Double spirit. Часть 1 (СИ) - "kasablanka". Страница 58
Его бы, пожалуй, могло и вырвать, если бы не то, что произошло мгновением позже.
Роби, определенно, был мастером траха, поэтому без труда сделал то, что неопытным любовникам удается не сразу. Изменив направление, он точно проехался по простате, и удовлетворенно хмыкнул, почувствовав, как Лео дернулся под ним и вскрикнул.
Острое возбуждение, пронзив его до поясницы, было скорее болезненным, чем приятным. Мучительный диссонанс усиливался из-за того, что Роберт, почувствовав ответ и сам находясь на пике возбуждения, раз за разом повторял пытку, снова и снова заставляя Лео дергаться, словно бы от удара током, и усиливая как возбуждение, так и отвратительное чувство гадливости по отношению к обоим твинсам и к своему скотскому организму, так подло его предавшему.
Толчки все усиливались, Роберт уже начал постанывать, растеряв все слова, он уткнулся носом в шею Лео и вдыхал его запах, выдыхая воздух с короткими тихими вскриками.
Лео чувствовал, что еще немного — и мозг его взорвется от раздирающих его противоречивых ощущений. Возбуждение ниже пояса никуда не делось, оно разрасталось, словно пожар, смешиваясь с уже довольно ощутимым дискомфортом и болью, и это ощущение сводило его с ума. Он с отвращением, с омерзительным отчаянием хотел кончить, и одновременно его чуть не выворачивало при одной мысли об этом.
После очередной прошившей его молнии он вскинул голову и тут же наткнулся на совершенно безумный, невероятный взгляд младшего твинса. Альберт был тоже до бешенства возбужден, его прозрачные глаза были яркими, словно промытыми летим дождем, и их необычный цвет, такой же, как и у Роби, казался неестественным и нереальным.
Лео вдруг совершенно некстати, не ко времени, внезапно понял, почему глаза твинсов казались ему разными. Они и были разными, и именно эта разность позволяла Лину их различать. Просто раньше он эту разницу не осознавал и не улавливал, а сейчас, рассматривая лицо Алана с самого близкого расстояния, понял, что здесь не так.
У Роба были глаза абсолютно такого же цвета, однако рисунок радужки был совершенно другим. Четкие радиальные линии и точки придавали ему жесткое и немного жуткое выражение, а темный ободок по периферии делал взгляд немного волчьим.
У Алана же все было совершенно по-другому.
Радужная оболочка так же была испещрена рисунком, но этот рисунок невероятным образом складывался в лепестки. Да-да, если бы Лео не видел этого своими глазами, он бы не поверил. Однако это было так. И ощущение маленьких цветов, в которые превращались глаза этого ублюдка, оно не исчезало, а только усиливалось, если смотреть в них подольше.
Наверное, когда Алан смеялся, эти крошечные цветы распускались. Но сейчас они горели дьявольским огнем возбуждения, так, что Лео прошило током, но на этот раз цепь замкнуло не внизу живота, в паху, а в мозгу.
Там, внутри черепной коробки стало так больно и мерзко, так черно, что он вдруг почувствовал себя ребенком, которого внезапно ни за что ни про что ударили, обидно и незаслуженно, просто так, чтобы ударить.
Он уже не чувствовал ни Роберта, с механичностью маятника вбивающегося в него сзади, ни тело Алана, извивающегося под ним в экстазе, он чувствовал только унизительную жалость к себе и, глядя прямо в эти невероятные глаза, он даже не понял, что произошло, когда лицо Алана внезапно стало мокрым.
Тот вздрогнул и распахнул свои блядские глаза еще шире.
— Он плачет! — Ал восхищенно шептал, застыв на миг, даже перестал тереться, как огромный кошак, своим стояком, о живот Лео. — Бля буду, он плачет, Берти! Ебать меня конем! Я о таком даже не мечтал!
Роберт ответил рычанием, совершенно волчьим, нечеловеческим, и тут же стал содрогаться совершенно по-другому, хаотично и бешено, всхлипывая и матерясь.
Лин с тупым облегчением понял, что тот кончает.
Через пару секунд к нему присоединился и близнец. Он так же всхлипывал и стонал, и, в конце концов, невероятно выгнувшись своим гибким телом, прижал к себе голову брата, впившись безумным поцелуем-укусом в его губы.
Лео держать он уже и думать забыл, да в этом и нужды никакой не было. Сломанная игрушка не может двигаться и сопротивляться, она не дышит, у нее не бьется сердце…
Твинсы кончили одновременно, причем продолжали сосаться еще около минуты после того, как общий оргазм выпустил их из своих сладко-электрических объятий.
— Ебаать! — восхищенно выдавил из себя Алан, когда все закончилось, когда Роберт осторожно выскользнул из Лео и, пытаясь отдышаться, начал приводить себя в порядок. Темные волосы падали ему на глаза, и выражение лица было не разобрать.
Алан, не торопясь, так же осторожно сгрузил с себя Лео, положив его на бок, и тоже занялся собой, он был перемазан собственной спермой, словно был ребенком и опрокинул на себя стакан с остатками молочного киселя.
Восторг на его лице был тоже совершенно детским, что усиливало эту ассоциацию.
— Ебаать, это был самый-самый охуенный трах! Бля, спасибо тебе, Берти! И тебе тоже спасибо, рыбёха! Эй, ты чего? Берт, смотри на него! Как бы он у нас крышей не поехал! Лень, ты меня слышишь? Берти, бля! Давай, надо сделать что-нибудь, чтобы он отмер! Сумасшедшие рыбки нам не нужны, они часто себе бошки разбивают о стенку аквариума! Эй!
В его голосе звучала неподдельная тревога, несмотря на то, что он честно пытался еще шутить.
— Епт, да рыбка же! Ничего же не случилось, подумаешь, неудачный трах! У тебя все цело там, я уже посмотрел! Да скажи же что-нибудь!
Он уже был не на шутку напуган.
— Че ты паникуешь, рыбы и должны молчать, — отозвался Роберт.
Он, несмотря на деланное равнодушие, тоже был немного встревожен, однако скорее бы сдох, чем показал свои эмоции.
— Эй, рыба, булькни че-нибудь, не молчи! Что, больно где-то? Я вообще-то все нормально сделал, ты целый, если что.
«Уебки, ненавижу», — хотел сказать Лео, но не сказал. Разве это те слова, которые могут выразить его чувства, а вернее, отсутствие этих самых чувств?
Да нет таких слов, не придумали их еще ни в одном языке мира, не придумали!
Он молчал, продолжая в упор смотреть на таких одинаковых и в то же время таких разных, однако в равной степени им ненавидимых, до жажды убийства, братьев.
— Все нормально у него с крышей, — сделал вывод Роби, внимательно вглядевшись в лицо Лео, — вон как глазищами зыркает, психи так не могут. Бля, молнии летают, прямо убьют сейчас.
— Убью, — шепотом, без эмоций, не для близнецов, а сам для себя эхом откликнулся Лео.
Он был уверен, что его не слышно, так тихо это получилось, вырвалось из пересохших губ, однако Алан его услышал.
— Ну вот и слава Богу, вот и ладушки. Конечно, убьешь. — Он с облегчением встал с кровати, уже окончательно одеваясь.
Видимо, слова брата его не убедили, а вот шелест, едва уловимый на фоне звуков тяжелого дыхания из трех ртов, равнодушный тихий шепот Лео, убедил.
Роби тоже услышал. И отреагировал совсем по-другому. Быстро и жестко.
— Конечно, убьешь. И посадишь. И трахнешь. И все это одновременно. Только как честный человек должен тебя предупредить, что видеокамеры пишут все без звука, так что… Пришел ты сюда добровольно, целовался добровольно… лег под нас добровольно, драка — часть сексуальной игры, адвокаты это безпезды докажут, так что… мы не сядем, это я обещаю. А ты будешь красавчиком, тоже обещаю.
Он тоже быстро оделся, кинув Лео его одежду.
Лео ему не ответил. Он был мертв.