Хмельницкий. - Ле Иван. Страница 75

Судил вожаков отрядов, судил отдельных корыстолюбивых крымчаков, судил своих ближайших помощников в походе. В руке сплетенная из восьми тонких ремешков хлесткая нагайка, на боку кривая сабля, которой он время от времени, играя, размахивал, будто испытывал необходимость разрядить избыток энергии. Растрепанные черные усы свисали клочковатыми серпами и порой мешали ему говорить. А говорил он резко, гневно и ответа не ждал.

— Гасан! Это ты, Гасан из Карабазара?.. Это у тебя сняли с аркана мертвыми двух сильных молодых гяуров? Ты что же, чертово семя в твоей крови, змеиной слюной свой разум помутил, пришел сюда губить достояние правоверных, аллахом ниспосланный ясырь?! Двух таких гяуров замучил, негодяй! Да на военной галере в Стамбуле каждый из них по две тысячи аспров стоит, знаешь ты об этом, мерзавец?.. Всыпать Гасану двадцать пять нагаек за нерачительность и отправить в аул без ясыря!

Двое вооруженных гайдуков из охраны Мухамеда Гирея взяли Гасана, подвели к крутому рву, размытому вешней водой, и, сорвав с него чапан, кожаные штаны, стали сечь нагайками. Гайдуки эти были турки, они считали татар низшими существами и секли их, как животных. Именно животный крик наказуемого татарина они и старались заглушить свистом нагаек.

А их атаман уже судил другого:

— Почему, Каримбаба, твой ясырь — мальчик, недавно взятый в плен, попал под копыта коня и лишился ноги? Будущего янычара султанского двора пришлось бросить в пропасть. Ты что же, для того и в поход пошел, чтобы неверными мальчишками, будущими солдатами нашего светила султана, янычарами, вот эти пустынные овраги заваливать? Пятьдесят аспров за мальчика тебе не нужны?.. Дать ему десять ударов за ущерб, нанесенный государству!.. Юсуп из Аккермана! Ты арканом обезобразил шею красивой невольницы и только потом отдал ее мне, аллахом поставленному над тобой атаману, назло испортив такое добро. В гарем не возьмут с кровоподтеками на шее, ты знал об этом? А хорошая девушка в султанском гареме ценится в пятьсот аспров, медведь ты неотесанный. Отобрать у него и вторую невольницу, а самого изгнать из отряда… Всех, у кого замечу на теле невольников изъяны от аркана или нагайки, а еще хуже — от насилия, до окончания похода буду сечь нагайками, лишать права на ясырь и направлять в самые опасные бои с поднепровцами!..

По крутому спуску в лощину спускался всадник на мокром, загнанном коне. Джуры, гайдуки бросились к нему, чтобы он не мешал Мухамеду Гирею чинить военный суд, adet uzere [90] в походе, карать нерачительных правоверных. Но всадник, пренебрегая опасностью, рвался к атаману, неистово крича:

— Я от Селима, от Селима!..

И, миновав заслон, поскакал по лощине к вожаку, величаво стоявшему на каменном троне в окружении толпы подчиненных.

— Я от Селима, непобедимый батырь Аккермана! От Селима я!..

— А? От Селима? — И наследник Гиреев резко поднял руку с нагайкой, требуя тишины.

Вокруг замерли все, будто окаменели — даже и гайдуки, занесшие нагайки над оголенным задом осужденного. Очередной подсудимый как склонил свою покорную голову перед судьей, чтобы выслушать его приговор, так и застыл.

Всадник, соскочив с разгоряченного коня и бросив поводья, упал на колени и пополз в рабской покорности к подмытому камню, на котором стоял неудачливый наследник Крымского ханства. А тот все еще держал грозно поднятую вверх нагайку, готовый рассечь ею непокорных.

— Говори! — не закричал, а прошипел он сквозь зубы. — Говори: нашел Селим убийцу батыря Ахмет-бея, убил его или живым притащит на аркане пред ясные очи султанши?

— Как повелит ясный свет очей моих… — залепетал было прибывший, не поднимая головы.

— Повелеваю — на аркане! Говори!..

— Селим нашел проклятого пса-гяура и, наверное, сам… хочет привести его пред ясные очи правоверного потомка славных Гиреев! Меня же, недостойного лобызать ноги твои, о правоверный… послал сообщить, что конь Ахмет-бея, родной брат коня султана, находится на хуторе у неверного сына выкреста Джеджалика, выписанного из реестра казака, сейчас пребывающего под Белой… У него есть свой хутор под Веремией, за Сулой, на земле князя Вишневецкого, всесильный батырь наш. И Селим велел передать, покуда он будет охотиться за презренным убийцей в Терехтемирове, чтобы вы послали на хутор Джеджалика за конем и…

— Довольно!

— Как милости прошу — послать меня с отрядом на хутор Джеджалика за конем и для расправы с гяурами. Ночью я проехал мимо его хутора, хорошо знаю брод через реку Суду… — умолял прибывший.

Он наконец поднял голову, чтобы видеть, как настроен властелин, и показать свою безграничную преданность, светившуюся в его глазах.

— Встань, правоверный. За честную службу получишь награду: будешь проводником в отряде Зобара Сохе. Самая красивая пленница из хутора Джеджалика будет твоя. За коня Ахмет-бея получишь моего подставного карего коня, добытого у курдов, и двух пленников из доли ясыря, предназначенного для самого султана… Эй, джура! Позвать ко мне Зобара Сохе агу [91]. Этой же ночью поведешь отряд через Сулу! — приказал он, еще раз удостоив своим вниманием посланца Селима.

2

Мартынко охотно взял на себя заботу о коне Богдана. В первый же день появления в Веремеевке его вместе с двумя лошадьми хозяина выгнали пастись на луг возле Днепра. По совету слепого Богуна, буланому изменили масть, подвязав на спину и под брюхо густую сеть, местами покрашенную соком бузины. Издали конь казался не то рябым, не то грязно-серым. Такой маскировкой хотели ввести в заблуждение тайных агентов, которых побаивался опытный Богун.

Вместе с лошадьми на пастбище выгнали еще двух телят, и с ними-то больше всего было возни. Все три коня были стреножены веревками, а буланый еще и татарским арканом. Телята же паслись свободно. Была середина лета, на приднепровских лугах от жары развелось много оводов. Вот проклятая скотина и задирала хвост дугой и носилась что есть силы, спасаясь от назойливых луговых насекомых.

Мартынко брал с собой на луг двух малышей — Филимона Джулая и Ванюшку Богуна. Он обучал их ездить верхом без седла, иногда Ванюшка и Филимон скакали наперегонки. Бывало, что и падали при этом на землю. Но что значит падение с такого смирного коня по сравнению с удовольствием проскакать на нем верхом.

Лежа в тени широколистого тополя, оба малыша надоедали Мартынку своими расспросами. И юноша рассказывал им, как сказку, о том, что приключилось с ним в то время, как сопровождал он слепого кобзаря. Малышам было по восьми лет, и они с жадным любопытством расспрашивали обо всем, что творилось вокруг них, не давая покоя ни себе, ни своим родным. Мартынко лучше других удовлетворял их ненасытное стремление все знать. Их интересовали войны, интересовали казацкие походы… Когда же Мартынко рассказал им о том, как во Львове бурсаки научили его писать и читать книги, мальчишки упросили его научить и их.

Филимон был на несколько месяцев старше Ванюшки, выше ростом и считал себя взрослым по сравнению с ним. Чернявый, с большим горбатым носом, он очень походил на своего отца, происходившего из какого-то ногайского рода, и даже свой нежный девичий голос перенял у него. Мать-казачка поэтому иногда ласково называла его «моя дочурка», хотя мальчик скорее был похож на орла, чем на девочку. Он любил лошадей и еще до знакомства с Мартынком взбирался, становясь на ясли, на спину коня и, держась за гриву, ехал на луг.

Ванюшка Богун обладал отцовской смелостью, неутомимостью, однако голубыми глазами, алыми губами и ровными зубами напоминал свою мать. Упитанный, ростом пониже Филимона, он превосходил своего друга в ловкости, и только на коня всегда взбирался с помощью если не самого Джулая, то одной из матерей. В последнее время хозяина не было дома. Еще в начале лета, по призыву Сагайдачного, он поехал казаковать. Поэтому оба малыша так обрадовались приезду гостей. Появление на хуторе Мартынка с буланым конем боевого сына Хмельницкого, а затем его матери и овеянного легендарной славой полковника Богуна, отца Ванюшки, сделало жизнь мальчиков беспрерывным праздником. Вместе с Мартынком они ежедневно уходили на луг, купались в теплых приднепровских озерах-затонах, разоряли на деревьях сорочьи гнезда, забирая неоперившихся птенцов для Лиски и Бровка, или лежали в тени и слушали увлекательные рассказы Мартынка. Оба мальчика так сдружились, что казались родными братьями. Они даже оспу перенесли вместе, и оставленные ею следы на лицах еще больше сроднили ребят.