Портной из Панамы - ле Карре Джон. Страница 66

А запивали все это чаем со льдом и аналогичными напитками, поскольку сегодня, по словам все того же Джеффа Кавендиша, алкоголь за ленчем считался в Вашингтоне отметиной дьявола.

И никто не доминировал за этим круглым столом. Есть куда деть ноги. Стулья такие мягкие и удобные. Телефоны отключены. Уж кто-кто, а Кавендиш умел создать для людей комфорт. И девочки примчатся, если кому-то захочется. Достаточно попросить Тага.

— Нормально долетели, Элиот? — спросил Кавендиш.

— О, прямо как на небесах побывал, Джефф. Просто обожаю эти маленькие тряские самолетики. И приземление в Нортхолте прошло приятно. Мне нравится Норт-холт. Оттуда на вертолете прямо до Бэттерси, грандиозно! Прекрасная электростанция.

С Элиотом никогда не поймешь, иронизирует он или все время такой? Ему тридцать один, южанин, выходец из Алабамы. Медлительный, немного флегматичный парень, за исключением тех случаев, когда переходит в нападение. Он был юристом и журналистом, имел собственную колонку в «Вашингтон Тайме», на страницах которой до недавнего времени показушно дискутировал с разного рода знаменитостями. Высокий и сухощавый, с мертвенно-бледным, худым, сплошь кожа до кости, лицом. Носит очки. Опасен и непредсказуем.

— Хотите вечерком побродить по магазинам или сразу домой? — ворчливо осведомился Таг Кирби, всем своим тоном давая понять, что последнее для него было бы предпочтительнее.

— К сожалению, Таг, нам сразу же после окончания этого ленча придется вылететь обратно, — ответил Элиот.

— Стало быть, не собираетесь засвидетельствовать почтение своему посольству? — с глупой улыбкой спросил Таг.

То было шуткой. Таг не слишком часто позволял себе пошутить. Госдепартамент США был последним на земле местом, где должны были знать о визите Элиота или полковника.

Сидевший рядом с Элиотом полковник мелко и часто пережевывал кусок семги.

— Какие тут могут быть у нас друзья, Таг, — простодушно заметил он. — Кругом одни «голубые».

В Вестминстере Таг Кирби был известен под прозвищем Министр с Очень Длинным Портфелем. Частично этим титулом он был обязан своим сексуальным приключениям, но по большей части объяснялось это тем, что ему не было равных по участию в разного рода консультативных советах и руководящих организациях. Остроумцы поговаривали, что не было в стране или на Среднем Востоке ни одной оборонной компании, которая не была бы обязана Тагу Кирби или которой бы этот Таг Кирби не обладал. В нем сразу чувствовалась сила, а в каждом движении сквозила угроза. У него были широкие жирные плечи и густые черные, словно накладные, брови. И маленькие глупые глазки, словно у быка. Даже во время еды его крупные кулаки оставались напряженно сжатыми.

— Эй, Дирк, а как поживает Вэн? — спросил через стол Хэтри.

Бен Хэтри снова включил свое легендарное очарование. Никто не мог ему противостоять. А улыбка была сравнима разве что с солнцем, выглянувшим из-за облаков. Полковник тут же просиял. Кавендиш был просто в восторге, что шеф сегодня в таком прекрасном расположении духа.

— Сэр, — рявкнул в ответ полковник, — генерал Вэн велел передать огромный привет. И поблагодарить вас, Бен, и ваших помощников за неоценимую поддержку и практическую помощь, которую вы оказывали ему последние несколько месяцев, вплоть до настоящего момента. Плечи опустились, подбородок ушел в грудь. Сэр.

— Что ж, передайте ему, мы чертовски разочарованы тем, что он не баллотируется на президентский пост, — ответил Хэтри с той же лучезарной улыбкой. — Это просто стыд и позор, что единственному в Америке приличному человеку не хватает яиц противостоять всей этой мрази.

Шутливо-провокационные замечания, похоже, не произвели на полковника должного впечатления. Он уже успел привыкнуть к ним в ходе предыдущих встреч.

— На стороне генерала молодость, сэр. Генерал умеет заглядывать в будущее. Генерал наделен истинным талантом стратега. — Каждая из этих рубленых фраз сопровождалась энергичным кивком, глаза же смотрели немного испуганно. — Генерал много читает. Он не прост. Он умеет ждать. Другие на его месте уже давно начали бы палить из всех орудий. Только не генерал. Нет, сэр. И когда придет время сменить президента, будьте уверены, генерал его сменит. Он единственный в Америке человек, который знает, как и когда. Таково мое мнение. Да, сэр. Я просто подчиняюсь, говорили карие и добрые, словно у спаниеля, глазки полковника. А немного выдвинутая вперед челюсть говорила: прочь с дороги! У него были коротко подстриженные волосы. И, глядя на его выправку, просто не верилось, что на нем сейчас нет военной формы. И еще казалось, что он немного не в себе. Как, впрочем, и все остальные. Формальностям пришел конец. Элиот взглянул на часы и, недоуменно вскинув брови, покосился на Тага Кирби. Полковник вынул из-за воротника салфетку, приложил к губам, потом швырнул рядом с прибором — жестом, дававшим понять, что Кавендишу пора убирать со стола. Кирби закурил сигару.

— Сделайте нам одолжение, уберите это вонючее дерьмо. Пожалуйста, — вежливо попросил его Хэтри.

Кирби загасил сигару. Порой он забывал, что Хэтри владеет его секретами. Кавендиш спрашивал, кому кофе с сахаром и не желает ли кто сливок. Трапеза окончилась, началось совещание. Пятеро мужчин, ненавидевших друг друга всеми фибрами души, сидели вокруг хорошо отполированного стола восемнадцатого века, объединенные общими идеалами.

— Так вы, ребята, собираетесь что-нибудь делать или нет? — спросил Бен Хэтри, известный своей нелюбовью к преамбулам.

— Нам бы чертовски хотелось, сэр, — ответил Элиот с непроницаемым лицом.

— Так что вас, черт возьми, останавливает? Все доказательства налицо. Вы управляете этой страной. Так чего ждать?

— Вэн хотел бы войти. И Дирк — тоже. Верно, Дирк? Бей в барабаны! Правильно, Дирк?

— Само собой, — выдохнул полковник и опустил подбородок на сплетенные пальцы.

— Так сделайте это, черт бы вас побрал! — воскликнул Таг Кирби.

Элиот сделал вид, что не слышит этого.

— Американский народ за то, чтобы мы вошли, — начал он. — Возможно, они пока что сами этого не понимают, но скоро поймут. Американцы хотели бы, чтоб мы вернулись туда, где все по праву принадлежит нам. И считают, что раз уж на то пошло, не следовало бы отдавать с самого начала. И нас ничто не останавливает, Бен. У нас Пентагон, у нас воля и желание, обученные люди, технология, все. На нашей стороне Сенат. И Конгресс тоже. У нас есть республиканская партия. Мы делаем внешнюю политику. Средства массовой информации тоже в наших руках. И никто нас не останавливает, кроме нас самих. Никто и ничто, Бен, и это непреложный факт.

За круглым столом воцарилось молчание. Нарушил его Кирби.

— Для первого прыжка всегда нужно большое мужество, — ворчливо заметил он. — Тэтчер никогда не колебалась. А вот другие ребята — про них этого никак не скажешь.

Снова молчание.

— Вот так и происходит потеря каналов, — заметил Кавендиш, но никто не засмеялся, все продолжали молчать.

— А знаете, Джефф, что тут на днях сказал мне Вэн? — спросил Элиот.

— Что, старина? — откликнулся Кавендиш.

— Что у каждого неамериканца есть для Америки роль. По большей части это люди, сами не играющие никакой роли. Одним словом, онанисты.

— Генерал Вэн зрит в самый корень, — заметил полковник.

— Продолжайте, — сказал Хэтри.

Но Элиот не спешил. Задумчиво сложил на груди руки и страшно напоминал в этот момент землевладельца, обозревающего свои плантации и попыхивающего вишневой трубкой.

— У нас просто нет для этого предлога, Бен, — признался он наконец. — Ни единой зацепки. У нас есть только условия. Нет дыма, а потому не может быть огня. Никто не насилует американских монахинь. Никто не убивает американских детишек. Одни только слухи. Одни только «может быть». Не созрел момент, не кровоточат еще сердца членов госдепа, не время выходить на улицы с плакатами и кричать «Руки прочь от Панамы!» у ворот Белого дома. Вот когда наступит момент для решительных действий, тогда мы и сможем адаптировать к нему национальное самосознание. Национальное самосознание способно творить настоящие чудеса. И мы можем его подтолкнуть. Вы можете, Бен.