Гуд бай, Америка… (СИ) - Артемьев Юрий. Страница 21

Гулко хлестнул выстрел моей СВД-шки, и снайпер упал, как подкошенный. Следом за ним тут же отправился в мир иной и босс наркомафии, не успевший даже ухватиться за свой блестящий револьвер. Двое оставшихся мексиканцев, только-только начали разгибаться от сумок и пытаться нащупать своё оружие, но мои выстрелы заставили их попадать на землю и дёргаться в последних судорогах. И лишь тупо улыбающийся байкер-предатель, всё так же сидел рядом с трупами, и судя по всему, просто боялся хоть как-то пошевелиться.

Ещё несколько мгновений я наблюдал за полем боя, прежде чем, убедившись, что все цели поражены наглушняк, решил посетить эту живописную полянку. Оставив винтовку лежать на земле, я подхватил в руки свой надёжный автомат, да и пошёл вниз.

* * *

Спустившись и выйдя к месту массового расстрела сразу двух преступных группировок, я первым же делом произвёл полный контроль всех валяющихся на земле тушек. Даже одна автоматная пуля в голову сразу же выдаёт моментальную гарантию того, что это тело уже не выдаст в будущем никаких сюрпризов. Для меня это сейчас самое главное. Ведь мне не нужны никакие случайности. Я с этим сталкивался и не раз, в прошлой жизни. Иногда, даже смертельно раненый подранок, может из последних сил произвести коварный выстрел в спину, перед своей неминуемой смертью. А оно нам надо? Ответ только один: «Нет. Нам этого не надо.»

Закончив с обработкой трупов, я подошёл к последнему, оставшемуся в живых, участнику наркосделки. Я узнал его. Он был один из тех, кто затаскивал мою Маринку в фургон, там, на улице в Рино.

Ударом ноги я повалил его на землю. Он раскинулся, лежа на спине, как морская звезда. А я так же хладнокровно прострелил ему по очереди оба колена и оба локтя. Крик злодея, переходящий в звериный вой, меня совершенно не беспокоил. Орёт? Ну и пусть орёт. Зато он ещё поживёт какое-то время. Зачем? Да я и сам пока ещё не знаю. Но теперь я точно уверен, что он не устроит никакой самодеятельности, пока я буду занят освобождением моей девочки. Пусть пока поваляется на земле, да повоет. А то, после такой активной стрельбы, стало что-то слишком тихо…

* * *

Подойдя к боковым дверям фургона, недолго думая, я просто распахнул их. Но при этом, я встал так, чтобы не заслонять собой дверной проём. Почему-то мне подумалось, если Маринка смогла бы развязаться там, внутри, то она бы наверняка нашла бы какую-нибудь железяку в машине, и не раздумывая применила бы её по голове любого того, кто бы в эту машину и сунулся. Но, увы, никаких активных действий после распахивания дверей не произошло. И это настораживало меня ещё больше. Неужели они с ней что-то сделали? Блин. А мне уже даже некого мучительно убивать за то, что они так поступили с моей девочкой. Ну разве что ещё прострелить несколько конечностей тому предателю, что воет у меня за спиной.

Я заглянул наконец-то внутрь фургона, и увидел два связанных тела. Одно из них, конечно же, моя Маринка. А другую девушку, я никогда раньше не видел. Спелёнуты они были капитально. По рукам и ногам. В рту каждой из них — кляп. На меня смотрели две пары глаз. Огни злые и разгневанные, а другие испуганные донельзя. Ну, конечно же, я сразу выдернул кляп у той, у которой глаза сверкали искренней яростью.

— Ты где был так долго? — тут же спросила меня Маринка.

— Я тоже тебя люблю. — ответил я ей и улыбнулся.

Вторая девчонка смотрела на нас обоих с ужасом. А мы ещё и говорили при ней на нашем великом и могучем русском языке. Так что наверняка, она ещё не поняла, что все её мучения и приключения уже закончились.

— Давай. Развяжи меня побыстрее! — тут же начала распоряжаться моя боевая подруга. — А то я так писать хочу, что могу обоссаться прямо тут, как вот эта моя соседка.

И действительно, джинсы на второй пленнице были мокры в определённом месте, а запашок от неё шёл тот ещё.

— Похоже, что она тут облегчилась по полной. — прокомментировал я, разрезая верёвки на руках и ногах своей девушки.

— Я сейчас! — крикнула Маринка, на ходу расстёгивая джинсы, и убегая куда-то за фургончик.

Ну а я придвинулся ко второй пленнице, и первым делом вынул кляп у неё изо рта. Она отшатнулась, и с ужасом глядя на меня запричитала:

— Won’t you kill me? Please… Don’t kill me! (англ. Вы же не убьёте меня? Пожалуйста… Не надо меня убивать!)

— Relax, girl! I came to save my girlfriend. (англ. Расслабься, девочка! Я просто пришёл спасти свою подружку.)

— What about these? The ones in leather jackets… Where are they? (англ. А эти? Которые, в кожаных куртках… Где они?)

— I killed them. (англ. Я убил их) — ответил я ей спокойным голосом.

Но как я не пытался её успокоить, говоря ровным тоном. Не повышая голоса, она по прежнему была испугана до чёртиков. Или её так раздражал вой подранка возле потухшего костерка. Её глаза расширились от ужаса и она спросила меня.

— Did you kill them all? (англ. Ты всех их убил?)

— Yes… (англ. Угу…) — снова спокойно ответил я.

— One? (англ. Один?)

— So it happened… (англ. Так получилось…)

Наш разговор прервала вернувшаяся Маринка. Она уже застегнула штаны и была вполне довольна, несмотря на синяки под глазами и кровоподтёки на лице. И пока я освобождал вторую девушку, она тут же подключилась к нашей беседе, по-английски конечно…

— Calm down, friend! This is my boyfriend. He is the best gunfighter in the Wild West! (англ. Успокойся, подруга! Это мой парень. Он лучший ганфайтер на Диком Западе!)

Но, похоже, что её слова мало успокоили несостоявшуюся жертву кровожадных и сексуально озабоченных байкеров из банды «монголов». И она тут же снова задала вопрос. Я чуть не заржал в полный голос, но сдержался. Потому что её вопрос и мой ответ один в один соответствовали известной цитате из знаменитого фильма Алексей Балабанова «Брат-2».

— Are you gangsters? (англ. А вы гангстеры?)

— No. We are Russians! (англ. Нет. Мы — русские!)

Глава 10

Глава десятая.

Листая жизни чёрные страницы,

Я понял, потеряв на это годы:

И у свободы, тоже есть границы,

И за границей тоже нет свободы!

27 сентября. 1974 год.

США. Штат Невада. Рино.

Александр Тихий.

Я очнулся окончательно и бесповоротно. Наверное, мой организм устал «спать» и решил, что лучше бодрствовать с болью, чем валяться в беспамятстве. Я открыл глаза, и едва не зажмурился от сияющей белизны того места, в котором сейчас находился. Но это явно была какая-то больничная палата. Я, похоже, долго пробыл без сознания, потому что в памяти не отложилось ни одного кадра тех моментов, как меня грузили в машину скорой помощи, куда-то везли и всё-такое прочее. Ну а сейчас я валялся на кровати с белоснежными простынями, и у меня ужасно болела голова с правой стороны. Я попытался поднять правую руку, чтобы потрогать, что там у меня такое, но тут же обломался по полной программе. А как тут не обломаешься, если твоё правое запястье приковано наручником к боковой дужке больничной кровати…

Вот именно осознание этого и привело меня в полное сознание. Наручник? Во как… Следовательно, что-то пошло не так. Ведь, если я потерпевший, то зачем меня пристёгивать к кровати, причём только за одну руку? Левая-то рука у меня свободна. Я уже проверил. И это очень плохо. Я ведь не амбидекстер, а настоящий полноценный правша. Как же я буду ложку держать?

А если серьёзно, то, скорее всего, копы пробили мои документы, пока я был в отключке, и обнаружили, что не было нигде и никогда никакого Готлиба Штилльмана… Интересно, а багажник моего Мустанга они тоже прошмонали? Там же, блин сумка с винтовкой, калашом и всем моими пистолетами… А ещё в нашем номере в отеле… Там вообще было столько всего такого, о чём не стоило бы знать местным копам… Чёрт…