Под покровом тайны - Санфиров Александр. Страница 14

– Какие оборотни, бабушка ты сошла с ума! – хотела я закричать, но вместо этого из моего горла вырвалось хриплое рычание. Пирожок, который я держала в руках, оказался проткнут выросшими острыми ногтями.

Бабушка выставила вперед руку, в которой был зажат пучок травы.

– Вот тебе оборотень полынь! Сгинь оборотень сгинь! – крикнула она.

Неожиданно появилась жуткая слабость, и я чуть не упала с лавки.

Бабушка с кряхтением встала и, взяв меня подмышки, потащила к кровати. Уложив на перину и поправив подушку, она уселась рядом и сказала:

– Давай признавайся, как все случилось, кто инициацию провел?

Мне, однако, было не до разговоров. Я с ужасом разглядывала свои руки, покрытые густым белым волосом и острые трехсантиметровые когти, торчавшие из скрюченных пальцев. И тут волосы начали быстро втягиваться в кожу, а когти уменьшаться в размерах.

Голова закружилась, мир покачнулся вокруг меня и исчез. Когда пришла в себя, на улице совсем рассвело. В открытое окно доносились человеческие голоса, урчание тракторов и овечье блеяние.

В комнате стоял интенсивный запах мяты с валерианой. Я повернула голову и обнаружила, что прабабушка Аглая сидит у стола, опустив голову на руки, и храпит.

– Бабушка, – тихо спросила я, – ты спишь?

– А, что, – встрепенулась та, – ну, что проснулась девка, ох, и напугала ты меня этой ночью.

– Бабушка, так это мне не приснилось? – робко поинтересовалась я.

– Не приснилось, – сказала, как припечатала бабушка, – я в тебя зелья сонного столько влила, думала, что до вечера без задних ног дрыхнуть будешь, а ты даже четырех часов не спала.

Помнишь, о чем я тебя ночью спрашивала? – впилась она своим взглядом прямо в мои глаза.

– Помню, – призналась я, и сразу продолжила, – бабушка, но ведь оборотней не бывает, это все сказки и пережитки прошлого. Ты наверно на мне гипноз использовала. Мне это все просто приснилось?

– Ох, Лена, никакого гипоза я не делала. И не приснилось тебе ничего. Кровь в тебе проснулась предков наших. Очень хочется узнать, какой храбрец нашелся, что ее в тебе пробудить смог, – задумчиво сказала бабушка, – давай, рассказывай, может, заметила, когда с тобой чудные дела стали твориться?

Я, удивляясь собственному спокойствию, начала рассказывать, о последних днях перед поездкой. Бабушка внимательно слушала, и не перебивала меня до тех пор, пока я не рассказала о своем новом знакомом и, как он укусил меня в кинотеатре.

– Ааа, вот в чем дело! – закричала она, – ну, охальник, ну паразит, я так тебе это не спущу, ты у меня кровью харкать будешь! На правнучку мою планы состроил!

Она вышла в коридор и вскоре вернулась с десятком фигурных, стеклянных флакончиков.

– Нюхай! – приказала она, сняв с первого притертую пробку.

Я послушно нюхнула и вопросительно глянула на бабушку.

– Ну, что повесой твоим не несет? – спросила она.

Я отрицательно мотнула головой, и бабушка открыла следующий флакон.

Через несколько минут все флаконы были мной обнюханы, а нужного запаха так и не нашлось.

Бабушка, красная от злости, ругалась во весь голос, а я лежала и не знала, что делать. В голове была жуткая каша из мыслей.

– Как же так, я комсомолка, не верю ни в каких чертей и русалок, сама уже провожу политинформации, и вдруг оказалось, что я – оборотень. Нет, этого не может быть! Мы просто с бабушкой сошли с ума! – пришла моя голова к окончательному выводу.

– Бабушка, а я в кого могу оборачиваться? – неожиданно для себя самой вылетел из моего рта вопрос.

– Хм, а ты как думаешь? – вопросом ответила та.

Я немного помедлила с ответом, и затем уверенно сказала:

– В рысь.

Мы сидели с бабушкой, в десятый раз пили чай, и она, как в прошлом году, рассказывала о своей жизни. Но, сейчас с такими подробностями, о которых я раньше и не подозревала. За окном светило солнышко, пели птицы, а меня не покидало чувство нереальности происходящего. Казалось, что сейчас прабабушка Аглая рассмеется, и скажет:

– Лена, да я пошутила, ничего такого нет, тебе просто все приснилось.

Но бабушка как раз начала говорить о том, что последним, кто мог перекидываться зверем, был ее дед, умерший задолго до революции, а было ему почти сто пятьдесят лет.

А потом никому это способность не давалась, разве, что почти все женщины имели талант к лечению.

– Бабка твоя Анна, была лекарка знатная, – сказала прабабушка, вытирая слезу, – в войну в Белоруссии германцы ее убили, узнали, что партизан лечила. А матка твоя, Варька – бесталанная совсем. Даром, что мужика хорошего захомутала, – перешла она на моего папу.

– Вот золото мужик, – похвалила она, – все в руках горит. Хоть и нехристь. Видала, какой он мне забор сделал?

Я кивнула, и прабабушка продолжила свой монолог.

– Когда тебя Варька родила и мне на смотрины представила, сразу ясно стало, что есть дар в тебе. Вот только кем ты можешь прикидываться, тогда не поняла. Думала, есть еще время, разберусь. А вишь, как вышло, какой-то холуй меня опередил. Увидел тебя и сразу дар раскрыл, дела ему нет, что дикий оборотень по городу будет шляться.

– Ох, Ленка! Есть Господь на белом свете, что родители тебя ко мне отправили. Натворила бы делов, вовек не разгребли. А может, ты уже людей жизни лишить успела? Признавайся! – прабабушка поводила корявым пальцем у меня перед носом.

Пришлось рассказать ей о случае в поезде.

Но за него бабушка ругать не стала, наоборот, пожалела, что я так мало сделала.

– Правильно, надо таким извергам рода человеческого укорот давать. Нужно было ему муди вообще с корнем выдрать и в очко выбросить, – рассержено сказала она.

– В какое очко? – удивилась я.

– Ну, в дырку в нужнике, – неохотно пояснила бабушка.

– Бабушка, – укоризненно сказала я, – что ты говоришь, меня бы кровью с ног до головы забрызгало.

– Ого! – с усмешкой воскликнула бабуля, – чую родную кровь, не стала возмущаться зачем, почему, а сразу по делу, как без крови обойтись. А этому я тебя научу, ничего сложного, – добавила она, выглянув в окошко.

– Хоть и никого вокруг не чувствую, – но береженого бог бережет, – сообщила она, закрыв раму.

Я тоже никого вокруг не ощутила о чем и сообщила бабушке Аглае. А потом спросила:

– Бабушка, ты папу нехристем обозвала, а сама в церковь не ходишь, и поп тебя боится, я еще в прошлом году видела, как он мимо нашего дома шел и плевался.

Та перекрестила лоб, глядя на икону в красном углу, и строго сказала:

– Господь в своей милости всех нас любит и жалеет. Мне для того, чтобы с богом говорить, попы без надобности. Я сама ему в грехах каждый день каюсь. Может он, в своей милости неизреченной позволит хоть умереть спокойно.

Она на миг остановилась, и мне снова удалось влезть со своими вопросами.

– Бабуля, а как ты думаешь, мальчик, что меня укусил, откуда взялся, и почему не пришел, как обещал? Он же сам предложил встретиться на следующий день.

– Сама в непонятках, – пожала плечами бабушка, – ну, для чего он тебе свиданку назначил, в этом все ясно – посмотреть хотел, как у тебя превращение идет. Эта, как ее мета… мита… митромоф… ага! Вспомнила, метаморфоза!

Бабушка гордо посмотрела на меня. Я тоже была впечатлена, такого мудреного слова мне еще слышать не доводилось.

Бабуль, – а ты где слышала такое выражение? – тут же поинтересовалась я.

Та, наморщила лоб, и явно что-то припоминая начала рассказывать.

– Ленка, давно энто было. Еще при Николашке придурошном. Я тогда молодая, здоровая была, а годков мне было всего сорок. Как-то взял меня в прислуги врач наш уездный, Ребровский Иван Палыч.

Знал он, что ходют ко мне людишки болезные, вот и решил выведать, почему у него они все на кладбище переселяются, а у меня живехоньки. Я сдуру не поняла, чегой-то он мне должность предложил, и сразу согласилась, Федя то мой ненаглядный на японской войне сгинул, а я с дитями горе мыкала. Ко мне, кто тогда ходил лечиться – голь перекатная, они сами без копейки сидели. Так и со мной расплачивались, то картохи полмешка, то мучицы принесут. А тут Иван Палыч два рубля с полтиной обещал за месяц платить. Большие деньги по тем временам.