Выплата (СИ) - Каляева Яна. Страница 18

— В другой раз. Мне пора идти.

— Как знаешь…

Мария слегка меняет позу, и моя плоть отзывается так, что я понимаю — уходить надо было раньше. И почему мы не животные, почему между нашими желаниями и обязанностями такая пропасть? Мария продолжает потягиваться. Она лукаво улыбается, краем взгляда отслеживая мою реакцию. С каждой секундой обещания, обязанности, счет времени — все это значит меньше и меньше, пока совершенно не теряет всякое значение.

В без пяти восемь подлавливаю Виктора Семеновича возле проходной и с места предлагаю:

— Пойдемте вон в ту шаурмячную. Поговорить надо.

— Господь с тобой, Саша. До начала рабочего дня четыре минуты…

— Это о вашем Даре, Виктор Семенович, и как вы его применяете.

— Да тут и говорить-то не о чем! — старик деланно всплескивает руками. — Избавился от застарелой грыжи, вот и весь Дар…

— Да-да, понимаю. Сам так вру, когда надо. Но так уж получилось, что я знаю ваш настоящий Дар. Не хотите обсудить это со мной — пойду прямо к Артем Алексеичу.

Разворачиваюсь и иду к шаурмятне — не на улице же разговаривать, день морозный, а в институте слишком много лишних ушей. Не оглядываясь, знаю, что Виктор Семенович плетется за мной. Мы садимся за нечистый пластиковый столик. Забегаловка круглосуточная. Шаурмье смотрит на нас красными от недосыпа глазами:

— Брать что будете? Просто так нечего рассиживаться, здесь вам не вокзал!

— У вас кофе растворимый?

— Абижаешь, дарагой! Кофе натуральнейшее — три в одном!

— Эх. Ну сделайте два… — и обращаюсь к Виктору Семеновичу: — Вы же уважаемый человек, научный сотрудник… И столько времени держались. Желание — еще не поступок, Дар — не преступление. Зачем же вы именно сейчас вдруг стали пакостить людям на работе? Коллеги вас чем-то обидели?

— Кто вы на самом деле, Саша? — растеряно спрашивает Виктор Семенович.

Скрываться больше нет смысла:

— Меня наняли, чтобы я нашел в коллективе шепталу. Что я и сделал.

Виктор Семенович не спеша стягивает вязаные перчатки, кладет их на середину стола, потом перемещает к краю. Глаз на меня он не поднимает. Какого черта я вообще с ним пытаюсь разговаривать? Надо сдать работу заказчику и забыть как страшный сон этот замшелый институт со всем его будущим в прошедшем.

Но очень уж хочется докопаться до сути. Выяснить не только что произошло, но и почему. Иначе дело так и не будет закрыто — по крайней мере, для меня. Да и старикана жаль, он же беззлобный — вон как переживал за мои талоны на обед. С чего Виктор Семенович вдруг решил пустить в ход свой Дар?

— Заберите свое кофе! — хмуро объявляет шаурмье.

Подхожу к прилавку, расплачиваюсь переводом на телефонный номер — карты здесь не принимают. Беру за ободки два хлипких стаканчика — мутная жижа от души пахнет химией. Возвращаюсь за столик. Старик по-прежнему пытается подобрать идеальное место для своих перчаток на нечистой столешнице. В районе среднего пальца на левой перчатке зияет дырка.

— Вы очень молоды, Саша, — говорит наконец Виктор Семенович. — Вам, должно быть, кажется, будто все еще впереди… Вот и мне так казалось, когда я поступил сюда на работу. А потом… месяц за месяцем, год за годом, одна перспектива за другой — так жизнь и прошла. И как итог — этот позорный Дар… Он достался мне потому, что втайне я ненавидел собственную жизнь и людей, которые ее такой сделали. Тогда-то я и осознал, во что превратился, и ужаснулся этому. И я никогда, ни при каких обстоятельствах не применял свой Дар, как бы окружающие меня не допекали.

— Так что же изменилось?

— Вряд ли вы поймете.

— Я попробую.

— Когда увидел этих ребят… особенно Дашу… понял, что с ними произойдет то же, что и со мной. Если я не вмешаюсь. От сглаза выходят только мелкие неприятности, но я знал, что Артем Алексеевич такое терпеть не станет… Надеялся, это побудит его выставить аспирантов вон, и хотя сейчас это покажется им катастрофой, их жизни в итоге… сложатся лучше, чем у меня.

— Вы неправы, рано или поздно кто-то мог бы серьезно пострадать… А аспиранты же здесь только ради кандидатских диссертаций.

— Это им сейчас так кажется. Их помурыжат, наобещают с три короба, а защиту перенесут на следующий год… потом еще, и еще. Родственников у нужных людей много, а количество кандидатских дипломов ограничено, ученый совет не может их выдавать всем желающим — есть квоты. А вот Артем Алексеевич заинтересован в молодых кадрах и сделает все, чтобы их удержать. Скорее всего, он будет кормить их завтраками до тех пор, пока сами они уже не перестанут хотеть чего-то другого.

— И что, ради того, чтоб выжить отсюда аспирантов, вы стали накладывать порчу на всех подряд? Почему было прямо не сказать, что кандидатские в обозримом будущем им не светят и они напрасно теряют время?

Старик наконец поднимает на меня водянисто-голубые глаза:

— В научном мире ничего не говорится прямо… Но даже если бы я сказал — думаете, эти молодые люди поверили бы мне? Решили бы, что я интригую, как все здесь. Пытаюсь протащить кого-то на их места. Нажаловались бы Артему Алексеевичу. Я боялся, что у меня будут неприятности…

— Что ж, теперь бояться нечего — у вас с гарантией будут неприятности. Впрочем, вы же мечтаете вырваться из этого болота? Теперь вам придется это сделать. Вряд ли Артем Алексеич вас оставит здесь после такого — ноутбука точно не простит. Не переживайте, работы в городе много. Звериный оскал капитализма не так страшен, как его малюют. И в бизнесе работать можно… это я как бизнесмен говорю. Все, что я могу вам предложить — пойти к начальнику и признаться во всем самому. Сегодня. Иначе я сделаю это за вас. Я понимаю, намерения у вас были добрые… но мне нужно закрыть дело.

И заняться наконец собственными делами.

Старик растерянно хлопает жидкими ресницами:

— Но как же… как же Даша? Получается, она останется здесь?

Трогательно, что в такой момент он переживает не о себе.

— Понимаете, Саша, эта девушка… не подумайте дурного, я уже стар… но она напомнила мне дочь, которая с самого развода отказывается со мной разговаривать… Не хотелось бы, чтобы Даша сгнила здесь заживо, как я…

Забавно, все без видимых причин уж очень хорошо относятся к невзрачной девушке Даше… Будь она трогательной красоткой с оленьими глазами, это было бы куда проще объяснить.

— Откуда вам известно, что ваших аспирантов не допустят в этом году до защиты?

— Ой, да что значит — «откуда»? Все об этом говорят…

— Сплетни к делу не пришьешь. Есть какие-то документы?

— Да ну какие документы, Сашенька… Кто же будет такое в документы вносить?

— Ну хорошо. Кто-то же наверняка об этом переписывался? В почте или в мессенджере?

— Это запросто. Наши сплетницы теперь из этих мессенджеров не вылезают, по телефону-то все слышно, а так никто не прочитает…

— Зря они так думают. Мессенджер-то у вас допотопный. Вы мне только фамилии членов диссертационного совета, или кто тут это решает, назовите.

— Это со всем моим удовольствием.

Вспоминаю мессенджер на компьютере Мальвины. Такой я и сам мог бы взломать и прошерстить по ключевым словам, ну да в «Марии» есть же одаренный хакер — пусть отработает свой хлеб. Будем считать побочными расходами по заказу.

— Вот видите, Виктор Семеныч, вашу задачу можно было решить вполне цивилизованными методами, а не наведением порчи. — Не факт, что взлом ПО секретного космического института можно считать таким уж цивилизованным методом, но да всяко лучше, чем заставлять людей обливать себя кипятком. — Так что скриншоты переписки, где упоминаются фамилии наших аспирантов, придут им в течение пары дней. А вам пора озаботиться собственным будущим. Через два часа позвоню вашему начальнику и проверю, в курсе ли он, кто оказался тем самым шепталой.

В институт я заходить не стал — такая вот короткая у меня получилась научная карьера. Будущее в прошедшем осталось там, за проходной с вертушкой и бдительной вахтершей. А моя реальная жизнь связана с тем будущим, которое есть у нас в настоящем — пока оно еще есть.