотала примерно ярд серо-бурой пряжи, прежде чем решила ответить.

— Мое имя — моя суть. Истина такова. Но какова же суть имени самого по себе? Имя — как меня называют другие. Если нет вокруг никого, только я, зачем же мне имя?

— Но… — сказала Ящерка и замолчала, удивленная доводом ведьмы. Затем спросила:

— Значит, имя должно стать подарком?

Роза кивнула.

— Дай мне имя.

— Твой отец сказал: нет.

— Но я говорю: да.

— Здесь — он Хозяин.

— Он может позволить мне жить в бедности и неведении. Он может не давать мне быть кому-нибудь нужной. Но не дать мне имени он не может!

Ведьма по-овечьи вздохнула, горестно и тяжело.

— Ночью, — произнесла Ящерка, — У нашего родника под Холмом Ириа. То, чего он не знает, ему не повредит. Ее голос звучал хрипло и дико.

— Для имени нужен день, — сказала ведьма. — Подходящий день, праздник, танцы. Имя дают на рассвете. А потом — музыка, пиршество и все прочее. А красться в ночи, чтоб никто не узнал…

— Я буду знать. Роза, а как же ты узна„шь, какое имя назвать? Вода говорит тебе?

Ведьма качнула седой головой.

— Не могу рассказать.

Но ее «не могу» не значило «не расскажу». Ящерка подождала.

— Я говорила тебе, это — сила. Имя просто приходит, и все. Роза бросила пряжу, обратив один глаз к западным облакам; второй глаз смотрел скорее на север.

— Ты — там, в воде, вместе с ребенком, вдвоем. Ты забираешь детское имя. Люди и дальше могут им пользоваться в обиходе, но ребенка больше так не зовут, и никогда не называли. Дитя больше уж не дитя, имени ему нет. И тогда нужно ждать. Просто ждать. Распахнуть свои мысли, как.., как двери, чтобы впустить в дом ветер. И имя придет. Твой язык произнесет его. Дыхание слепит его. И ты передашь имя ребенку, имя, дыхание. Имя придумать нельзя. Имя нужно впустить. Имя должно перейти от тебя к ребенку, которому будет принадлежать. Вот, что такое сила, вот так она действует. Так действует вс„. Сделать самому нельзя. Нужно знать, как позволить свершиться. Вот, что такое мастерство.

— Маги могут и больше, — сказала Ящерка.

— Никто не может большего, — возразила Роза. Девочка покрутила головой, потянулась, пока не хрустнули позвонки, размяла затекшие руки и ноги.

— И ты? — спросила она.

Роза кивнула.

Они встретились во тьме ночи на лугу у подножья Холма Ириа. После заката прошло много времени, но рассвета ждать было слишком долго. Роза сотворила тусклый призрачный огонек, достаточный чтобы пройти по болоту, не рискуя свалиться в трясину, притаившуюся в тростниках.

В холодном мраке под редкими звездами и черным изгибом холма они сорвали с себя одежду и погрузились в темную воду, ноги их утонули в мягкой, как бархат, грязи. Ведьма коснулась руки девочки со словами:

— Я забираю у тебя имя, дитя. Больше ты не дитя. Имени тебе нет.

Все вокруг замерло. И в неподвижности и тишине прошуршал шепот ведьмы:

— Женщина, прими имя. Ты — Ириан.

Мгновением дольше продержалось затишье; затем ночной ветер ударил их по обнаженным плечам. Дрожа, они выбрались обратно на берег, как сумели, обтерлись ладонями, босиком, цепляясь за спутанные корни и острые листья тростника, вышли вновь на лужайку. И там Ящерка заговорила яростным, злобным шепотом:

— Ты ошиблась. Это не мое имя. Я думала, что мое имя сделает меня мной. Но стало только хуже. Ты неправильно выбрала. Ты — только ведьма. Ты сделала все неправильно. Это его имя. Пусть он его и носит. Он так гордится ими — своим дурацким поместьем, своим глупым дедом. Мне это имя не нужно. Я не буду носить его. Это не я. Я по-прежнему не знаю, кто я. Я

— не Ириан! — И, произнеся свое имя, она вдруг замолчала.

Ведьма ей не ответила. Бок о бок они шли в темноте. Наконец испуганным умоляющим голосом Роза сказала:

— Имя пришло так…

— Скажешь кому-то — убью! — отозвалась Ящерка. Ведьма застыла на месте. Прошипела, как разозленная кошка:

— Скажешь кому-то?

Ящерка тоже остановилась. Замешкалась. Пробурчала:

— Прости. Но я чувствую себя так.., словно ты предала меня.

— Я лишь сказала тебе твое истинное имя. Оно было не тем, каким я ожидала. И мне совсем не легко. Как будто я что-то не доделала, не завершила. Но это — твое имя. Если оно предает тебя, значит, такова истина, — ведьма помедлила, потом заговорила чуть менее сердито, чуть более холодно. — Если тебе нужна сила, чтобы предать меня, Ириан, я тебе ее предоставлю. Мое имя — Этаудис.

Вновь поднялся ветер. Женщины задрожали, стуча зубами. Они стояли лицом к лицу на темной поляне, едва различая друг друга во мраке. Ящерка слепо протянула ладонь вперед и наткнулась на ведьмино запястье. И они обвили друг друга руками в яростном, долгом объятии. Затем заторопились домой; ведьма — в хижину на отшибе, наследница Ириа — вверх по холму, в свой разрушенный дом, где собаки, всегда пропускавшие ее без единого звука, проводили девочку таким бешеным лаем, что разбудили всех, но только не Хозяина, отупевшего от вина и своего замерзшего сердца.