Воспитанница любви - Тартынская Ольга. Страница 67
– А Вольский? – выдохнула Вера.
Луша пытливо вгляделась в ее лицо:
– Али не нашел? Стало быть, ты здесь, а он в Коноплеве тебя искал.
Глаза Веры заполнились слезами.
– Нашел, Луша! Лучше бы не искал… Я в актрисах была… Скажи, а после ты видела его?
Дикарка пожала плечами:
– Как уехал за тобой, больше не появлялся у нас. Я уж было порадовалась, что у вас все сладилось. Нет, слухи дошли: на какой-то миллионше жениться надумал. А после и говорить о нем перестали. Верно, и нет его в Москве. Да будет о нем. Ты-то что?
– В Петербурге, гувернанткой служу, – небрежно ответила Вера, вся поглощенная рассказом цыганки. – Скажи мне, Луша, как на духу: он женился?
Цыганка усмехнулась:
– Так я тебе что толкую: намеревался. Женился иль нет, не могу сказать, не знаю.
Вера вздохнула горестно и поникла. Луша помолчала.
– Ну признаюсь: была у него еще однажды, – сказала вдруг.
Еще сильнее сжала сердце Веры неведомая рука. Стараясь говорить равнодушно, она спросила:
– И на сей раз он снизошел до тебя?
Луша рассмеялась, определенно забавляясь отчаянием подруги:
– Снизошел. Попросил прощения и велел забыть его на-вовсе. – Она вмиг погрустнела. – А как его забудешь?
Обе девушки тяжко вздохнули и задумались.
– Спросила его, нашел ли тебя в Коноплеве, – добавила, очнувшись, Луша, – ответил: «Нет, не нашел». Вот ведь как…
– Мадемуазель! – услышала Вера сердитый голос генеральши.
Она испуганно глянула на Лушу, та все поняла.
– Ну что ж, прощай, барышня. Даст Бог, еще свидимся.
Зинаида Семеновна с негодованием следила за приближающейся гувернанткой и тут же напустилась на нее:
– О цыганке поговорим после. Все пообедали, только вас ждут!
– Я не голодна, – извиняясь, ответила Вера.
– Поздно ломаться, кушанья стынут. – Она развернулась и пошагала к ресторации, всем своим видом показывая крайнее раздражение.
Дети мрачно сидели за столом. Им не разрешалось выходить, поэтому они обрадовались появлению гувернантки. Полусонный Коля ей улыбнулся. Сердце Веры дрогнуло: если ей придется покинуть дом генерала, что станется с ними? Нехорошее предчувствие не оставляло Веру до самого конца загородной прогулки.
Чудесное пение цыган вызвало подлинный восторг публики. Слушая голос Луши, Вера вспоминала вечера в домике Вольского, и бедное сердце ее тосковало и металось. Грезы любви, забытые насильственно, вновь пробудились и терзали юную странницу своими сладкими обманами. Цыгане пели варламовские романсы и старинные цыганские песни, русские народные и модные водевильные куплеты. Публика вопила и рукоплескала. Когда же Луша завела чувственно-надрывное «Друг милый, друг милый, сдалека поспеши», Вера тихо расплакалась, не пытаясь скрыть своих слез. Томление и тоска цыганки пронзили ее душу, нашли в ней созвучный отклик. Верно, именно потому, что предмет тоски и грез их был один и тот же.
Генеральша недовольно покосилась на Веру, но промолчала. Она была занята переглядываниями с молоденьким красавцем кавалергардом и орудовала веером подобно кокеткам галантного века. Генерал этого не замечал, весь поглощенный концертом и пением Луши. Однако слезы Веры его тронули, он тревожно поглядывал на девушку, протянув ей платок. Маленький Коля заботливо отирал неудержимые слезы, струящиеся по щекам гувернантки. Таня беспокойно вертелась и с испугом смотрела то на Веру, то на мачеху. Старший, Алеша, мрачно опустил голову и сжимал кулаки, тоже вообразив, что Вера плачет из-за обиды, нанесенной ей генеральшей. Сама страдалица ничего этого не замечала, иначе непременно взяла бы себя в руки.
Цыган беспрестанно вызывали, требовали петь еще и еще. Однако генерал скомандовал пускаться в обратный путь. Вот-вот должен раздаться звонок к отправлению поезда на Петербург. Вера, поднявшись с места, послала Луше прощальный взгляд. Цыганка поймала его и едва заметно кивнула.
Обратный путь прошел в молчании. Дети устали и хотели спать, взрослые были заняты своими мыслями и впечатлениями. Вернувшись домой, все враз отказались от ужина, мечтая лишь о постелях. Генерал выбрал момент, чтобы шепнуть Вере:
– Незабываемая поездка, не так ли?
Бдительное око жены настигло его без промедления.
– О чем вы шепчетесь, позвольте узнать? – грубо вмешалась она.
– Пустяки, душенька. Пора отдыхать. – Он направился на свою половину.
Вера, отправив детей в комнату, спешила их укладывать, однако на лестнице ее остановила Зинаида Семеновна.
– Надеюсь, завтрашний день будет последним днем вашего пребывания в моем доме, – прошипела она.
– Но отчего, мадам? – устало спросила Вера для того лишь, чтобы что-то сказать.
– Теперь у меня нет желания объясняться, завтра поутру зайдете ко мне за расчетом.
Вера слабо пожала плечами и продолжила путь. Дети уснули мгновенно, даже не дослушав главу книги о рыцаре Айвенго. Девушка могла наконец остаться наедине с собой. Тоска душила ее, тоска по Вольскому, о котором так живо напомнила Луша. Угрозы генеральши не были столь гнетущи, как представление о женитьбе Андрея. Вера воображала его отчаяние после сцены в театральной уборной, его разочарование, ревность. Женитьба – естественный порыв забыться, вытеснить боль и тоску, отомстить ей и себе…
Ночью он приснился ей, такой близкий и родной. Вольский из сна грустно улыбался и растерянно теребил мочку уха. Вера тянулась к нему, звала, плакала, но он не слышал. Вот рядом с ним оказывается женщина. Это его жена. Но, силы небесные!
Вера видит, как они сплетаются в объятиях и сливаются в поцелуе. Женщина вдруг оборачивается к Вере и торжествующе хохочет ей в лицо. Девушка вскрикивает от ужаса: в объятиях Вольского она видит Зинаиду Семеновну!
– Нет! Нет! – кричит бедняжка и просыпается от собственного голоса.
Вся дрожа от пережитого, Вера оглядывается вокруг. Никакой Зинаиды Семеновны не было, не было и Вольского. Застонав от тоски, девушка вновь окунулась в забытье, теперь уже без сновидений.
Глава 5
Избавление
Вера надеялась, что угрозы генеральши останутся только угрозами и она не рискнет приводить их в исполнение. Однако Зинаида Семеновна была настроена весьма решительно. За завтраком она, казалось, сама любезность, не преминула прошипеть на ухо гувернантке:
– После завтрака – ко мне и ни слова генералу!
Аппетита как не бывало, бедная девушка вновь оказалась в зыбком, неопределенном положении. Куда ей теперь идти? Разве что к Агафье Васильевне напроситься на постой, а уж та что-нибудь придумает. Вера была рассеянна и не уследила за мальчиками. Устроив возню под столом, они чуть было не сдернули скатерть. Генерал строго глянул на детей и с вопросом – на гувернантку. Она опустила глаза. Верно, можно прибегнуть к его защите, но это значило бы посеять зерна раздора в семье, которая и без того не является образцом супружества. Размышляя о том, на что и как ей дальше жить, Вера вдруг вспомнила о векселе. Завтра истекает срок оплаты, а она забыла об этом, как и о самом векселе. А ведь могло статься, что Янгель готовится его опротестовать! Только не это!
Насилу дождавшись конца трапезы, Вера поспешила на свой чердак. Зинаида Семеновна, наблюдавшая за прислугой, выразительно посмотрела на нее. Однако прежде дело. Внимательно осмотрев комнатку, Вера обнаружила, что кто-то здесь был. Вещи определенно потревожены чьей-то небрежной или гневливой рукой. Да теперь уж все равно. Верно говаривала Марья Степановна: одна беда не ходит, беда беду водит. Надобно немедля снести Янгелю жемчуг! Вера испугалась вдруг, что ее драгоценности пропали. Она заглянула в тайник, устроенный в щели возле оконной рамы, о котором не знала ни одна душа. Завернутые в платочек украшения были на месте. Должно быть, именно их искал тот, кто тайком проник в ее комнату.
В дверь тихо постучали: горничная генеральши заглянула с приглашением в будуар ее превосходительства. Вера достала сак и положила туда жемчуг из тайника. Теперь, когда судьба ее вновь завела в неопределенное положение, ей было жаль драгоценностей. Они могли пригодиться в будущем, это все, что есть у бедной странницы.