Боярышня Дуняша 2 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна. Страница 28

— Э, по описанию? Вряд ли. Мне надо видеть человека.

— Так я покажу тебе его!

— Борис Лукич, чего-то я не пойму. Зачем ловить того, кого можно поставить перед мной?

— Татя я не могу перед тобой поставить, а вот похожего на него брата могу.

— Хм, интересно.

— Все говорят, что они похожи, только один старше, а другой младше.

— Старшего или младшего надо будет искать?

— Младшего.

Дуня ненадолго задумалась.

— Надо попробовать. Где он?

— Так у меня сидит. На вопросы отвечает. Если братца и украденное им не найдут, то старшему вместе со всей семьёй идти в закупы к купцу, а то и в холопы.

Дуня понятливо кивнула.

— Мне нужна хорошего качества бумага и… пожалуй, чернила с железным пером. А ещё хорошее освещение.

Через несколько минут Дуня смотрела на грузного бородатого мужчину со взглядом обреченного на смерть, пытаясь уловить приметные особенности. Они были. Своеобразный прищур глаз, крепкие скулы, широкие брови. Казалось бы, ерунда, но именно это подчеркнула Дуня в своем быстром рисунке в стиле Пушкина, а всё остальное обозначила грубоватыми штрихами. Она дольше вглядывалась в лицо, чем потом рисовала. Но это и понятно, потому что перо не карандаш.

— Вот, — она протянула лист Борису Лукичу и тот расцвел.

— Похож! Ни с кем не спутать! — воскликнул он и с уважением посмотрел на девочку. На бумаге было удивительно мало линий и список с лица казался простым, легко повторимым, но узнаваемым. Как она это сделала?

— Тогда сейчас ещё нарисую тако же, только при ином развороте головы, — обрадовалась Дуня и в новые портреты добавила детали в виде разной одежды.

— А это зачем? — удивился дед.

— Ну-у, вдруг тать переоденется? Вот я ему сразу же примерила одежку с чужого плеча.

— Мудришь ты, — не одобрил дед.

— Э, нет, Еремей, твоя внучка права. Парень-то при деньгах и мог торговым гостем нарядиться.

— Не хватит ума, — не сдался Еремей Профыч, но его приятель не согласился:

— Если и вправду у парня хватило дерзости обокрасть своего благодетеля, подставить брата с семьей, то бог знает, куда поведет его лихая удаль. Такой и князем может нарядиться.

Еремей Профыч пристально посмотрел на товарища и покачал головой, всем своим видом показывая — что-то мудрит Репешок с этим делом!

Когда Дуня закончила, то дьяк выставил вон брата беглеца, бережно разложил листы и просушил чернила.

— Повесим при входе в общую горницу, а по Москве пустим слух, что желающие помочь разбойному приказу и заработать вознаграждение, могут зайти и посмотреть на картинку татя.

— А сколько обещано? — спросила Дуня.

— Десять рублей серебром.

— Ого! — вытаращилась она.

— Народ со всей Москвы сбежится к тебе, — буркнул Еремей, чувствуя подвох в этом деле и переживая за внучку. Про купчину он слышал, серьёзный и влиятельный муж. Только непонятно зачем он с жалобой в приказ пошёл? Или это его доверенный взбрыкнул и пришел сюда, не желая сразу идти в кабалу? А Борис Лукич вцепился в это дело клещом, как будто не понимая, что шумиха купцу не нужна! Но вряд ли Репешок подставил бы Дуню.

Дьяк же любовался на картинки и задорно отвечал:

— А и пусть народ сбегается ко мне, зато перестанут говорить, что князь никого не ловит и ничего не делает.

Дуня с уважением посмотрела на Бориса Лукича. Это ж надо какой политический ход! А он подмигнул ей и добил:

— Такие времена настали, что нынче больше говорить о делах полюбили, чем само дело делать. Вот пусть народ поговорит о делах моего приказа, — довольно объявил Репешок и хитро сощурившись, расплылся в коварной улыбке, добавил:

— а я людишек пошлю, чтобы послушали. Авось что дельное услышат. Да и некоторым князьям будет упрёк, что не следят за порядком на своих землях, а я вот он, красивый и весь в делах-заботах, стараюсь, придумки придумываю.

Еремей стоял, открыв рот и смотрел на товарища в изумлении.

— Бориска, — выдавил он, еле справляясь с эмоциями, — да ты ж лис! Это ж надо, как всё повернул! Только чего наш князь скажет?

— А он одобрил, — усмехнулся довольный произведенных эффектом Репешок. — Только и спросил, как я до такого додумался?

— И как же?

— Да вот… — дьяк со смехом повёл подбородком в сторону Дуни, а та опустила глаза и огладила пальчиками меховую полоску на шубке.

Еремей пожевал губами, хотел было сказать Борису, чтобы потом не винил Дуньку, если что не так, но просто махнул рукой. Чего уж теперь? У Лукича своя голова на плечах и ему о её сохранности заботиться.

— Мы с князем ещё обсудили, как защитить Москву от ночных татей, — похвастал Репешок.

— И? — нетерпеливо спросил Еремей. Город наполнялся жителями, разрастался и перестал быть тихим. Жизнь била ключом, причем не только днем, но и ночью.

— Решили, что можно на ночь перегораживать улицы бревном и ставить караульных. А ещё посылать проверяющих на конях.

— И это тоже она насоветовала? — Еремей нервно мотнул головой в сторону внучки.

— Да что сразу я?! — возмутилась она.

Дьяк разбойного приказа расхохотался и долго не мог остановиться.

— Ой, уморил… — прохрипел он, — аж слезу выбил! Ну чего ты на девчонку косишься? Не монстра же она у тебя!

Тут уже Дуня обиженно воскликнула:

— А я просто не успела присоветовать по ночам покой людей охранять. Вот спросила бы меня, я бы сказала, что в других государствах во многих крупных городах работает служба сторожей. Ведь надо не только татей углядеть, но и нарождающийся пожар, а может, другое какое беспокойство.

— Ишь ты, — протянул Репешок.

— А ты говоришь — не монстра, — передразнил его Еремей. — У неё на всё есть совет и ответ, замучаешься слушать. Ладно, пошли мы, а то у меня режим. Чуть позже домой приду<strong> —</strong> и вместо мяса на стол рыбу поставят, а мне её в пост хватает.

— И как?

— Что как?

— Здоровее стал?

— Вот ты смеешься, а мне легче. Я не жаловался, но возраст ощущал, а тут вдруг поймал себя на том, что охота стало шевелиться, куда-то пойти…

— Хм, м-да. А мне вот всё чаще прилечь хочется. Катерина, говоришь, помогла? — дьяк обхватил ладонью подбородок, сминая бороду и кивнул своим мыслям.

Дуня на всякий случай сказала:

— Я у неё учусь помаленьку. Она очень сведуща в своём деле и как бы не из последних наших исконных лекарей. Она наше достояние!

Оба дьяка выслушали её, потом переглянулись. Дед ничего не сказал, лишь подтолкнул Дуню к выходу, а Борис Лукич пробормотал:

— Ишь ты… достояние.

При выходе Дуня забрала пустую корзинку, улыбнулась в ответ на благодарности и восхваление её кулинарного искусства. Семён сразу последовал за ней и Дорониным. Выйдя на улицу, он спросил у Еремея:

— Это правда, что за татя дадут десять рублей?

— Не за любого, а за того, на кого укажут.

— А как узнать?

— Зайди завтра в сюда, при входе вывесят список с татя. Вот по нему и узнаешь его.

— Душегуб?

— Тать, но можно сказать, что душегуб. Из-за него хорошая семья больше свободы не увидит.

Семён больше ничего не спрашивал. В избе ему рассказали об этом случае и о других. Он ранее не представлял, как работают в разбойном приказе. Зачем он вообще нужен, если лиходеев ловят хозяева земель. У них есть дружины, ловчие, да даже сами бояре выходили на дорогу, чтобы словить и покарать злыдней.

В семье Семёна в таких случаях ехал отец с братьями, выслеживал и бил. Но оказалось, что писцы не совсем писцы, а как ловчие. Только охотятся они не на зверя, а вылавливают людей, точнее нелюдей. Но самым интересным для Семёна было то, что князь за это платит жалование. Это такая же служба, как любая другая. А ведь он мог бы, он справился бы…

Глава 13

С вязанием у Дуни не заладилось. В мыслях было всё красиво и быстро, а на практике потребовался подготовительный процесс и время на отработку навыков. Да и с усидчивостью были проблемы: как бы она себя не заставляла, но не получая сразу видимого результата, начинала ерзать, ошибаться, раздражаться…