Среди овец и козлищ - Кэннон Джоанна. Страница 6

Вообще мама Тилли всех считала старомодными. У нее были длинные модные серьги, она пила кампари и носила одежду из марлевки или газа. В холодную погоду она надевала несколько слоев этой одежды, отчего становилась похожей на кокон.

– Мама говорит, мистер и миссис Форбс очень любопытные.

– Ну, уж кому, как не ей, знать, – согласилась я.

Все задние двери в домах были открыты для проветривания, до нас доносился запах теста и противней. Даже при температуре под девяносто градусов на плитах варилась брюссельская капуста, соус капал и образовывал лужицы на полных тарелках с едой.

– Ненавижу воскресенья, – пробормотала я.

– Почему? – Тилли тоже подняла палку и принялась водить ею по штакетнику следом за мной.

Сама Тилли ничего не ненавидела.

– Просто это день перед понедельником, – ответила я. – И он всегда какой-то пустой.

– Скоро каникулы. Целых шесть недель у нас будут одни воскресенья.

– Знаю. – Палка словно вбивала мою тоску в дерево.

– И что мы с тобой будем делать на каникулах?

Мы дошли до конца изгороди, и аллея погрузилась в тишину.

– Еще не решила, – ответила я и выпустила палку из руки.

Мы шли по Лаймовой улице, от подошв сандалий отскакивала щебенка и весело разлеталась во все стороны. Я подняла голову, но солнечный свет отражался от машин и оконных стекол и слепил глаза. Я сощурилась и попробовала снова.

Тилли ничего не заметила, а вот я сразу же увидела их. Целую стайку девушек в униформах, рекламирующих автомобили «Ауди» с полным приводом, – блеск на губах, руки засунуты в карманы расклешенных джинсов. Девушки стояли напротив, на углу, и не отличались ничем таким особенным, ну разве что были старше на несколько лет. Я заметила, как они оценивают наше присутствие, измеряют на глаз расстояние на тротуаре, зашарканном подошвами и с прилипшими к нему комочками жвачки. Они были для меня закладками в книге на еще не прочитанной странице, и мне не терпелось раскрыть эту книгу и поскорее прочесть.

Я знала их всех. Хоть наши жизни соприкасались лишь краешками, наблюдала за ними, и лица их были знакомы, как моя собственная физиономия. Я старалась уловить в них хотя бы искорку узнавания, но напрасно. Даже когда посылала им взглядом молчаливый сигнал. Даже когда замедлила шаг и почти остановилась. Тилли шла впереди, расстояние между нами увеличивалось, а многозначительные взгляды девиц, казалось, прожигали мне спину. Я не знала, куда деть руки, а потому обхватила ими себя за талию и пыталась ступать как можно тише.

Тилли поджидала меня на углу.

– Ну, что будем делать? – спросила она.

– Не знаю.

– Может, к тебе зайдем?

– Ну… можно.

– Чего это ты так разговариваешь?

– Сама не понимаю. – Я расцепила руки.

Тилли улыбнулась, я улыбнулась в ответ, хотя по-прежнему ощущала тревогу.

– Погоди, – сказала я подруге. Стащила с ее головы непромокаемую шапочку и нацепила на себя.

Она тут же звонко расхохоталась и потянулась забрать назад шапочку.

– Некоторые люди вообще не носят никаких шапок и шляп, Грейси, – сказала она. – Им они просто не к лицу. Так что отдай.

И вот мы взялись за руки и зашагали к дому. Шли мимо одинаковых лужаек, мимо похожих, словно начертанных под копирку линий чужих жизней, мимо длинных рядов домиков с террасами, которые, будто наручники, соединяли совсем случайных и не подходящих друг другу людей.

И я все пыталась разобраться в этом.

Когда мы пришли домой, мама чистила картошку и разговаривала с Джимми Янгом [11]. Он пристроился в рамке на полочке у нее над головой, и она кивала и улыбалась ему, наполняя раковину картофельными очистками.

– Что-то долго тебя не было.

Я не совсем понимала, с кем она говорит, со мной или с Джимми Янгом.

– Мы были в церкви, – ответила я.

– Ну и как? Понравилось?

– Не очень.

– Вот и славно, – заметила она и выловила очередную картофелину из грязных очистков.

Тилли с трудом сдерживала смех, он так и клокотал у нее под джемпером.

– А где папа? – Я достала из холодильника два сырных треугольничка и высыпала на тарелку пакетик чипсов «Кваверс».

– Пошел за газетой, – ответила мама и еще энергичнее принялась за картошку. – Скоро вернется.

– В паб пошел, – прошептала я на ухо Тилли.

Затем развернула сырный треугольник, а Тилли сняла свою непромокаемую шапочку. И мы принялись слушать «Братство людей» [12] и наблюдать за тем, как моя мама расправляется с картошкой.

Под музыку «Сбереги все поцелуи для меня» мы с Тилли принялись делать танцевальные движения руками.

– А ты веришь в Бога? – спросила я маму, когда пластинка закончилась.

– Верю ли я в Бога? – Движения ее замедлились, мама уставилась в потолок.

Я никак не могла понять, почему все смотрят вверх, когда я задаю этот вопрос. Точно ждут, что Бог вдруг явится в облаках и подскажет им правильный ответ. Если так, то в данном случае Бог подвел маму, и мы все еще ждали от нее ответа, когда через заднюю дверь в кухню вошел отец без всякой газеты и с отражением пребывания в баре «Британский легион» в глазах.

Он сразу обнял мать, облепил ее, точно простыня.

– Как поживает моя красавица женушка? – спросил он.

– Теперь не до этих глупостей, Дерек, – ответила мама. И утопила в кастрюле еще одну картофелину.

– И две мои любимые девочки? – пробормотал он. И взъерошил нам волосы, что было ошибкой с его стороны, потому как у Тилли и у меня не того рода волосы, которые можно успешно взъерошить. У меня слишком блондинистые и своевольные, а у Тилли слишком плотные кудряшки.

– Останешься с нами на ленч, Тилли? – спросил отец.

Говоря это, он склонился над ней и снова потрепал по кудряшкам. Когда Тилли заходила к нам, он превращался в родителя из мультфильмов. Видимо, старался заполнить пустоту в жизни Тилли, которой по-настоящему никогда не существовало, а своим поведением лишь достигал обратного эффекта, напоминал девочке о пустоте.

Тилли собралась было ответить, но он уже сунулся в холодильник.

– Видел Тощего Брайана в «Легионе», – обратился он к маме. – Догадайся, что он мне сказал.

Мама молчала.

– Эта старуха, что живет в самом конце Шелковичного проезда, ну, ты ее знаешь?

Мама кивнула картофельным очисткам.

– Так вот, в прошлый понедельник ее нашли мертвой.

– Она была совсем старенькая, Дерек.

– Суть в том, – заметил папа, доставая из холодильника плавленый сырок и разворачивая, – что вроде бы тело пролежало там целую неделю и никто ничего не заметил.

Мама подняла голову. Мы с Тилли уставились в тарелку с чипсами, стараясь, чтобы взрослые не замечали нашего присутствия.

– Да и когда бы еще обнаружили, – добавил отец, – если б не этот жуткий за…

– Почему бы вам, девочки, не пойти погулять? – предложила мама. – Я вас позову, обед уже скоро.

Мы уселись у стенки, прижались спинами к кирпичам в том месте, где падала узкая полоска тени.

– Фэнси умирает, и никто этого не замечает, – проговорила Тилли. – Как-то не по-божески.

– Викарий говорит, что Бог повсюду, – сказала я.

Тилли хмуро смотрела на меня.

– Повсюду. – И я развела руками для пущей наглядности.

– Тогда почему его не было в Шелковичном проезде?

Я смотрела на строй подсолнечников в дальнем конце сада. Мама посадила их прошлой весной, а они уже переросли ограду и заглядывали в сад к Форбсам, эдакие цветы-шпионы.

– Ну, не знаю, – пробормотала я. – Может, был где-то в другом месте.

– Надеюсь, что меня хватятся, когда я умру, – сказала Тилли.

– Ты не умрешь. Никто из нас не умрет. Ну, до тех пор, пока не состаримся. До тех пор, пока люди от нас не начнут этого ждать. Бог будет присматривать за нами все время. И ничего не случится.