Охотничий Дом - Фоли Люси. Страница 11

В середине второго курса он рассказал о своей сексуальной ориентации некоторым друзьям. Это не стало таким уж сюрпризом. Он не встречался ни с кем из девушек, которые буквально вешались на него, поэтому тут было о чем задуматься. Я-то предпочитала этого не замечать, объясняя себе его целомудрие тем, что он бережет себя для подходящей женщины.

Не буду отрицать, его признание меня слегка потрясло. Моя влюбленность была всепоглощающей, как это бывает в таком возрасте. Но со временем я научилась любить его как друга.

Встретив Бо, он совершенно пропал из виду. Я вдруг стала гораздо реже видеть его и слышать о нем. Трудно было не обидеться. На Ника – за то, что бросил меня, в то время это ощущалось именно так. На Бо – за то, что вытеснил меня. И потом, у Бо имелись свои проблемы. Он бывший наркоман, или, как он выражается, человек, который больше не принимает наркотики. Ник на несколько лет стал его круглосуточной сиделкой. По-моему, Бо тоже злился на меня, потому что я была близким другом Ника. Сейчас он больше уверен в себе и своих отношениях с Ником… а может, мы просто повзрослели. И тем не менее я чувствую, что с Бо я иногда слишком усердствую. Чересчур заискиваю. Потому что, если до конца быть честной, я все еще чувствую, что из-за его нужды в поддержке – а он до сих пор в ней нуждается – мы с Ником не так близки, как прежде. Мы прекрасно дружим, но это совсем не то, что раньше.

На улице ощутимо похолодало. Над озером повисли клочья тумана, но вокруг воздух было совершенно прозрачен, я посмотрела вверх, свет звезд от холода будто стал ярче. Бредя по тропинке к Охотничьему Дому, я оглянулась на сауну, возле которой видела вторую статую. Но странное дело, статуи я не увидела. Я всмотрелась в тень, отбрасываемую зданием. Статуя исчезла.

Сейчас

2 января 2019 г

Хитер

Я тащилась за Дагом, стараясь наступать в его большие следы, и думала о гостях, которые сидят сейчас по своим домикам, беспокоятся и пока ничего не знают.

Разве что… Я постаралась прогнать эту мысль. Нельзя спешить с выводами. Но если Даг прав, в происшествии есть что-то зловещее. Между ними что-то произошло, это ясно. Некоторое «разногласие», как они выразились, когда сообщили об исчезновении.

Сейчас-то легко говорить, что два дня назад у меня было дурное предчувствие – как только они прибыли в поместье. Нет, я вовсе не ожидала ничего подобного. Но что-то чувствовала.

Джейми очень нравилось выражение «рептильный мозг». Возможно, это было как-то связано с его работой. Он видел людей, оказавшихся на грани и действовавших на чистом инстинкте, – отец, выскочивший из горящего дома и оставивший внутри детей. Или, наоборот, заслонивший жену и ребенка и получивший ожоги третьей степени больше чем половины тела. Все дело в миндалине мозга – крошечном узелке, спрятанном среди маленьких серых клеточек, корне наших самых инстинктивных поступков. Нашего эгоистичного желания ухватить самое большое печенье, занять самое удобное место. Нечто, предупреждающее вас об опасности, прежде чем вы успели осознать угрозу. Без этого инстинкта мышь помчалась бы прямо в пасть кошке.

Джейми считал, что люди, по сути, цивилизованные животные. Что главные побуждения прикрыты слоем светского лоска, задавленные, подконтрольные. Но в момент даже самого незначительного стресса зверь может вырваться наружу. Однажды Джейми на четыре часа застрял на окраине Эдинбурга в поезде из-за перебоев в электросети. «Ты сразу видишь, кто из попутчиков без колебаний съел бы тебя, если бы вы оказались вместе в спасательной шлюпке, – сказал он мне. – Один человек с красным лицом то и дело ломился в кабину машиниста. Он был как зверь в клетке. И смотрел на нас так, будто ждал, когда кто-нибудь попросит его заткнуться… тогда у него появится повод психануть по полной».

Понимаете, в том-то все и дело. Некоторым людям достаточно лишиться привычного комфорта и испытать стресс, чтобы обратиться в чудовище. И порой ты остро чувствуешь таких людей. Невозможно объяснить, как это происходит. Ты просто знаешь это где-то в глубине души. Это тоже рептильный мозг.

И вот я мысленно возвращаюсь на три дня назад, в тот вечер, когда они прибыли. Мое первое животное ощущение.

Ужин по-хайлендски в первый вечер – одно из мероприятий, обещанных в проспекте. Но когда мы его устраиваем, у меня всегда впечатление, что гости с радостью обошлись бы без него. Каждый раз царит атмосфера принуждения, точно на официальном ужине. Уверена, это просто способ вытянуть из них деньги. Наценка на еду, даже с учетом использования «лучших местных продуктов», непомерная. Мне всегда было любопытно, может, это делается для привлечения местного сообщества, потому что официантами на ужин зовут местных парней и девушек, да и все продукты покупаются в округе, кроме оленины, которую промышляют непосредственно в поместье.

Я читала газеты, когда босс только купил это место у семьи, владевшей им на протяжении нескольких поколений. Там жаловались на «элитарные цены», на «изгнание местных жителей с собственной земли» – дескать, в Хайленде у каждого есть право бродить, где ему хочется, которое соблюдал прежний хозяин, но теперь повсюду заборы и предупреждающие таблички. По словам босса, это должно отпугнуть браконьеров, но любопытно, что у предыдущего владельца, похоже, не было с ними проблем. Возможно, браконьеры не были так хорошо организованы и вооружены, не знали про большой спрос на оленину и оленьи головы. Но скорее, сейчас на убийство оленя смотрят иначе. Кое-что из уроков все-таки усвоили.

Однажды в ближайшем к нам магазине в Кинлохлаггане (больше часа езды) я сказала хозяйке, где работаю. «Ты-то, похоже, ничего, девочка, – ответила она, – но это дурное место. Иностранные деньги. (Под этим, я думаю, она подразумевала, что босс – англичанин, а гости либо тоже из Англии, либо вовсе из-за пределов Британии.) Когда-нибудь, – добавила она, – они сполна заплатят за то, что не пускают людей на их землю». Рассказывая о пожаре в Старом Доме, я опустила главное – пожар устроил вовсе не егерь, а местный житель, которого оскорбил хозяин.

Если хайлендский ужин затевается, чтобы ослабить неприязнь местных, вряд ли это работает. Скорее всего, официанты, вернувшись домой, рассказывают про отвратительное поведение гостей. Помню холостяцкий мальчишник перед свадьбой, на котором пьяный шафер облапал молоденькую официантку, когда она наклонилась поднять салфетку. А то, что гости падают лицом в тарелки, перебрав односолодового «Гленгарри», и вовсе обычное дело. И блюют на стол прямо на глазах у персонала.

Я была уверена, что нынешние туристы из Лондона станут вести себя приличней, чем на том мальчишнике. С ними ребенок (мать попросила принести еду к ним в коттедж). Остается семь человек. Брюнет и высокая блондинка – Джулиен и Миранда. Идеальная, самая красивая пара, у них даже имена самые шикарные в группе. Потом худой, элегантный парень с золотисто-каштановыми волосами, в стильных очках (Ник) и его американский приятель Бо. Третья пара – Марк и Эмма. Его можно было бы назвать симпатичным, если бы не близко посаженные глаза, как у мелкого хищника, и непропорционально массивная верхняя половина тела, отчего он напоминает гротескного игрушечного супергероя. Я поймала себя на мысли, что его подруга выглядит как малобюджетная версия высокой блондинки – волосы у корней темные, а когда задирается кофточка, видны складки на животе. Сама себе удивляюсь. Обычно я не склонна к оценочным суждениям. Но даже если вы мало общаетесь с прочими человеческими существами – как я, например, – желание судить других, одно из главных свойств людей, никуда не девается. А сходства нельзя не заметить. Волосы выкрашены в тот же оттенок, одежда в таком же стиле, она даже накрасила глаза точно так же – черные стрелки в уголках. Но если макияж блондинки увеличивает глаза и придает взгляду кошачью загадочность, то макияж Эммы лишь подчеркивает, какие у нее маленькие глаза.