Старые недобрые времена (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр". Страница 36

Он поднял бессмертную, наверное, тему…

— … а чем они, суки, лучше меня⁈ Почему я вот гнию в галереях и хожу в штыки, а некоторые тута чистенькие⁉

В разгорающейся сваре принял участие не один десяток солдат и матросов, и хотя до хватания за грудки и далее дело каким-то чудом не дошло, по личностям друг дружки народ проехался изрядно.

В последнее время, с нехваткой всего и вся, в том числе и питьевой воды, народ, и без того уставший до предела от беспрестанной работы, от опасности, от гибели товарищей и несправедливости командиров, озлобился.

Сорваться вот так вот, на ровном, в общем-то, месте, может каждый. Вот только что сидел, пыхал трубочкой, пересмеивался о чём-то с товарищем… а потом одна искорка, одно слово случайное, взгляд не тот…

На Батарею Ванька возвращался не то чтобы злой, но изрядно взвинченный. Антип Иваныч, шагающий рядом налегке, мало что не плюющийся ядом и вспоминающий самые яркие моменты недавней склоки, спокойствия не прибавлял.

— Нет, ну ето как? — возмущался мастер, всё время дёргая подмастерья, требуя внимания, а не просто угуканья, — Етим волю дай, они всех под одну гребёнку, чтобы, значит, никому не было лучшей, чем им! А подумать, что иная голова побольше стоит, чем десяток твоих, ему не хочется. Ему это не лестно, так-то о себе думать!

— Я ето… — кхекнул мастер, остановившись, не доходя пары шагов до мастерской, — пойду к знакомцу, подлечусь. На травках, значит…

— Понял, Антип Иваныч, — порядку для ответил попаданец, — не извольте беспокоиться!

Ещё раз кашлянув, мастер ушёл, оставив мастерскую на Ваньку.

Тот, вздохнув, оглядел комнатушку с убогим инструментарием и кучей всего и вся, притащенного в починку, и чтоб (кровь из носу!) к завтрашнему дню всё было, сукины дети, готово…

… и принялся за работу. Потому что, а куда деваться? Несправедливость и работа на износ, это конечно да… но с другой стороны, от галереи они с Антипом Иванычем освобождены. Да и хоть на бруствер, хоть в морду, вот так вдруг не пхнёшь, потому что какой ни есть, а — специалист!

— Никак без пригляду тебя оставили? — удивился вошедший молодой солдат, заоглядывавшись в поисках мастера и не находя его, — Накося вот…

— Замок, вишь, поломался, так што давай, поживей! — прикрикнул он, с силой сунув Ваньке в руки ружьё, и добавил, — да почисть ево как следоват, а то тумаков получишь…

Он добавил несколько ругательств, и, обернувшись на стоящих в дверях товарищей, подмигнул им — какой он, дескать, мо́лодец, а⁈

Попаданец, не говоря ни слова, склонил голову набок, рассматривая солдата. Если бы не последние его слова, он бы, наверное, молча взялся за работу… а совсем недавно, в период ломки, он бы, наверное, и ружьё потом почистил, не думая ни о чём.

А до того, в самом начале своего пребывания на Бастионе, наверное, пытался бы язвить и отгавкиваться, вполне остроумно, но попадая как-то удивительно не в такт армейской тематике. Так что, чуть погодя, всё равно не только починил бы, но и почистил, но уже побитый, потому что против коллектива — не попрёшь!

А сейчас что-то изменилось… и в нём самом, и в отношению к жизни, и, пусть даже отчасти, в отношении солдат к нему.

— Залупу тебе на воротник, Никодим, — ответил подросток,нарываясь на драку и всеми фибрами души желая её.

— Чево⁈ — переспросил тот, медленно поворачиваясь к нему.

— Залупу на воротник, и ею сперва уши тебе почистить, а потом конец в рот вставить…

… и он не успел договорить, как солдат бросился на него, разом побагровев и занеся кулак, и сам бросился навстречу, в ноги, заплетая их и наседая сверху, чтобы ударить по морде…

Но морда оказала сопротивление, и они покатились по полу, рыча, отвешивая друг другу тумаки, хватая друг дружку за руки, вырываясь и выплёвывая ругательства.

… но впрочем, недолго.

— Ну, будя, будя… — с этими словами их растащили, и двое солдат, постарше, и значит, поавторитетней просто в силу возраста, что-то негромко выговаривают Никодиму.

— … и по делу, по делу, — приговаривает ветеран, — если бы вы, коты, не сцепилися, я бы тебе самому за такое подзатыльников бы надавал!

— Нет, а што… — молодой солдат никак не может понять, что ситуация разворачивается не так, как ему хотелось бы, и что молодчество, которое быть может, встретило бы полное понимание среди его годков, для ветеранов, отслуживших мало не двадцать лет, выглядит совсем иначе.

— Он, Никодим, злопамятный, — предостерёг его угреватый тёзка, когда ветераны вытолкали забияку прочь, уйдя с ним и что-то выговаривая на ходу.

— Ничо, — мрачно отозвался Ванька, прикладывая холодную железку к глазу, — Флаг ему в руки, барабан на шею, и вперёд, голой жопой ежей давить!

— Как-как? — с восторгом переспросил тёзка, и попаданец, не пожалев, повторил.

Отсмеявшись, тот хлопнул Ваньку по плечу и сказал, как будто даже с облегчением…

— Ну всё, отживел… и слава Богу!

[i] На Парижской Выставке 1900 года плотников из Российской Империи (лучших из лучших!) французы сдержанно похвалили за то, что они «С топором и природной сметкой» почти так же хороши, как плотники французские. Вся пресса Российской Империи захлебнулась от восторга, перепечатывая этот отзыв.

Хотя на самом деле… нет, не позор, но там же отмечалось, что русские плотники, при всём их уме и «природной сметке» не умеют читать элементарные чертежи (в лучшем случае бригадир кое-как понимает) и не знают назначения некоторых плотницких инструментов.

[ii] Желающие могут почитать наблюдения царских (!) офицеров о призывниках в армию Российской Империи начала двадцатого века. Там очень хорошо и о физическом состоянии, и о грамотности, и привычке хоть к какому-то инструменту, сложнее топора и лопаты. Для некоторых рекрутов даже (!) винтовка Мосина была слишком сложна с технической точки зрения.

Глава 8

Гладко было на бумаге

— России нужно как можно быстрее и с наименьшими потерями выйти из войны, — без эмоций, даже не повернув головы, сообщил генерал-адъютант барон Вревский командующему русскими войсками в Севастополе, генералу от артиллерии, и также генерал-адъютанту, князю Горчакову.

Князь, остановившись, едва заметно склонил голову набок и посмотрел на собеседника, как бы спрашивая, правильно ли он понял? Свита, следующая за ними в почтительном отдалении, так же остановилась, не смея тревожить именитых сановников.

— Успех наших войск при отражении штурма бесспорен, но возможности продолжать войну у Империи нет, — продолжил Вревский, говоря всё так же безэмоционально, как бы подчёркивая этим, что это не его личное мнение.

— Его Императорское Величество считает, что гарнизон обречён, — веско добавил барон и замолчал, дав своему собеседнику возможность обдумать информацию и собраться с мыслями.

Князь, сняв пенсне, тщательно его протёр, не говоря ни слова, снова водрузил на переносицу, кивнув наконец, приглашая продолжить разговор.

— Пополнения, — всё так же сухо продолжил барон, не глядя на собеседника, — не могут переломить ситуацию, и Севастополь необходимо сдать.

— Я уже отвечал Государю, — чуть помедлив, начал говорить Горчаков, — что полностью согласен с мнением Его Императорского Величества о безнадёжности сопротивления, но считаю, что мирные переговоры нужно начинать сейчас, пока наши войска ещё стоят в городе, и исход войны ещё не решён.

— Из Брюсселя поступили сведения, — сухо парировал барон, — о посылке французами подкрепления в двадцать четыре тысячи человек, а так же есть сведения о предложении союзников двинуться к Перекопу, тем самым отрезая Крым от России. События такого рода могут привести к куда как более тяжким для нас последствиям.

— Поэтому… — барон выдержал паузу в лучших театральных традициях, — Его Величество считает, что лучше вывести войска в поле и дать решительное сражение, попытавшись разбить врага и снять осаду с Севастополя.