Подземелье (СИ) - Мордорский Ваня. Страница 72

Страх, вдруг возникший в душе из-за почудившегося ВДОХА, - перемешался с жалостью себе. И жалость на время вытеснила страх.

Однако взрыв она уже услышала четко и ясно.

Случилось что-то совершенно непредвиденное и непредсказуемое — это стало ясно даже ей.

Она продолжала лежать, прислушиваясь, ожидая, что может подружки-зуры начнут говорить и станет ясно, что же там такое случилось.

Но ничего. Какая-то звенящая, ледяная тишина. И все почему-то молчали.

Нехорошо, — подумала Ташка, — Очень нехорошо.

Холод Ташка ощутила. Вначале с какой-то инстинктивной благодарностью. Словно сами боги услышали ее молитвы, даровав такое необходимое ей облегчение от боли.

Боже, как приятно. Как хорошо.

Холод будто охладил ее воспаленное тело, даря короткие мгновения облегчения.

А вот мертвая тишина последовавшая за холодом уже ее напугала до дрожи в огромном теле.

Будто кто-то взял, и разом выкачал отовсюду жизнь.

Стало еще холоднее.

Что же это такое происходит?..

А затем… она почувствовала ледяное прикосновение которое вывернуло всю ее кровь и внутренности наизнанку.

Жизнь утекала из ее огромного тела. И своими обостренными чувствами она ощутила потеряю каждой частички себя.

Нет! Нет! Рано!

НЕ ХОЧУ!

Ее сознание какой-то совсем короткий миг противилось этому прикосновению.

Она только и успела, что громко и удивленно выдохнуть, прежде чем окончательно погрузилась в вечную тьму.

****

Знахарка Прата ходила по жилищу, ища своим чутким нюхом ингредиенты для зелья. Все шло как обычно. В своем жилище она ориентировалась лучше, чем иные с глазами. Тело, хоть и старое, перемешалось в пространстве легко, не делая ни единого лишнего движения. Каждый поворот, шаг, подшаг были отточены десятилетиями пребывания в этом доме.

Весь мир для нее сводился к запахам, которые наполняли его красками сильнее, чем мир наблюдаемый одними глазами.

Она не всегда была слепой: до десяти лет она видела так же прекрасно, как и любой здоровый ребенок, однако случайность — в глаза попало жгучее зелье, которое она помогала готовить своей наставнице, и все — зримый мир исчез для нее навсегда. Остались лишь воспоминания об увиденном, которые можно было прокручивать бесконечно. Но и эти воспоминания о реальности бледнели и стирались до сплошных черных и серых оттенков. Цвета исчезли. Забылись.

Лишь через несколько лет после случившегося, она обнаружила у себя способность чувствовать запах. Это был не обычных нюх — это было нечто гораздо большее.

Прата могла четко указать начало и конец любого запаха в пространстве. Более того, лишенная теперь красок окружающего мира, она поняла, каждый запах, аромат — имеет свой цвет.

Она сама не понимала, как можно было раньше не замечать цвет запахов? Ведь теперь для нее каждый запах имел настолько неповторимый оттенок цвета, какой она бы и глазами никогда бы не уловила.

Даже ее ящеры-охранники — она всегда знала где они находятся, даже знала, когда они злятся. Их запах тогда менялся. Знала также когда они голодны, а когда чуяли незваных гостей.

Прата могла бы выходить за пределы своего жилища и окружающей его стены, но не хотела. Тогда бы вокруг закружилось в необъятном вихре слишком много запахов. Они бы смешивались, запутывали, мешали, а от этого уже начинала кружиться голова и сильно стучать сердце.

Потому-то вокруг ее дома и располагался обширный пустырь, в котором каждый новый запах ощущался отчетливо и точно.

Ее жизнь стала маленьким замкнутым кругом, куда периодически просачивались посетители. В юности ее это сильно беспокоило, вплоть до сильных душевных терзании, но потом, с возрастом — ушло.

Однако осознала она предпочтительность жизни знахарок значительно позже, когда все желания и побуждения молодого тела угасли, и казались теперь настоящей глупостью.

Периодически у нее появлялись преемницы…Но почти все не справлялись с обязанностями.

Память у этих куриц была короткая и запоминать травы, зелья и их составы, им быстро надоедало. Они уходили, а найти достойную преемницу все не получалось.

Надежды эти теперь она возлагала на девчонку-охотницу.

Зачем было подвергать трансформации девочку она не знала, но ее род так решил. Обычно так не поступали. Ядра давали лишь мальчишкам, потому что их было больше, и не жалко пустить в расход.

Тем не менее, девочке поглощение ядра пошло на пользу. Ее нюх был намного более чуткий и тонкий, особенно по сравнению со всеми ее предыдущими помощницами.

В остальном она проявляла старательность. Пока что. На сколько упорства девочки хватит, Прата не знала.

Все они, - девочки, - поначалу проявляли старательность. А потом решали, что обычная жизнь лучше, проще, веселее, и не требует стольких усилий.

Сегодня она послала девочку, как и часто в последние недели к Драмару, за ингредиентами, - и девчонка сегодня опасть задерживалась. Ладно бы раз, но это уже продолжалось больше недели и начинало внушать некоторое беспокойство Прате.

Впрочем, чувство времени у самой знахарки было особым, и частенько она сама не замечала, как могла замереть на полдня, погрузившись в себя, и в своим вялотекущие мысли.

Сегодня же ее не покидало какое-то тонюсенькое чувство тревоги. Какой-то неуловимый дребезжащий в ее сознании колокольчик, предупреждающий о чем-то плохом. И с каждым часом это чувство крепло все больше, превращаясь в уверенную тревогу.

Потом случилось ЭТО.

Так далеко ее нос конечно не мог работать. Пара сотен шагов, не больше, но она прекрасно знала, что в центре пещеры, внизу, под центральной площадью лежит Предок.

Все же, несколько раз в год она выходила в племя, приходилось. И в такие моменты, оказавшись очень близко к центральной площади, она очень хорошо ощущала Предка.

Так его называли все, - она же, ощущала это существо как нечто другое. Как постепенно разлагающуюся и неспособную наконец умереть тварь.

Он должен был умереть, должен. Те остатки запахов, которые доходили до нее, говорили об этом, - запаха падали и мертвечины она знала хорошо.

Однако шли годы, а этого не только не происходило, но и наоборот, - запах тлена и разложения лишь уменьшался.

А сейчас ОН проснулся.

Она услышала не только вдох — она почувствовала холод, который сковал всю пещеру тонким, невидимым пятном, с каждым мгновением расползающимся все шире.

Когда вокруг все начали умирать, она не сразу это осознала, не сразу поняла.

Прошло несколько мгновений, и в воздухе что-то начало меняться, что-то уходило навсегда. Что именно уходило, стало ясно через несколько мгновений. Уходила сама жизнь. Она высасывалась отовсюду, и тут же исчезала как бездонной пропасти.

Чем ближе холод добирался до ее части пещеры, до Окраин — тем сильнее она чувствовала эту неизбежную смерть.

Кругом наступили тишина и безмолвие. Везде. Почти одновременно.

Прежде нее, этот цепкий холод, высасывающий жизнь забрал ящеров-охранников. Они умерли почти мгновенно и их запах тут же изменился. Незримое прикосновение смерти накрыло их и дошло до нее.

Прата ощутила цепкие пальцы существа, которое убивало гоблинов племени одного за другим. Большинство из них она даже не знала, и не узнала бы никогда. И все равно ее бросило в дрожь от происходящего кошмара, который она чувствовала острее и болезненнее нежели любой гоблин.

Ее убило медленнее, чем остальных, и чуть позже. Просто из-за того, что она находилась почти на самом краю пещеры. Дальше всех остальных.

Леденящий холод вечности заморозил ее сознание, которое влилось туда хрустальным, ничего не понимающим осколком, лишенным всякого намека на разумную мысль.

****

Сурия стала слепой по собственному выбору. Должность живого жребия племени считалась почетной. И пусть работа не отличалась особой сложностью, но от этого решения зависела вся дальнейшая жизнь. Потому что пути обратно не было.