В небе только девушки! И… я - Найтов Комбат. Страница 3

– Что значит крепкий и молодой организм! – тихо сказал он, но, попытку сказать ему, что жрать хочется, он пресек, положил палец мне на губы.

– Ранёхонько Вам, милочка, разговаривать. – Встал, подошел к спинке кровати у ног, снял какую-то дощечку, и что-то там написал.

– Попробуйте ее бульоном покормить. – указал он сестре. Они все вышли, а я попытался приподняться, чтобы посмотреть на табличку, и у меня получилось! Снял табличку и лег. Старший лейтенант Александра Петровна Метлицкая, ВВС, 41-я РАЭ. Сбита в бою под Малоярославцем 17-го октября 1941 года. Первая запись – 22-е октября. Последняя запись сделана сегодня: 8-го декабря 1941. Устало положив таблицу на живот, я уснул. Именно, не потерял сознание, а уснул. «Видимо, все авиаторы встречаются на небесах.» – подумалось мне, прежде, чем сон сморил меня. Проснулся через несколько часов, на окнах светомаскировка и постоянно горит свет в палате. На тумбочке стояла чашка с давно остывшим куриным бульоном. Голод не тетка, и холодный пойдет. Голова побаливает, но, «соседка» больше не причитает. Ее фраза стала мне понятна. Она продолжает уговаривать машину не падать. Интересно, что произойдет, когда она очнется? Осмотрел руки, исколоты до сплошной синевы, видимо, кормили внутривенно, глюкозой. Фамилия у девицы ни о чем неговорящая. Судя по причитаниям, она летчик или штурман, скорее всего, летчик. Мои размышления прерваны появлением медсестры. Опять прокололи задницу, но в качестве награды я получил бульон. И даже горячий. Говорить мне запрещают, это и к лучшему! Голос высокий, противный, как у «РИТы», мне слышать его неприятно. Очень высокий. Кажется, что верещу. Написал на листке карандашом, что желательно было бы поесть. Принесли какую-то кашку. Ну и фиг с ней, уж больно есть хочется. И встать с кровати. Кстати, и по надобности, тоже. Встать не разрешили, а уткой удобнее пользоваться мужикам. Но, ничего, приспособился. Опять осматривал тот же врач, вот убей, не помню, какое звание носили врачи в тот период. Но, то, что это генерал, отчетливо помню. Генералу не нравятся мои глаза. Что он там нашел – одному богу известно. После его ухода, я встал и немного походил по палате. Немного мотает, не без этого, но уже хожу. Вот только мышц совсем нет, как она, бедная, с самолетом управлялась? Сел в кровати, начал делать гимнастику. Мышцы отозвались довольно сильной болью, но ничего, терпимо.

С этого дня пошел на поправку, правда, с выходом в туалет маленький конфуз приключился. Вначале поперся в мужской, потом сообразил, что мне в другую сторону, вошел, а там дамы, я сдуру и ляпнул: «пардон», почему-то покраснел, и закрыл дверь. Выходящие оттуда тетки ТАК на меня посмотрели! Вообще-то, отделение чисто женское. Так что, привыкай, Олежка!

Проф, а теперь я знаю точно, что он – профессор, зовут его Владимир Николаевич, с одной стороны вроде как радуется тому, что я пошел на поправку, а с другой стороны все пристальнее рассматривает меня и мои глаза. Быстрее бы эта кукла, что ли, проснулась! Проф начал задавать вопросы, и считает, что у меня все признаки серьезной амнезии. «Кукла» стенать перестала, и ведет себя спокойнее, но, каких бы то ни было сведений из ее памяти, у меня извлечь не получается. Когда начинает метаться, проявляет беспокойство, я ее мысленно уговариваю не волноваться, а спать. Через три недели, наконец, послышалось членораздельное: «Кто тут?». Она напугалась еще больше, чем я, когда впервые обнаружил «ее». Двое суток ее уговаривал, но, затем выяснилось «обстоятельство»: она видит и слышит, может наморщить нос, и собрать губы в трубочку. И еще – краснеет. По делу и нет. Остальное ей недоступно. Тела она не чувствует, сказать ничего не может. Зато – отлично ковыряется в моей памяти, как «бывшая» в летной куртке в поисках заначек. А свою умеет закрывать, причем в таких местах, которые жизненно необходимы! Например, с этими долбанными месячными! Просыпаюсь с ощущением, что у меня «энурез»: трусы – мокрые. Сунул руку, на руке кровь. Тут же мысль: раны открылись, вчера на снарядах переусердствовал. Вскакиваю, и понимаю, что это такое. Она, вместо того, чтобы подсказать, что делать, заперлась и всю морду красным раскрасила: застеснялась мужика! Уродка! Справился. Кстати, не такая уж и уродина, вполне даже ничего, я бы приударил, но это – половое извращение, кроме красной рожи, ничего не будет. Выяснилось, что беспокоило профессора: глаза сосредотачивались на объекте не сразу. И у нее есть глупая привычка отводить их в сторону. Типа «глазками играю». Еле отучил! Пришлось сказать, что, если это будет продолжаться, нас спишут, к чертовой бабушке, в пехоту. Или инвалидность дадут. Подействовало!

Летала она на Пе-2 и Пе-3, летчик-ночник, служила в мужской разведывательной эскадрилье, но экипаж был полностью женский, кроме механика. Чем кончилась жесткая посадка она не помнит, и очень беспокоится за свой экипаж. В общем, ничего оказалась «соседка». Только болтлива очень, хорошо, что наружу это не прорывается. Новый год порадовал подарком: годовой подшивкой газеты «Красная Звезда». Прошил ее еще и сверху, и, вспомнив молодость, начал отрабатывать удары, повесив ее на стенку в зале для физических занятий. Почти сразу появились «поклонники», но, после пары нокаутов, они рассосались.

Первого февраля перевели в 1-й авиационный госпиталь для прохождения медкомиссии. Кстати, он в Сокольниках, как и сейчас. Только корпуса другие: деревянные. То ли чья-то дача, то ли имение, а часть «бараков»: свежепостроенные «сборно-щелевые» домики. Но, старшего лейтенанта Метлицкую поселили в нормальном коттедже. Больше выздоравливающих девушек не было, поэтому жили одни. Утром – пробежка, затем сначала на спортплощадку, потом в зал, через пять дней начались анализы, затем сама комиссия. В общем, всех врачей проходили на «ура», особенно хирург порадовался «нашей» форме, а вот потом были невропатолог и психиатр. Старая седая корова – «патолог» раскаркалась, что с такими черепно-мозговыми травмами даже не живут, а не то, что служат в ВВС, да еще и в летном составе. А у «нас» все спецснаряды сданы: и лопарь, и рейн, и центрифуга. Последнюю я, правда, сдавал со «спецтрусами», на всякий случай, нормально отработал по приборам, сознание не потерял даже на шести «Гэ». Для работы без противоперегрузочного костюма – это много. Немного волновался за сердце. Я в другой жизни был крупным, под сотню весом, а здесь «птичка», чуть больше 50-ти. Обошлось, жилистая она, и ни капли лишнего веса. В некотором смысле, так даже удобнее. Но, за это тоже зацепились! В карте у нее вес был больше, это она под капельницей похудела. Я хоть и отвоевал нам двойную порцию, они же на нас больше двух месяцев экономили, так как, кроме глюкозы, Саша ничего не потребляла, но, активные занятия спортом сжигали все, как в топке. Однако, врачей она боялась дико, знала ведь, что подобное состояние у людей шизофренией называется, поэтому, пока я ругался со старушкой на бигудях, она сидела тихо, как мышка, боясь глазом пошевельнуть. Это было единственным, чем она могла нас выдать. В общем, моя боевая позиция и точная аргументация привела к тому, что мнение комиссии разделилось в нашу пользу, и в толстенном ворохе бумажек появилась отметка: «Годен без ограничений». Я, выйдя из кабинета ВЛК, изобразил джигу, и прошелся колесом по коридору. Первый барьер прорван. Здесь же в госпитале отделение кадров ВВС, куда я бегом и отправился. Довольно долго искали нашу летную книжку, нашли, но, на комиссию требовалось выходить на три дня раньше, тогда бы направили сразу к месту службы, а так – 15-й ОРЗАП, город Чкаловск, прибыть не позднее 09.00 18.02.42. ОРЗАП – это отдельный разведывательный запасной авиационный полк. Получив в госпитале денежное довольствие, новое обмундирование, не полностью аттестат, а так, ну, чтоб не голышом, выскочили из осточертевшего заведения. Сначала в ГУМ и немного еще по магазинам, затем, в связи с отсутствием места для переночевать, на Ярославский вокзал, в «кукушку», и до станции Чкаловская. Как нам «обрадовались» в ЗАПе, это словами не передать! Дело в том, что по уставу, женщине в полку должно быть предоставлено отдельное помещение, закрываемое изнутри, отдельный, пардон, туалет, и специальное, несколько специфическое, снабжение, в том числе, и для полетов. Шло начало 42-го года, и женских частей в Красной Армии было мало. Раскова только-только пробила постановление ГКО по этому поводу. Прием в школы ШМАС женщин только развертывался, а «женские» полки находились в стадии начального формирования. Поэтому нам было приказано следовать в пешее эротическое путешествие, что такая головная боль, на ночь глядя, командованию не требуется. В направлении написано: во сколько прибыть, во столько и прибывайте. Хамоватого майора, комполка, невозможно было остановить, пришлось применять «женскую тактику», и обратить его внимание на то, что он разговаривает с женщиной и использует хамские непечатные выражения. Скандал потихоньку разгорался, но на шум появилась подполковник Русакова, и заглянул сам Петров. Штаб ОРЗАП находился в том же здании, что и НИИ ВВС. Под грозным оком генерал-майора Петрова майор поник, стушевался. Я заявил, что с завтрашнего дня готова приступить к занятиям. В ответ на возражение, что группы давно сформированы и свободных инструкторов вводить в строй, давно не летавшую, Сашу нет, Русакова сказала, что сама займется ею. С Сашей она была знакома ранее, и уже один раз готовила ее здесь же, на Пе-2. Авиация, особенно женская, очень узкий кружок. Ночевали в комнате отдыха Нины Ивановны, тут же на аэродроме. С утра на построение, затем на склад за обмундированием, и в класс: готовиться и сдавать зачет по матчасти по УПе-2 и Пе-2р.