Вакуум (СИ) - Македонов Дмитрий. Страница 22
Послышался мягкий детский смех. Глаза исчезли.
Тут же открылись двери тамбура. В комнату зашли командиры: капитан уселся у окна, думая о своём, а Контур, стуча берцами, остановился перед Демидовым. Владимир еле расслышал его бурчание из глубины комнаты, но понял несколько слов.
— Пойдёшь с Разумовским на улицу. Я хочу знать, что происходит с нефтью.
Демидову ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Учёный погладил Олесю и вышел вместе с пулемётчиком на яркий солнечный свет. Майор, в свою очередь, уселся на кровать и сомкнул веки. Вдруг последовала команда, обращённая к Владимиру.
— Военкор номер два, иди на место Разумовского.
— Есть, — полушёпотом произнёс Владимир, прекрасно понимая, что Контур его расслышал.
Разум сидел параллельно тому месту, где Владимир говорил с тенью. У окна стояла кровать. Владимир встал рядом, надел ПНВ и уставился в окно, в грохочущее небо, но вдруг его отвлекли.
— Не спеши блюсти, — оказалось, капитан взял стул и уселся на него перед Владимиром. — Говорить можешь?
— Почему бы и нет. — ответил сержант, убирая ПНВ.
Капитан кивнул и усмехнулся.
— Чё, просрали мы тебе отпуск, а?
Владимир, сев на кровать, усмехнулся.
— Просрали… — признал Владимир. — Но мне нельзя было остаться.
— Из-за отца, верно?
Не только из-за него. Тем не менее, капитан знал часть правды, даже несмотря на то, что Владимир говорил ему о другом.
— Я… разве мы… не договорились о…
— Твои слова звучали неубедительно. Уж извини, решил пробить… Майор связи, да? В никому нахрен не нужной военной части…
Ничего другого, кроме как признаться во вранье, не оставалась.
— Да, но ты извини…
— Забей, — прервал Артём сержанта. — Поверь, я знаю о тебе больше, чем ты можешь себе представить.
Владимир чуть напрягся.
— Ничего такого, будь уверен.
— Ладно. И что же?
Послышался храп — Гефест ушел в глубокий сон. Георгий усмехнулся, глянув на капитана.
— Во паровоз!
Капитан улыбнулся медику и обернулся к сержанту.
— Как думаешь, почему я и ты здесь?
Видимо, капитан решил зайти издалека.
— Потому что мы должны. Потому что есть свои мотивы.
— Эта да, конечно, да. Но почему? Как мы здесь оказались?
— Ну, выкладывай. Не томи.
— Мы здесь, потому что мы уже встречались. Да-да, встречались, и я помню тебя. Помню твой взгляд и седину… Помню, как ты смотрел на меня, вытаскивая из-под пуль в Судане.
Сержант помнил бой в суданских джунглях. По лесной дороге шли караваны контрабандистов и на них организовала засаду русская ЧВК, но во время боя к контрабанде подошло подкрепление. Почти всё подразделение ЧВК было уничтожено, пока на место боя не прибыла рота кадровых военных с местной базы. Именно в этой роте и состоял младший сержант Владимир Рыков. На поле боя почти не осталось выживших. Оборонялась лишь горстка наёмников, окружившая своих раненых. Рота высадилась, вступив в бой. Когда ничего, кроме эвакуации не оставалось, рота взяла с собой раненых и потащила их к вертолётам. Именно тогда Владимир и схватил за руки полуживого солдата. Наёмник истекал кровью, но всё прекрасно понимал. Он смотрел на спасителя, запоминая лицо сержанта от жара боя спустившим зелёную маску с лица.
— А я думал, ты не выжил. — Владимир вздрогнул, просмотрев тяжелые воспоминания.
— Если бы не ты, так бы и произошло. Но ты вытащил меня, а на базе меня заштопали. Но когда я начал ходить, уже не смог тебя найти.
— Из-за командировки. Меня перевели.
— Именно. Но, как видишь, поисков я не оставил.
— А ЧВК? Решил забить на неё?
Капитан щёлкнул пальцами.
— Нахрен это дело. Меня пользовали, как хотели… Как думаешь, что мы делали там, в жопе мира?
Владимир прикусил губу. Ответа не последовало.
— Я вот тоже не знал. А потом выяснилось, что мы просто убили одних подонков, чтобы другим подонкам было проще истреблять местное население. Так было и до этого, и ещё до этого… А понял только когда жизнь повисла на нитке… Помнишь, сколько крови из меня вылилось? Как я смотрел на тебя?
В памяти всплыли безумные голубые глаза.
— Да.
— Вот тогда я и увидел иную сторону. Грань между жизнью и смертью. После увольнения и решил найти работу по душе. Ничего, кроме стрельбы, я не умел, поэтому и пошёл к «Ястребам». Пробил по связям куда можно обратиться и стал их частью. Только здесь я и понял, что наконец-то действительно помогаю людям. Да, зарплата меньше, да и чести… но зато… я спасаю, а не убиваю.
Владимир проникся его словами. Дождь бил по стеклу, молнии по-прежнему мигали в темноте. Позади слышался храп. Руки гладили колени в такт размышлениям в голове. Да, он понимал мотивы капитана, но армия всё равно казалась ему куда приличнее похождений по иным измерениям.
— Я понимаю, — сказал сержант. — Но разве мы здесь не за чьи-то интересы рискуем?
— Мы рискуем ради наших родных. Здесь, на своей территории.
— Да… но… Разве эта нефтебаза и много сотен таких же нефтебаз не входят в интересы жирдяев из ГОЛИАФа?
Но острая фраза нисколько не коснулась капитана. Он рассмеялся.
— Ну, можно сказать, что наши интересы совпадают.
Сержант хотел ещё что-то сострить: он набрал воздуха, но Артём его прервал.
— Теперь твоя очередь говорить. Ты не рассказал про седину. Не только ведь в генах дело? Верно?
Владимир бы не в жизнь не рассказал об этом, находись он в иных условиях. Но так уж распорядилась жизнь — смерть так близка, что не поговорить по душам с тем, кого спас когда-то не мог.
— Верно… — сержант глубоко вздохнул. В голове пронеслись мгновения ужаса, охватившего мальчика на пустой дороге под страшной грозой. Со сжимающей плечо рукой отца. — Я сильно боялся грозы в детстве. Настолько, что кричал от ужаса в подушку, лишь бы не слышать грома. Отцу, тогда лейтенанту, надоело это терпеть. Он вывел меня на улицу во время грозы и не давал уйти. Как же я кричал тогда… Хорошо, что мать не знала… её не было в городе… Редкий случай. Когда она приехала, то увидела на моём затылке седую прядь. Отец честно рассказал ей обо всём, был скандал. Вот так к тридцати годам я и посидел полностью…
Помолчали. Капитан задумался и вдруг спросил:
— Как же ты идёшь сюда ради безопасности отца, если у тебя такая травма? Если ты посидел из-за него?
— Я обижался. Долго. Пока не понял его, когда пошел в армию. И тогда же… гроза не просто перестала пугать меня… а стала завораживать.
Он посмотрел в окно, где мигали молнии. Голубой свет отражался от его белых волос и в темных глазах. Этот свет как воспоминания. Как пульс. Не прерывался, даже когда он незаметен.
— Завораживать, интриговать… Одно время я хотел стать климатологом, лишь бы приблизиться к грозе. Но в армии я часто бывал под тропическими грозами… — вновь молнии воспоминаний прервали его. — Невероятное зрелище…
Вновь тишина, прерываемая редкими звуками спящего отряда: кто-то храпел, кто-то говорил во сне. Тишину резко прервала входная дверь. Вернулся Разумовский с учёным. Последний весь измазался в нефти и, ругаясь, принялся чистить форму в полумраке. Разум глянул на капитана, как бы спрашивая, что делать. Капитан приложил палец к губам, затем пристроил голову к сложенным ладоням. Приказ отдыхать. Пулемётчик кивнул, снял оранжевую маску и уселся на одну из свободных кроватей.
— Ладно. Мне отдохнуть надо, — капитан положил руки на колени, собираясь встать, но остановился. — Как насчёт информации? Твои друзья будут помогать тебе или лавочка закрылась окончательно?
— Нет. Кое-что уже могу рассказать.
Капитан нагнулся к Владимиру.
— Контур, — шепнул он еле слышно. — Кто он?
Но ответ его не обрадовал.
— Ничего. Кроме одного, — ответил Владимир. — Он бывал здесь раньше. Местные тени узнают его, но сказать ничего не могут.
— Зараза… — выдохнул капитан. — Что же он за чёрт такой?
— Скажу от себя, Артём, — теперь сержант чуть наклонился к собеседнику. — Я не удивлюсь, что он им и является.