Воспитанница любви - Тартынская Ольга. Страница 61

Вера подметила любопытную закономерность. Как только Зинаида Семеновна уезжала из дома – в магазин ли, на прогулку в сопровождении молодого родственника генерала или с визитами, – в доме устанавливались непринужденность и свобода. Даже генерал покидал свой кабинет и присоединялся к играм и занятиям детей. Вера видела, как светлели их лица, как робко тянулись они к ласкам, ждали всякого жеста ободрения от отца. Константин Яковлевич по-прежнему был немногословен, гувернантку, казалось, вовсе не замечал, но девушка опять и опять чувствовала на себе его странный взгляд.

Однажды она столкнулась с хозяином в кабинете, куда пришла за нужной книгой. Будкевич взял Веру за руку и хотел было что-то сказать, однако лишь легонько пожал ее руку и со вздохом отпустил. Девушка насторожилась. Вновь ее посетило тревожное предчувствие.

Неужели придется бежать и отсюда? Юная странница едва обрела подобие уюта и семьи, несмотря на недоброжелательное и презрительное отношение генеральши. Занятия с детьми доставляли ей удовольствие. Вера чувствовала себя нужной, при вполне достойном деле. Вот только бы не эта опасная тревога, исходящая от молчаливого генерала! После столкновения у дверей кабинета Будкевич словно бы проснулся. К обеду выходил чисто выбритый, подтянутый, в свежих воротничках. Гувернантку по-прежнему, казалось, не замечал, но перемены в его поведении были очевидны. Не ускользнули они и от генеральши. Зинаида Семеновна всякий раз оглядывала мужа с насмешкой:

– Что это вы, Константин Яковлевич, при параде? Хотите мадемуазель сразить наповал?

Будкевич не отвечал, низко склоняясь над тарелкой. Дети испуганно поглядывали на мачеху и гувернантку. Молодой родственник нагло ухмылялся при этом и строил глазки Вере. Однажды он попытался притиснуть Веру в темном коридоре, но получил такой яростный отпор, что с тех пор побаивался девушку. Однако это не мешало ему при случае донимать барышню двусмысленными ухмылками и томными взорами.

Прошло не менее двух недель, прежде чем Вера навестила благодетельницу Агафью Васильевну. Уже совестно было не вспомнить о благодарности и приглашении вдовы. Ранее Вера не решалась наведываться в тот уголок, где жила Агафья Васильевна, боялась ненароком столкнуться со своими преследователями. По воскресеньям, когда она сопровождала детей к обедне, Вера прибегала едва ли не к маскировке и не позволяла детям гулять по толкучему рынку, хотя их так и тянуло туда.

И теперь, собравшись в гости к Агафье Васильевне и получив на то дозволение хозяйки, юная гувернантка набросила мантилью, несмотря на жаркий день. Спрятав лицо под полями шляпки, она торопливо шла по коломенской улице (Вера уже знала, что это местечко на окраине Петербурга называется Коломной) и силилась вспомнить, который из этих маленьких домиков принадлежит вдове. Впрочем, гераньки на окнах и веселые занавески указали ей путь. Агафья Васильевна всплеснула руками, завидев гостью, не знала, где и посадить. Вера принесла с собой фунт конфет и мягкий ароматный калач. Вдова тотчас распорядилась поставить самовар и засыпала девушку вопросами:

– Довольна ли ты, голубушка, своим местом? Что генерал? Дети? Генеральша-то со свету не сживает?

Пока дожидались самовара, а потом пили чай, Вера все обстоятельнейше рассказала. Вдова была вполне довольна, вся ее круглая фигура, казалось, выражала удовлетворение. Поедая конфету за конфетой, Агафья Васильевна, между прочим, спросила:

– Не знаешь ли ты, матушка, мою соседку, старуху Архиповну?

Вера вздрогнула и переменилась в лице, однако вдова сделала вид, что не приметила этого. Она продолжала, не дожидаясь ответа:

– Сказывают, темными делами промышляет: краденое скупает, сводничает, помогает несчастным женщинам избавляться от нежелательного приплода. У нас тут есть заведение, Дом милосердия для падших женщин. Вот их частенько и пользует Архиповна. Да разве только их… Ну да никто ее за руку не схватил, ворованного не нашел в ее сундуках, посему это только слухи.

Вдова налила чаю в блюдце, положила туда сахарок. Потягивая чаек, она продолжила:

– Так вот. Встретила я ее третьего дня на рынке. Старая ведьма взялась меня пытать, не слыхала ль я что-нибудь о ее пропавшей родственнице, девушке восемнадцати лет, темноволосой, с зелеными глазами. Ушла из дома и отчего-то не вернулась.

– Что же вы ей ответили? – с замиранием сердца спросила Вера.

Вдова ответила, весело подмигнув:

– Подсказала обратиться к квартальному.

Они помолчали. Агафья Васильевна перевернула чашку и поставила на блюдце.

– Как дальше полагаешь жить?

– Пока буду учить детей, а там – как Бог даст.

– Генеральша-то, чай, ревнует? – вдругорядь подмигнув, спросила Агафья Васильевна.

– Я не подавала повода! – надменно ответила гувернантка.

– А на что ей повод? Твоя красота и есть повод.

Они еще немного поговорили о том о сем, и Вера засобиралась домой. Уговорились встретиться в воскресенье в церкви. Вдова не задала ни единого лишнего вопроса, за что Вера была ей безмерно признательна.

Скоро, почти бегом, передвигаясь по улице, девушка обдумывала рассказанное Агафьей Васильевной. Архиповна, то бишь Алексеев, ищет ее, но исподтишка. Верно, есть соглядатаи, нанятые люди. Вере надобно быть весьма осторожной. Она все собиралась написать Сашке, чтобы братец не терзался и не тосковал, но теперь передумала. Узнает Натали, где Вера, подскажет ее преследователям.

Вере вдруг показалось, что какой-то невзрачный господин давно уже следует за ней по пятам. Неужели это шпион Алексеева? Девушка намеренно прибавила шаг, а после, свернув в переулок, неожиданно заскочила в лавку, куда частенько заходила с детьми за всякими мелочами. Хозяина за прилавком не было. На всякий случай делая вид, что она рассматривает товар, Вера скосила глаза в окно. Преследующий ее господчик остановился, в недоумении крутя головой. Кажется, он догадался, где могла скрыться Вера. Она проворно скользнула под прилавок и притаилась. Девушка слышала скрип двери, осторожные шаги преследователя.

– Что вам угодно-с? Мы уже закрылись, – произнес кто-то, вышедший из внутренних покоев.

Снова скрип двери: верно, шпион ушел. Однако беглянка не спешила выбираться из своего укрытия, надеясь, что хозяин ее не заметил и сейчас уйдет.

– Вы что-то потеряли, барышня? – услышала она над головой.

Прятаться далее уже не имело смысла. Вера смущенно поднялась и столкнулась нос к носу со знакомым хозяином лавки. Тот взирал на ее маневры весьма удивленно и настороженно.

– Ах, простите – обезоруживающе улыбнулась Вера. – Чулочек спустился, пришлось поправить. Ну не на улице же…

Она легко порхнула к двери и, послав воздушный поцелуй мрачному бородатому мужику, выскочила на улицу. До дома было рукой подать, и этот путь Вера проделала весьма скоро. Запыхавшись, она влетела в сени и остановилась, чтобы перевести дух. Рядом, в людской, раздавались чьи-то взволнованные голоса. Вера весьма удивилась, узнав голос Зинаиды Семеновны. Что ей было делать в людской, куда она никогда не заглядывала, предоставив свободу хозяйничать там кухарке? Генеральша была, видно, чем-то крайне разозлена. Ее голос порой переходил на еле сдерживаемый визг.

– Как ты смеешь еще что-то просить?! Я и без того вся опутана долгами. Если через три дня я не найду пятьсот рублей, Янгель опротестует вексель. Тогда все, все рухнет! – Кажется, эта фурия даже заплакала.

Вера навострила уши. В доме происходит нечто таинственное и, видно, опасное для детей.

– Как знаешь, дорогая, – зазвучал теперь юношеский нахальный голос. – Только не уверяй после, что любишь меня и готова на все. Ничтожный карточный долг. Что ж мне теперь, стреляться из-за него? Всего лишь триста рублей! Потряси муженька, моего дорого родственничка, у тебя недурно это выходит.

– Негодяй! Ты не стоишь его мизинца! – воскликнула молодая генеральша.

– Ну, если ты вовсе не в духе, пойду просить у Стронской. Уж она-то окажется чувствительней тебя.