Боярышня Дуняша 2 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна. Страница 40

— Вот и ладно, — нарочито весело подытожила она, но Маша продолжала настороженно смотреть на неё.

— У тебя было такое лицо… — постаралась объяснить Маша и вдруг призналась: — Мне иногда кажется, что это ты старшая, а не я! Только ты почему-то не хочешь брать первенство, а ведь даже матушка к тебе прислушивается.

Дуня потешно вытаращила глаза, а потом суетливо замахала руками и ворча, что у неё куча дел, которые никому нельзя доверить, убежала.

Маша постояла, попробовала сердиться на сестру, но не получилось. Собственные заботы и страхи не давали покоя, а Дуняшка… она всегда такая.

Дуня же сбегала проведать Мотю и её отца, вернулась на кухню и сварила новый отвар из трав ему. Боярина Савву отвоевали у смерти, и он уже несколько раз приходил в себя. Это сразу облегчило уход за ним. Теперь его можно было нормально поить и подкармливать легкой пищей.

Передав свежий отвар для него и поддержав Мотю, Дуня вернулась на кухню, чтобы показать кухарке, что нужно дальше делать с тестом. Убедившись, что тесту будет уделено должное внимание, она помчалась смотреть, как её Гришаня гоняет привезённых из деревни отроков. Там же оказался братик со своим дядькой, и Дуня не удержалась:

— Надо бы смастерить приспособы, помогающие развить ловкость и координацию, а то они руками машут, как мельницы, да ноги сами по себе пляшут, не слушая головы.

На неё непонимающе уставились и тогда Дуня взяла круглое полешко, положила его на землю, а сверху поперёк положила оглоблю. Потом забралась на неё с ногами и помахивая руками, покачалась.

— И что тут сложного? — спросил Ванюша и потребовал уступить место.

Дуня уступила и брат, немного покачавшись, всё же поймал равновесие и одарил сестру победным взглядом, а она уже с новым полешком стояла.

— Отойди-ка, — попросила она и водрузила на оглоблю полено, но оно не удержалось. Тогда Дуня велела разломать оглоблю пополам и повторила: полено, оглобля, полено и сверху оглобля. Конструкция была ненадежной, но всем стало интересно, а боярич Волк попросил:

— Дай-ка я попробую, — и тут же осторожно поставил ногу на пирамиду. Потом поправил полешко и вскочил на вершину, но всё развалилось, а он ловко отскочил в сторону.

— Хм, если обтесать полешки, да взять нормальный кусок доски, то потребуется сноровка, чтобы устоять, но я бы справился.

Дуня кивнула и посмотрела на дедовых холопов:

— Сделайте, как говорит боярич, и тренируйте мальцов, да и сами пробуйте новое. Но этого мало для ребят. Отроки всё свою жизнь выполняли ограниченный набор движений, а сейчас мы от них требуем совсем иное. Они стараются, но их тела не приучены.

— Ничего, вобьём в них воинскую науку, — произнёс Гришка, сурово сдвигая брови.

— Не сомневаюсь, но когда это делается… — Дуня замялась, подбирая слова, — …с интересом, то учеба даётся легче.

— Это как? — спросил не только её Гришенька, но и Семён. Для боярича тема обучения была особенно близка. Его учили на совесть, и он долго ненавидел своих учителей, хотя теперь уже понимал, что вложили в его голову больше, чем другим бояричам.

— Да вот хотя бы удержаться на стопке из поленьев. Их же можно подкладывать до бесконечности, а когда легко станет держать равновесие, то можно пробовать ножи метать из этого положения. Или устроить бег по натянутым верёвкам. Хоть ногами по ним перебирай, хоть руками держись, но вися, всё же двигайся!

— Это как же? — не смог представить Семён.

И боярышня прямо на земле обозначила деревья и привязанные к ним веревки, по которым надо было лазать разными способами.

— Ишь ты, — поразились мужчины. — Ребятишкам такое самое оно!

Дуня не стала спорить, хотя с удовольствием посоветовала бы всем воинам развивать своё тело разносторонне.

— А можно устраивать игру с плетёным мячом или клюшковать, только играть в полной воинской справе, чтобы тело привыкало к нагрузкам. Летом устроить заплыв в реке на скорость или посоревноваться в беге прямо в воде. Ещё можно натянуть плотную ткань на раму, и прыгая на ней, успевать в полёте делать кувырки.

Все стояли, разинув рот. А у Семёна глаза горели, так ему нравились предложения боярышни, и именно его восторг подзуживал Дуню сорить идеями:

— Или за городом соорудить полосу препятствий, чтобы на пути проходящего её были ловушки, лабиринты, лестницы.

— Почему проходящего?

— Так это для развития ловкости и выносливости. Для всадника можно сделать преграды и учить обоих преодолевать их. Когда будет получаться, то есть игры для конных. Кажется, там разбиваются на команды, и надо тушу козла отнять да довезти до назначенной точки.

— Есть такая игра! — воскликнул конюх. — Кок-бору! Я научу…

Дуня уступила место новому рассказчику, а сама поспешила переодеться на выход в люди.

Милослава купила ей красивую налобную повязку, которая будет видна, даже если накинуть на голову платок. Дуне нравилось. А ещё мама вручила ей расшитые наручи, которые должны были удерживать сосборенные на запястьях рукава рубахи. Собственно, и рубашка была новой с рукавами до пят. Раньше она носила простые рубашки, и только верхняя одежда отличалась широченными рукавами, а теперь вот всё с длинными узкими рукавами.

Дуне пришлось воспользоваться помощью, чтобы правильно одеться. Сама она никак не могла красиво собрать рукава и ровно распределить складочки по всей длине руки. Потом надо было влезть в верхнее платье. Там тоже были рукава до пят, но теперь руки надо было просто просунуть в прорези, оставляя сами рукава висеть.

— Нет-нет, повяжи их сзади! — раздраженно потребовала она у крутящейся подле неё в последнее время Даринки.

На накидку Дуня посмотрела с неприязнью. Это всё равно, что ходить, держа на плечах одеяло: неудобно, бестолково, но надо делать вид, что ощущаешь себя в этом положении царицей.

— Ненавижу, — прошептала Дуня.

Милослава купила шкурки, чтобы пошить дочерям шубы, но требуется время. Их же ещё нужно отделать дорогой тканью, украсить вышивкой, нашить каменья… Чай боярская дочь!

Но вот Дуня была готова к выходу и совсем не ожидала:

— Куда это ты собралась? — грозно окликнула её мама.

— В Кремль! — бодро отрапортовала она.

— Тебя приглашали?

— А как же? — не моргнув глазом, соврала Дуня.

— Одна едешь?

— Ну как можно? Меня сопроводит Гришенька и боярич Семен Волк.

— А из женщин кто? Ты что же совсем о чести семьи не беспокоишься? Как можно носиться по всему городу одной?

— Я не одна! — пятясь к выходу, попробовала оправдаться девочка.

— Правду люди говорят, что дед избаловал тебя!

Дуня остановилась, опустила голову и даже всхлипнула, почувствовав, как потная капелька щекотно побежала по спине.

— Светланка! Быстро одевайся, будешь сопровождать Евдокию, — решительно велела боярыня.

— Я подожду её во дворе, — промямлила Дуняша, поняв, что угроза миновала.

Против Машиной наставницы она ничего не имела против, хотя рядом с ней пропадал весь кураж. Очень уж серьёзной была Светлана. Доброй, умной, но ужасно рассудительной и осторожной. Оно и понятно<strong>: </strong>приглядывая за боярскими детьми, будешь на воду дуть, но так ведь и свихнуться можно.

Из дому Дуня выбегала под звуки плача младенца. Это Любашкин малыш заголосил, а вслед за ним раздались крики женщин, раздающих указания. как его утихомирить.

«Фуф, вырвалась!»

Поездка в возке прошла незаметно. Немного покачало на замерзших неровностях, но это была малая плата за тишину и покой.

Зато во дворе Кремля было не протолкнуться. Дуня еле отыскала место складирования первой партии её брусчатки. Всё было аккуратно сгружено и даже огорожено. Успокоенная, она направилась в сторону княжеского дворца.

Основную массу толпящегося народа составляли боярские дети со своими боевыми холопами. Им велено было прибыть в Москву, чтобы влиться в княжескую дружину. По приезду они отмечались в приказной избе, что-то там получали или наоборот, платили, а потом сбивались в компании, обменивались новостями, договаривались держаться вместе, пили меды… не без этого.