Наследник (СИ) - Седых Александр Иванович. Страница 80

— Сверхзвуковой⁈ — присвистнув, удивился эдакой новинке Матвей.

— Вот и меня хитрые казаки этим подкупили, — с грустью вздохнул Покрышкин. — Месяц со мной инструкторы промучились в Парагвае, пока научили кое–как летать в чреве крылатой пули. Совсем другая аэродинамика, один раз, при посадке, чуть не угробил машину. Зато на моём горьком опыте командование поняло, что проще новичка заново обучить летать, чем переучивать ветерана, с уже сформированными рефлексами. Видишь ли, этот реактивный самолёт трудно управляем на дозвуковых скоростях, особенно приходится напрягаться при посадке, того и гляди, носом клюнешь — сорвёшься в пике. Понимаешь, авиаконструкторы очень спешили с созданием первого реактивного истребителя, потому приходится устранять недоработки первого, ещё полностью советского проекта, на ходу. Сейчас–то Бартини уже работает в Асунсьоне над созданием нового типа сверхзвукового крыла, но его планируют использовать при создании сверхзвукового бомбардировщика. «Крыло Бартини» будет малого удлинения переменной стреловидности, которое очень хорошо на сверхзвуковой скорости, но достаточно хорошо и при дозвуковых скоростях. Однако это всё дело будущего, а нам с вами, Матвей Алексеевич, предстоит доводить до ума существующий проект истребителя–перехватчика.

— Какая конкретно моя задача?

— Видите ли, Матвей Алексеевич, создание рабочей модели реактивного самолёта дело долгое, да и подготовка к запуску машины в серийное производство обычно занимает годы. Ведь очень много времени, сил, а порой и жизней лётчиков–испытателей, тратится на обкатку в воздухе планера и двигательной установки. Тут не избежать аварий и нештатных ситуаций. Не знаю уж, каких усилий парагвайским казакам стоило за полгода устранить все недостатки проектной конструкции, однако им как–то удалось совершить невозможное — за один год пролететь путь от конструкторского замысла и чертежей до завершённой крылатой машины. А уж как парагвайцы сумели параллельно с испытаниями модели ещё построить авиазавод и подготовиться к массовому серийному выпуску самолётов — вообще загадка.

— В Асунсьоне мощная научно–техническая и производственная база, — зная возможности исследовательских центров, а главное — колдовские способности Ронина, улыбнулся Матвей. Он был просто уверен, что в ходе испытаний прототипов самолёта никто не пострадал, вероятнее всего, обкаткой модели в воздухе занимался лично Сын Ведьмы. Наверняка, проверкой качества материалов и обнаружением дефектов в ходе изготовления двигателя тоже он ведал. — Всё же, я не понимаю, зачем меня привлекать к уже завершённому проекту?

— Парагвайские мастера–оружейники выковали отличный клинок, невиданной остроты и убойной мощи, но вот придумать, как умело пользоваться необыкновенным оружием в реальном бою, уже должны опытные профессионалы войны. Нам с вами предстоит разработать совершенно новые тактические приёмы ведения воздушной схватки с превосходящим числом противником, но значительно уступающим нам в скорости движения.

— У меня ещё нет опыта воздушных боёв, — смущённо признался Матвей. — Я, вообще, ненастоящий лётчик. Так, обучался в аэроклубе пилотировать легкомоторный аэроплан, а, в основном–то, летал на автожире.

— Боевые наставления для пилотов буду писать я, — улыбнулся Покрышкин. — Однако у меня имеется существенный недостаток — я-то профессиональный лётчик–истребитель, отягощённый опытом схваток на поршневых самолётах.

— Опыт — дело наживное, — пожал плечами Матвей. — Со временем научитесь гонять на реактивных машинах.

— А вот времени–то у нас с вами, Матвей Алексеевич, нет, — тяжело вздохнув, развёл руками лётчик. — К тому же, обучать премудростям воздушного боя нам предстоит бывших пилотов автожиров. У вас лучше получится договориться с коллегами, мне сказали, что на автожире вы в воздухе непревзойдённый ас.

— Нелогично переучивать пилотов автожиров, — нахмурился Матвей. — Пилотов поршневых самолётов куда как легче переучивать на машины с реактивным двигателем. Всё-таки, они уже привыкли управлять крылатым планером.

— Э нет, товарищ, во–первых, их устоявшиеся привычки ведут к авариям. Во–вторых, в воюющей стране нет свободных лётчиков. А в-третьих, пилоты автожиров уже имеют базовое лётное образование, их нужно лишь чуток подучить теории и поднатаскать в управлении новой машиной. Ну и в-четвёртых, в Парагвае лётное училище ежегодно выпускает тысячу пилотов, которые обучаются на протяжении пяти лет, а в Светском Союзе сейчас ускоренно гонят в небо скороспелок, в лучшем случае, с любительским опытом полётов в аэроклубах и минимальными теоретическими познаниями. К тому же, в Асунсьоне курсанты уже на протяжении полугода обучаются на тренажёрах, имитирующих полёты на сверхзвуковых скоростях: ведут стрельбу по мишеням, отрабатывают взлёт и посадку, даже уже практикуются на учебных самолётах с реактивным двигателем. Советское же командование саму идею создания реактивного истребителя–перехватчика Р-114 зарубило на корню. Ведь у Бартини был почти готовый проект, который в 1942 году мог бы обрести реальное воплощение в металле. У Бартини и чертежи планера имелись с жидкостным реактивным двигателем Глушко, но руководство посчитало, что воюющей стране не потянуть столь грандиозный проект. Перестройка заводских производственных линий заняла бы уйму времени, а войскам нужны самолёты немедленно и в огромных количествах. Например, за прошедший год СССР довёл выпуск самолётов до двадцати пяти с половиной тысяч машин.

— А как дела обстоят в Германии? — решил сравнить силы противников Матвей.

— Немцы производят за год пока лишь пятнадцать с половиной тысяч самолётов.

— А сколько из них реактивных?

— В прошлом году изготовили несколько неудачных экспериментальных моделей, — пренебрежительно скривился Покрышкин. — Парагвайская разведка узнала, что этим летом немцы намереваются поднять в небо перспективный прототип реактивного истребителя–бомбардировщика «Мессершмитт 262», однако от первого полёта до серийного производства пройдёт, вероятно, уж не менее двух лет. Не лучше обстоят дела у США и Великобритании, те тоже топчутся только на пороге создания летающих моделей.

— У немцев истребитель–бомбардировщик, — отметил Матвей. — А помимо бомб, какое бортовое вооружение?

— По данным разведки, «Мессершмитт 262» планируется оснащать, бомбами или неуправляемыми реактивными снарядами, но ракетное вооружение под него только разрабатывается. Основное же ударное вооружение у него будет пушечное: четыре попарно расположенных в носовой части фюзеляжа тридцатимиллиметровых автоматических пушки. Советскую же модель истребителя–перехватчика Р-114 планировалось вооружить подвесными реактивными ракетами, уже испытанными в боях, и двумя двадцатимиллиметровыми пушками ШВАК.

— Не маловат ли калибр? — презрительно скривил рот Матвей.

— Зато боезапас снарядов больше, — объяснил выбор конструкторов лётчик и сразу пояснил: — Однако позже полевые испытания реактивного самолёта показали, что на столь высоких скоростях пилоту чрезвычайно трудно поразить цель, поэтому для более плотного и кучного огня решили установить тоже четыре ствола, как у немцев.

— А какова скорость у разных моделей?

— Немецкие конструкторы рассчитывают разогнать самолёт до девятисот километров в час, при потолке по высоте полёта в одиннадцать километров. Истребитель же Бартини проектировался под скорость вдвое выше скорости звука, свыше двух тысяч километров в час, и должен подниматься до двадцати четырёх километров в высоту.

— И чем достигается такое превосходство? — присвистнул от удивления Матвей.

— У немцев установлено два турбореактивных движка, а на Р-114 — четыре жидкостно–реактивных модернизированных двигателя Глушко, но главный секрет в форме крыла, — подмигнул Покрышкин. — С обычным крылом достичь сверхзвуковой скорости у немцев не получится. У нашего Р-114А стреловидное крыло.

— Что обозначает добавление в названии реактивного истребителя литеры «А»?