Давай попробуем любить (СИ) - Солнцева Зарина. Страница 19
Чертовщина не иначе, но местные горы не иссекали от этих минералов, и именно они в период войны спасли наагов от поражения.
Кто знает, может быть, Дьяра и вправду когда-то проронила на этих камнях свои слёзы. Узнать бы ещё по какой причине.
А пока… Мои мысли вернулись к началу. К тому, что цепляло взгляд и ранило душу с самого прибытия в Долину.
Здесь кипела жизнь. Мирная жизнь. Здесь бегали дети, не опасаясь куда ступить, чтобы не напороться на артефакты пришлых.
Женщины развешивали постиранное пёстрое бельё в дворах, и пахло вокруг, как ни странно, румяным хлебом, а не снадобьями от боли и кровью.
Пожалуй, только в долине я осознал более-менее смысл слов «Война заканчивается…». Мы оттеснили уродов на гиблые земли и уж точно не собирались пустить обратно.
Столько лет службы в военных рядах. Столько погибших товарищей, столько стеклянных, мёртвых взглядов остались в моей памяти. И ради чего?
Этот вопрос зародил в моей голове картинку, девушки с красивыми грозовыми глазами и нежной фигурой.
"Ради неё."
Мелькнуло где-то внутри.
Ради того, чтобы эта девчонка дожила до сегодняшнего дня, чтобы пошла в академию, чтобы мы встретились.
Друг, замечая мою задумчивость, откинулся на траву, сунув руки под затылок и заглянув в ночное небо. Звуки гулянья отошли на второй план, сейчас же была ночная тишина и момент самопринятия.
— Ладная девчонка. — неожиданно заговорил Бельяр, будто читая мои мысли. Я аж напрягся. Уж не положил он на неё глаз? Зная медведя, он был мужиком с широкой душой и любил обычных женщин, а не замысловатых леди.
Искренних.
Румяных, прям кровь с молоком.
Простых.
А главное, нежных и мягких.
Причём и чтобы телом, и душой.
Как раз похожие на Давину.
— Точечная, аккуратная и такая мелкая… И впрямь как куколка. — тем временем продолжил он, совершенно не замечая мои гневно полыхающие глаза. О боги, с каких пор меня так заносит? Почему я готов набить морду другу, с которым десять лет друг дружку прикрывали, ради какой-то сопливой девчонки.
— Что, неприятно, когда о той, которая мысленно уже вся твоя, говорит другой мужик?
Язвительный голос Баатара я встретил лёгким фырканьем и облегчением на душе от осознания, что эти двое надо мной шутят.
Прибить бы за такие шутки пару раз мордой по стене. Ну, по крайней мере, никто из них свои права над ведьмочкой не заявят, раз учуяли, что она моя добыча.
Это обнадеживает.
Среди воинов есть свои законы и негласные правила, не надо слов, чтобы обозначить свою женщину. Достаточно показать свой интерес, чтобы другие поняли, что место возле её теплого бока в постели уже занято.
Я никогда не предъявлял права на женщину, обычно мы с товарищами по оружию и не делили их, было порой все равно, кто, где и как. Порой после месячной вылазки, когда возвращались почти живыми, даже не лица не помнили, не то что какие-то права предъявить.
И всё-таки вот как жизнь ко мне обернулась. Тогдашние глупости сейчас превратились в очень серьёзные проблемы.
Довольно усмехнувшись, гаргулий присел по другую сторону от меня и пихнул меня в бок.
— Чего-то тебя, пернатый, уж слишком плющит от этой девчонки. Неужто ещё не уложил под собой?
— Заткнись. — устало обронил я и улегся окончательно на траву. Мысли об этой девчонке не давали покоя. Совсем… И боюсь, что одним соитием в постели меня не отпустит. Слишком глубоко она запала в душу. Слишком своей чувствовалась.
Тяжкий вздох сорвался с губ, и друзья в один голос потянули:
— Ооооо… Брат, да тебя, видно, сильно прижало.
Я не понимал, о чем они. Да и вообще, знали ли эти вояки, которые крали крохи женского тепла то ли в таких тавернах у местных подавальщиц, то ли в объятиях девок, что шастали по казармам. Могли ли они понять, что за пожар пожирал сейчас мою душу. Чувствовали ли они что-то ранее…
Когда тяга к женщине сильнее желания плоти, и все-таки та самая женская плоть становится проклятием, что мучит в агонии сердце. Потому что тянет к себе, как свежий хлеб голодного.
И ею не насытиться, как воздухом. Все хочется и хочется. Смотреть на прекрасные сиреневые глаза, что олицетворяют саму природу.
Никогда не видел ещё таких живых глаз. Ведь в этом взгляде весь мир!
И утренний туман…
И грозовое небо перед дождём…
И лавандовое поле далеко в горах…
И дивные фиалки, что прячутся под густой листвой леса.
А ещё неисторимо хочется трогать.
Эти смолистые, густые волосы, что изгибались послушным шелком в плетёной косе. Зарыться в них пальцами, сжать и не отпускать.
Погладить светлую кожу щёк, вниз по тонкой шее, очертить синие вены под белым атласом, будто парное молоко, кожи, вниз к выпирающим ключицам.
А потом вниз…
К манящим девичим грудям. Аккуратным, нежным…
Очертить, приласкать и отпуститься ещё ниже… ниже… ниже… вплоть до аккуратных ступней и раненой лодыжки, аккуратно приласкать ранку, даже поцеловать и сжать в своих грубых ладонях, покрытые кровью врагов, чтобы согреть, и больше никто и ничто не смогло бы причинить вреда.
Что за странные мысли?
Что за глупые желания?
И почему так быстро бьётся сердце?
— Ууу… Тяжёлый случай.
Раздался сбоку совсем не весёлый голос Баатара. Тяжёлая рука друга опустилась в дружественном хлопке на моё плечо.
— Ну, по крайней мере, не придётся бить морду другу за обиженное девичье сердце.
Пожал плечами Бельяр, не особо удивляясь моему поведению. Мне даже показалось, что он рад.
Только чему?!
— А ты собирался?
Спокойно полюбопытствовал гаргуль, будто меня и нет между ними.
— Ага, — качнул головой медведь, сунув под голову руку, он спокойно разлёгся на траве и непринуждённо мурлыкал под нос какой-то народный мотивчик неизвестной песни. — Если бы успел, конечно… Вперёд Аникея.
Тут я невольно напрягся. Пальцы сами сжались в кулаки, а тело приготовилось к атаке, одного имени было достаточно, чтобы обрисовать ситуацию в целом.
— Аметист здесь?
Вопрос вырвался холодным ветром, с лёгкой злостью на собственную беспечность. В погоне за одной потёртой юбкой я совсем растерял бдительность и внимательность. А это в моей профессии может крайне плачевно закончиться.
Немой кивок друзей стал мне ответом. Ну да… Другого Аникея просто не могло здесь быть.
Чёрт!
Этого ещё не хватило…
***
Сытая и прилично уставшая, я проспала до самой первой зари как младенец. Давно я так не баловалась сном. Тело приятно ломило, солнечный лучик щекотал шею и лицо, и было так уютно и тепло… Что совсем не хотелось вставать. Кое-как поднявшись всё-таки с кровати, я лениво приводила себя в приличный вид, мысленно прокручивая в голове недавние события, начиная с первого дня моей практики.
Но в голове лез только упрямый мужской профиль с глубокими синими глазами, тёмными кудрями и лёгким недовольством либо высокомерием в уголке полных губ.
И что он ко мне привязался, спрашивается? Я ему ничего не сделала и вообще пыталась до вчерашнего застолья «элитный» отряд лорда Дамаса не трогать по «пустякам».
Что касаемо застолья, разум тут же ухватился за наш с медведем краткий диалог по поводу моих успехах в практике. Неосознанно взгляд ускользнул под кровати, в ногах которой сиротливо лежала моя сумка.
Отложив расчёску на столик, я подошла к своей вещице и достала из потаённого кармана амулет пришлых.
Артефакт блеснул в лучах утреннего солнца, обнажая грубые руны чужого наречия. Я покрутила диск в руке, любопытно осматривая оного и подмечая тоненькие обрезки из паутины белого паука. Они были неумело завязаны узлами в один длинный шнурок, тем не менее складывалось впечатление, что его сотворили из остатков паутины, того, что осталось. Я, конечно, не эксперт в таких делах, но знаю одно точно: пришлые никогда не признавали бракованные вещи или же халтуру.
Они ничего никогда не исправляли. Даже повреждённые копья, мечи. Никто не пытался починить, их сразу отправляли на переплавку и ковали новые.