Давай попробуем любить (СИ) - Солнцева Зарина. Страница 30

Тот аристократ, чтоб его чесотка жить мешала, был до одури обходительным с сестрой. Дарил подарки, защищал от других, показывал ей самые прекрасные места столицы. Кто бы не растаял в такой сказке? Особенно девчонка без рода и племени, которая всю жизнь опекала младших сестёр и ничего кроме ужасов войны не видела.

Алисия влюбилась в него, и сейчас мне стыдно за то, что я её осуждала в прошлом. Слава богам, хоть хватило ума не сказать ей всё это вслух.

Но вскоре обман наага разбился, как хрустальная статуэтка.

Наверное, судьба так издевается надо мной, заставляя пройти через то, что прошёл близкий мне человек.

И если быть частной с самой собой, не будь я осведомлена о том, как закончились отношения моей сестры с мужчиной из другой расы, то быть может и растаяла под этими синими глазами.

Но каждый раз, когда я ловлю себя на мысли, что опять думаю о нем, грустно вздыхаю. И молюсь про себя, чтобы отстал от меня и нашёл себе другую игрушку на ночь.

От этого так вдруг больно становится на сердце. Потому что действительно нравится.

Так въелся под кожу, что невольно всякий раз ищу его взглядом, стоит услышать хриплый голос, пропитанный холодом самых высоких гор.

Потому что не могу уже согреться одним одеялом, а так хочется ещё хотя бы один разочек почувствовать мягкие перья на своей коже.

Я схожу с ума, раз думаю о мужчине, честное слово.

— Ты уже дырку карандашом сделала в этой несчастной карте.

Приятный бас Бельяра звучит совсем рядом, и я испуганно подпрыгиваю на стуле, отводя руки от куска бумаги, как от огня.

— Что? Ааа… — растерянно чешу я затылок и виновато улыбаюсь, разворачивая карту так, чтобы прикрыть дырку локтем.

Медведь же присел за стул рядом. Сегодня в малом зале посетителей почти не было. За окном светило яркое солнце, и горожане, как и простые крестьяне, гнули спину либо в лавках, либо в поле.

Мне же велели без сопровождения носа из таверны не высовывать, и при этом припечатали свои слова таким выразительным взглядом, что спорить резко перехотелось.

— Ну чего грустишь, куколка?

Рыжий подпер щеку рукой и неспешно потянулся другой к плетеной корзинке с орехами на середине стола, но вот беда, взгляд его глаз не рассматривал меня почти не моргая.

С чего ты взял, я вовсе и не грущу.

Пожала я плечами, пряча глаза под сению волос, делая занятой вид. Но Бельяр не был бы Бельяром, если бы не сказал всё, что думает.

— Ну да, ну да… — фыркнул он, хрустя орешками. — То-то я не вижу, одна горделивая ведьмочка тяжко вздыхает в одном углу, а другой упрямый балбес упрямо фырчит в другом.

— Я не гордая. — тут же возмутилась я, отбрасывая и карту, и карандаши, вскакивая на ноги. Но тут же присела обратно, стыдясь своей реакции. Как ребёнок, не иначе. — Просто я осторожная.

Попыталась оправдаться, на что рыжий медведь лишь ядовито заметил:

— Да что ты говоришь? Ты и осторожность! Я тебя умоляю, девочка, ты за две недели умудрилась трижды потеряться, ногу покалечить, под дождём промокнуть и вывести пару раз Садэра из себя.

От всего перечисленного я натурально начала гореть от смущения. Я и не знала, что достала им столько неприятностей.

— Послушай, куколка, ты вроде девочка умная. Ну разве ты слепая и не видишь, как он вокруг тебя круги наматывает? Ну на кой чёрт мучить и себя, и его?

Сокрушительно покачал головой мужчина, своим жестом демонстративно показывая, что он не лучшего мнения о моих умственных способностях.

Стало обидно.

Я тут и так внутри себя истерзаю, а он так напирает и чуть ли не дурой обзывает.

— Тебе легко говорить, Бельяр, ты же мужчина и в придаток оборотень. — обида так и звенела в моём голосе. — У тебя, наверное, таких дурочек, как я, во всех городах по одной.

— А вот тут, ведьмочка, прикуси язычок. — нахмурил густые рыжие брови медведь, и орех в его кулаке жалобно пискнул, превращаясь в горсть муки. — Я пусть и монахом не был, но никому лапшу на уши не вешал. А Садэр к тебе не на одну ночь напрашивается…

— А на сколько? — вскипела я, бросая на мужчину злобный взгляд. — Две, пять, десять? Все равно поматросит и бросит. Не ровня я ему! Понимаешь ты это или нет?!

— Нет, не понимаю! — прогремел густой бас оборотня. — Не ври себе, девочка! Хотел бы для забавы только тело, давно бы под ним лежала и не пикнула даже. Или ты думаешь, мы все насильники? Так нет, ему душу твою подавай, потому что тебя всю хочет. А ты ерепенишься. Скажи, чего желаешь, и он сделает. Не мучай так!

— Как же у тебя все легко и просто, Бельяр! — покачала я головой, чувствуя горечь на языке. Выходит, в их глазах я ещё и стерва, что цену себе набивает.

— Это ты ошибаешься, Давина, — вздохнул медведь, нервно стряхивая ореховую пыль с рук. — В жизни все до безобразия просто, есть мужчина и есть женщина, и если этих двух тянет друг к другу, не вижу причины, почему им не быть вместе.

Его слова ещё сильнее запутали меня. А следующее, что услышала я, и вовсе выбили почву из-под ног:

— Впрочем, ты ещё молода и неопытна. Надумала себе небылицы и теперь свято в них веришь.

Продолжать разговор смысла не было, пока внутри все кипело от обиды. Недосказанные слова горчили на языке, а горло сдавило от недостаточи кислорода.

Пропасть, над которой я карабкалась по тонкой верёвке своего самообладания, всё сильнее тянула меня к себе. И, кажется, из этой практики невредимой мне домой не вернуться.

Душевно уж точно.

Встав со стола, я скомкала нервно карту и, не сказав ни слова, развернулась, чтобы убежать в свою комнату. Но, как по закону подлости, тут же в кого-то врезалась.

Знакомый запах ледяных гор защекотал ноздри. Это был Садэр.

— Дави, что случилось, я слышал твой повышенный голос.

— Ничего. — буркнула, пытаясь обойти мужчину, чтобы убежать по-быстрее из их компаний. Как и ожидалось, никто мне этого не позволил сделать.

Ловкие, крепкие руки вмиг, словно змеи, обняли мою талию, крепко прижали к мужскому телу.

Кажется, с утра они ходили на место преступления. На местных жителей напали шайка разбойников, были жертвы. Я слышала случайно, как кухарка сплетничала об этом с подавальщицей.

Так или иначе, ему сейчас «недо меня».

— Я же сказала, всё хорошо. Отпусти.

Уперлась я руками в широкую грудь, но добилась лишь того, что Садэру надоело изображать статую, и, не обращая ни капли внимания на мои манипуляции, мужчина придержал меня за талию одной рукой, а второй ловко схватил за подбородок, заставляя смотреть в глаза.

— Давина, что он тебе сказал?

Чуть ли не по слогам проговорил, с такой тихой интонацией тотального контроля и где-то закованного в него гнева, что даже мне стало не по себе.

Сглотнув, я попыталась отвести глаза от синих омутов, в которых тонула, но пальцы на подбородке сжались сильнее, причиняя почти что боль.

— Садэр… мне больно.

Вздохнула я приоткрытыми губами, не скрывая боль в голосе, что причиняли его пальцы, запрокинув мне голову вверх и сжимая челюсть.

Секунду он рассматривал меня с тем холодом и гневом, а потом резко отпустил, я тут же отпустила голову и с трудом удержалась от желания погладить челюсть и смягчить пульсирующую боль.

Будто прочитав мои мысли, мужчина очень аккуратно пригласил кончиками пальцев покраснения на моём подбородке, которые оставили его пальцы ранее. Это прикосновения напоминало касания пера. Точно такого же мягкого, как и перья на его крыльях. Те самые, которые уберегли меня от холода и грозы в ту ночь в пещере.

В разрез своим действиям ранее мужчина ослабил хватку и попытался меня коснуться более мягко, но я, действуя больше инстинктивно, чем разумно, воспользовалась шансом и выскользнула из крепких рук. Трусливо унося ноги по деревянным половицам в свою комнату, я услышала позади только насмешку медведя.

— Как малые дети.

А потом глухой удар, но он утонул в противном скрежете двери моей комнаты, которую я тут же закрыла на ключ, не вынимая оного из замочной скважины. Опустившись на пол спиной к двери, я подобрала под себя ноги и прижалась ухом к двери, пытаясь различить сквозь громкий стук моего сердца гневные шаги шаада, подходящие к двери.