Вакуум (СИ) - Македонов Дмитрий. Страница 50

Отец, осознал Георгий. Но он не улыбнулся и не обрадовался. Его отец умер уже пять лет как. Парализованным, с трубками в носу.

Вдруг силуэт призрачного отца замер и медленно повернул голову к медику. Но Георгий не успел увидеть его лица. Небеса вдруг почернели и плавно опустились на землю. Медик оказался в полной темноте, не ощущая тела, не слыша запахов и звуков.

Теперь вся его судьба — бесконечная тьма.

Владимир узнал о Георгии благодаря Артёму. Тот рассказывал сержанту обо всём, что могло представлять ценность в побеге от Контура. И, если повезет вынести информацию за пределы Вакуума, информация окажется полезной и для командования. Последние из отряда, Олеся и Владимир, шли по длинному трапециобразому коридору вперёд — к месту, где расстался с жизнью последний учёный института с электронным ключом в кармане.

Тёплый воздух лёгким ветерком бежал по венам этажа, разнося пыль и запах гнили; люминесцентные лампы мигали, становясь невыносимым бременем для глаз. В коридорах остались только шаги и гул работающей вентиляции. Больше никаких звуков.

Налево, затем направо. Затем ещё раз по такой же схеме, и Олеся с Владимиром вышли к открытой двери в форме такой же трапеции. Скорее это и не двери, а поднятые ворота. На левом косяке отпечатались кровавые следы рук. Пришли.

Внутри лаборатории царил погром. Колбы разбиты, приборы лежат на полу, на длинном столе груды бумаг, а вдоль стен раскрытые белые шкафы. Над всем этим горела голубым светом единственная выжавшая лампа, освещавшая лишь середину стола. А помещение оказалось длинным — стол уходил ещё на метров пять вперёд, во тьму.

— Иди слева. Я справа, — сказал сержант Олесе. Та кивнула, и они медленно зашагали дальше.

Как бы Владимир не старался обходить разбитое стекло, оно всё равно хрустело под ногами. Хорошо, что твёрдое — иначе вцепилось бы в берцы. Вдруг Олеся глубоко вобрала воздуха, что обычно вело к отчаянному крику, но учёная сдержала себя. Владимир обернулся к ней с пальцем у губ, но этот жест оказался лишним. Она посмотрела на него с читаемым по раскрытым глазам испугу и видимым по искривленному рту отвращению. Голубой свет падал на её потное лицо и волосы.

— Это мы ищем? — она указала на нечто под столом.

Сержант дошел до края стола, заглянул за угол и увидел покрытый пылью скелет в белом халате. Он сидел у шкафов, смотря пустыми глазницами в потолок. В кисти лежал рекордер.

— Да, его, — ответил Владимир.

Рекордер, конечно, разрядился. Владимир подключил подходящий разъем из кителя, нажал кнопку, и маленький экран загорелся серым.

— Чем это поможет нам? — спросила Олеся, севшая чуть поодаль от мертвеца.

— Узнаем больше о случившемся. — Владимир помнил про основную цель: вытащил из кармана мертвеца пластиковую карту.

— Наш путь домой, — улыбнулся он Олесе.

Та безутешно кивнула, видимо, не веря в счастливый конец, а Владимир уже искал самую первую запись за последние полгода. Ему повезло — не пролистав и десяток записей, он наткнулся на датированную двадцать седьмым сентябрём прошлого года. Он нажал на красную точку, и голос молодого испуганного учёного разнёсся по пустынной лаборатории.

— Не знаю, как давно не пользовался этим диктофоном… Наверно, с защиты диссертации. Хорошо, что взял с собой. Может, кто найдёт.

— Он нас не услышит? — Владимир тут же поставил рекордер на паузу.

— Нет, нас предупредят. — ответил он Олесе.

Она опустила голову, вникая в рассказ.

— Я не знаю, остался я один или нет. Я заблудился, ни одной живой души не видел… — молодой человек еле сдерживался, чтобы не впасть в истерику. — Но должны остаться охранники… какой-то персонал… или тот старик, о котором все говорили. Этот советник из ГОЛИАФа… Как же его…

Владимир посмотрел на Олесю, как бы ища понимания, и встретил его — они оба знали, о ком идёт речь.

— Не помню… Да хрен бы с ними! Выбрался бы и сам! У меня остался ключ Крылова, но что он открывает, я понятия не имею! Этот уровень — сплошной лабиринт…

Учёный окончательно разрыдался, и запись прервалась.

Сержант включил следующую.

— Нашел какую-то лабораторию. Понятия не имею, для чего она здесь. В этих коридорах даже схем прохода нет… Ничего. Но я решил не опускать руки… Пусть здесь всё вверх дном, но я нашел пару ручек и блокнот. Как говориться… — он рассмеялся, но приглушенно, — человек в тюрьме пойдет на что угодно, лишь бы его мозг работал.

Звук зашипел. Переключение. Следующая запись.

— Либо я сошел с ума и потерял всякую возможность мыслить или наоборот, стресс рождает правильные решения… — послышался шелест бумаги. — Я воспроизвёл свои подсчёты в точности, ничего не упустив… Ошибиться я не мог, а поэтому я уверен в выводах: никакого взрыва не должно было случиться… Но… он произошел. Токарев всё делал правильно, но портал всё равно разнёс половину лаборатории. Не понимаю. Что же всё-таки случилось?

Переключение. Новая запись.

— Я был не прав… — еле говорил учёный, задыхаясь от слёз. — Но я не был виноват… Взрыв случился из-за воздействия резервного источника питания, иных вариантов нет. Кто-то подключил дополнительные генераторы, которые использовались бы совершенно в других случаях, они даже не были подключены к сети. Но кто-то переподключил его и создал это… Не могу ходить и даже стоять… ощущение, будто кровь в жилах застывает. Каменеет. Похоже, не долго мне осталось…

Переключение и последняя запись.

— Мне конец, — не говорил, а тихо хрипел учёный. — Я ничего не осязаю, не могу пошевелиться. Хорошо, что я записал лучшую песню всех времён на диктофон… Дурные студенческие годы… Включу её на репит. Пускай помру под «Тайгу».

Судя по всему, у этого рекордера есть режим одномоментного воспроизводства файлов и ведения записи, поскольку знакомая песня заиграла сразу после его слов. «Сказочная тайга» разнеслась по этажу.

Неплохой выбор, подумал Владимир.

Олеся же страшно напугалась её, будто взрыва, и схватилась за уши, испуганно смотря на Владимира.

«Облака в небо спрятались

Звёзды пьяные смотрят вниз

И в дебри сказочной тайги падают они…»

Сержант подсел к Олесе и убрал ей руки с головы.

— Музыка скроет наши шаги. Уходим.

Они встали и помчались из лаборатории, пока по этажу гуляли слова:

«А ночью по лесу идет Сатана

И собирает свежие души

Новую кровь получила зима

И тебя она получит, и тебя…»

Они бежали, будто без разбора. Влево, вправо. Музыка звучала то громче, то тише, пока, наконец, не пропала. Но хаос их движений оказался обманчив. Владимир следовал за призывами своего погибшего командира, петляя по тускло освещенным коридорам.

Когда последние ноты заглохли в глубине этажа, товарищи замедлились. Они стояли под мигающей раз в десять секунд люминесцентной лампой. Посмотрели назад, затем вперед, где встретились со стеной тьмы. Владимир достал фонарик, щёлкнул выключателем и ещё раз убедился в отсутствии жизни у батареек.

— Мне отец показывал, как надо делать… — глубоко дышала Олеся, — нужно потереть батарейки о какую-нибудь поверхность, и они хоть и на время, но заработают. Мы в детстве так делали, и вроде получалось.

— Не думаю, что это сработает… — хмурил брови сержант, как вдруг услышал голос капитана:

Придется пройти через тьму дальше по коридору и налево. Там, в кладовой, найдешь новый фонарь.

— У меня плохая новость… — заговорил Владимир.

— А когда они были другими? — Олеся глядела на него, ожидая чего угодно.

— Придется идти по темноте за новым фонариком. Иного варианта нет.

— А камера?

Точно! Владимир нащупал камеру в подсумке, как вдруг понял, что та разбита. Он вытащил её — на пол посыпались осколки. Олеся с грустью уставилась на неё, а Владимир пожал плечами.

— Теперь точно выбора нет.

Цаер кивнула, видимо, уже не испугавшись прогулок в темноте — и без того позади остались километры черноты. Тем более, чего не сделаешь ради спасительного луча света. Учёная взялась за плечо сержанта, и они шагнули вперед.