Первый шаг Некроманта. Том 4 (СИ) - Рэд Илья. Страница 33

Выходя из бастионского монастыря, Джон с облегчением вдохнул ночной воздух. Сегодняшние события вызвали в нём целую бурю эмоций: от неконтролируемого гнева до благоговения. Признаться, им с Маэстро стоило больших трудов сдержаться и не напасть на Артёма, потому как они чтили постулаты церкви с самого детства.

Джон мало любил распространяться о своей мирской жизни, но до того как попасть к братьям, успел хлебнуть лиха.

Рано осиротевший, в возрасте семи лет, он долго искал пропитание на скупых до жалости московских улицах. Столица не любила слабость — это он понял практически с первых дней. Страх, боль и голод стали его постоянными спутниками в Хитровке.

Это был глухой угол Москвы, где теснились грязные деревянные лачуги, сбитые в кучу, словно прятались от глаз властей. Запахи дыма, кислого пота, прелой земли и дешёвой водки, которую льют прямо из-под полы, ещё не скоро выветрятся из его воспоминаний.

Полутёмные трактиры, разудалая ругань, драки за пару золотников табака… Узкие улицы, извиваясь, уводили всё глубже в самую душу этого опасного места, где каждый встречный — либо вор, либо беглый каторжник, а честный человек туда забредал разве что по недоразумению. На каждом углу стояли нищие и бездомные, а грязные дети шныряли между лавок, норовя что-нибудь незаметно стащить.

Одним из таких ребятишек был и он, Джон, точнее, мальчик Серёжа. Как сейчас он помнил ту сворованную из плетёной корзины снедь. Вкусно пахнущая, перевязанная кулинарной нитью пастрома. Этим куском мяса можно было питаться недели две. Бугристый и весь в разноцветных специях он был слишком тяжёл для его ослабевших детских рук, но они упрямо продолжали его держать, даже когда надо было сбрасывать «груз» и уходить улочками.

Джон не забыл, как остановился и вгрызся в деликатес, пытаясь набить рот, как можно большим количеством говядины. Тогда он наивно думал, что таким образом успеет чуть-чуть облегчить свою ношу, но, увы, церковный служка догнал его, опрокинул на грунтовую дорогу магией и принялся забивать ногами.

А остановил его уже тот, кого обворовали — отец Филарет. Это был старец лет семидесяти, с беспорядочной седой бородой и умными выцветшими синими глазами. Несмотря на возраст, мужчина двигался весьма бодро и своим шагом, не пользуясь тростью или чем-то ещё.

Священник спокойным, наполненным силой голосом велел служке прекратить избиение. Джон так и не отпустил пастрому, даже когда на неё попала грязь. Он в бешеной спешке грыз её и набивал желудок, даже когда специи обожгли ему язык, а глаза заслезились.

Хоть он и был тогда маленьким, но памятью обладал отменной и запомнил на всю жизнь слова этого священника.

— Не силой побеждает человек беду, а сердцем. Уворовать кусок мяса может каждый, но душу свою укрепить добрыми делами — не всякому под силу. Запомни, сынок: богат не тот, кто сыт, а тот, чья совесть чиста.

Филарет с грустью тогда посмотрел на ребёнка и ушёл вместе со своим помощником, разочарованный не пропажей дорогостоящей пастромы, а ещё одним падением детской души.

Эти слова не сразу дошли до мальчика, сначала он чуть не помер от резей в животе, благо его выходила одна сердобольная мамашка восьмерых детей. Женщина нашла его валяющимся на дороге и притащила в свою хибару. Джон точно помнил, что мяса ещё много оставалось, но, когда полностью пришёл в себя, его сразу же прогнали и велели не открывать своего грязного рта.

Вот тогда-то он и стал обдумывать сказанное, а ещё больше его заинтересовала церковь Клирикроса и эти самые добрые дела, о которых говорил преподобный Филарет. Вместе с тем вспомнил и умершую мать, добропорядочного отца, убитого проезжавшей мимо телегой и не смог больше оставаться на грязных улицах — пошёл в Светозёрский монастырь, напросившись в ученики.

Он дал себе обещание не посрамить честного имени родителей и прожить достойную жизнь.

С тех пор Сергей трудился усердно, постигал барьерную магию и довольно быстро стал подающим надежды клириком. Затем была миссия в Америке, где он тоже отдавал всего себя общему делу и вот по возвращении решил стать ещё сильнее, осознавая, что одними молитвами много не сделаешь.

Посещая мирные деревушки Вологодской губернии, он не мог не заметить того уровня несправедливости и страха местных за свою жизнь перед иномирными тварями, а ещё больше перед некромантами-отступниками. В Бастионе он и пересёкся впервые с Маэстро, а тот уже привёл его к недавно сформированному отряду Христа. Они как раз искали клирика.

Жизнь Джона, по его мнению, не представляла чего-то выдающегося. Помимо чёрной полосы была и белая, даже не одна. Дружба с ликвидаторами открыла ему новую грань этого мира, что не только догмат церкви сеял повсюду добро, но и обычные люди с разной судьбой готовы были рисковать своими жизнями ради безопасности остальных. Пусть и за деньги, но всё же…

Почему он вдруг вспомнил всё это за короткий промежуток времени, пока они шли в гостиницу? Да потому что разум кричал ему о правильности сделанного выбора, а сердце говорило обратное.

Оно словно попрекало его, всё того же беспомощного сироту: не надо грызть этот несчастный кусок мяса, не надо цепляться за деликатес для души, за священный свод правил и ограничений, которые он принял на веру и так чтил.

Доброта — это далеко не следование какому-то кодексу, пусть и мудро составленному, но нечто большее. Джон мог, как в детстве, позариться на лакомый сиюминутный кусок спокойствия и прожить оставшиеся годы «правильно», но тогда последствия окажутся серьёзней, чем заворот кишок.

Сожаление раздавит его.

Или можно выйти за пределы Хитровки и отыскать новый путь. Отделение целительства от некромантии могло избавить людей по всему миру от множества болезней. Ведь сейчас Ложа — это закрытый ото всех институт магии, бдительно охраняющий свои интересы. В суммарном выражении некромантов в разы меньше, чем всех остальных магов.

«Нехватка целителей катастрофическая», — сказал сам себе клирик.

— Джон, а ты точно уверен? — тяжело вздохнул богатырь Илья.

В большинстве моральных вопросов он привык полагаться на авторитет более просвещённого товарища, хоть остальным это старался не показывать.

— Я устал, давай не сейчас?

— Ну ладно, — вздохнул как медведь Маэстро и положил на стол записку от Артёма в надежде, что это как-то поможет его другу передумать.

Простой и добродушный характер паладина зачастую уравновешивал вечно сомневающегося и ищущего правильный путь Джона.

Они сбросили верхнюю одежду, Илья сразу плюхнулся на кровать в углу, а вот клирик решил ещё посидеть за столом, закрыв глаза и массируя виски. Каждый вдох и выдох богатыря сопровождался натужным скрипом пружин. Тот старался не делать лишних движений, чтобы не платить потом за ущерб хозяйке гостиницы. Шум на улице постепенно смолкал, всё меньше извозчиков, ребятишек и торговых людей куда-то спешили, народ разбежался по домам.

И вот в этой тишине, когда Джон уже клевал носом и почти заснул сидя, снаружи по коридору раздались шаги и в дверь постучались. Маэстро проморгался заспанными глазами и повернул голову к другу.

— Это я, Иван, — послышалось приглушённо, — откройте.

Клирик быстро встал и подошёл к замку, чтобы три раза провернуть его налево. Снаружи действительно стоял Ломоносов.

— Ты чего в такую темень? — поинтересовался церковник.

— Да вы всё равно не спите, — и в подтверждение кивнул на комнату, где горела керосиновая лампа и пара свечей на столе, — поговорить надо.

Джон открыл широко дверь и пропустил внутрь бывшего единомышленника. Ваня держал руки в карманах и бегло обвёл взглядом временное жилище сычовцев.

— Да тут даже тараканы с тоски подохнут. Я пришёл, как ты и просил.

Клирик прошёл мимо него обратно к стулу и возразил.

— Вообще-то, мы никого не ждали.

— ЭТО ОН МНЕ, — прозвучавший голос был настолько неожиданным, что Джон подпрыгнул, как испуганная кошка, и встал в боевую стойку с уже активированным барьером, а вот Маэстро попал впросак — порвал-таки пружины и провалился внутрь на пол всем телом. — А-ХА-ХА! — засмеялся Ваня, хотя непонятно было он ли это, потому что каждый звук пробирал до костей, а из глаз лился густой синий свет.