КГБ в смокинге. Книга 2 - Мальцева Валентина. Страница 41
Спустя какое-то, показавшееся мне бесконечным, время я уже сидела между водителем и Пржесмицким в пахнувшей резиной и потом кабине грузовика. Несмотря на внушительные габариты машины, кабина не была рассчитана на троих. Меня сдавили с двух сторон так, что я чуть не задохнулась. Молчун плавно толкнул вперед огромную, кривую, как турецкий ятаган, рукоятку переключения скоростей и мягко тронул грузовик с места. Через несколько минут справа мелькнул чуть покосившийся указатель с надписью: «Лодзь — 37 км».
Время от времени на обочине шоссе вырастали размытые в белизне подступающего рассвета очертания грузовиков, бэтээров и обтянутых брезентом «газиков». Людей видно не было, техника стояла с погашенными фарами. Но я чувствовала, знала: стоит прозвучать короткому сигналу, и они тут же появятся — одинаково снаряженные, с автоматами на груди, натасканные, готовые, как доберман-пинчеры, клыками вцепиться в горло жертв. Только теперь, выкарабкавшись из могилы, немного отойдя от лесных кошмаров и очутившись в весьма относительной безопасности (на сколько? на десять? на двадцать минут?), я смогла по-настоящему оценить масштабы охоты на нас. Судя по тому, что грузовики и другая техника стояли приблизительно через каждые семьдесят пять — сто метров, в лесу сосредоточились огромные силы. Я и раньше не особенно верила в успех нашей безумной авантюры, а сейчас, инстинктивно съеживаясь всякий раз, когда мы подъезжали к очередному грузовику, закрывала глаза и мысленно молила: «Только бы пронесло! Только бы!..»
Мои попутчики, казалось, полностью отключились от происходящего. Сидя в своих неуклюжих, стоявших колом шинелях, надвинутых на глаза ушанках и омерзительно вонючих кирзовых сапогах, они сохраняли полную невозмутимость, будто всю жизнь только и тем занимались (скорее всего, так и было), что убивали солдат иностранных армий, лихо переодевались в их форменное обмундирование и на захваченных машинах внаглую уходили из плотного оцепления.
Пржесмицкий больно ткнул меня локтем в бок. Я вопросительно посмотрела на него и поняла, что он отдернул длинный рукав шинели и взглянул на светящийся циферблат наручных часов.
— Сколько?
— Половина шестого… — он поерзал, устраиваясь на продавленном сиденье, потом еще раз толкнул меня, на сей раз доставая из левого кармана поломанную сигарету. — Слушайте внимательно, Вэл… — Он щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся и, немного приспустив боковое окно, выпустил в образовавшуюся щель густую струю дыма. — Минут через двадцать — двадцать пять окончательно рассветет. Может, чуть позже. Если ничего не произойдет, за это время мы проедем километров пятнадцать или чуть больше. Надеюсь, что за кольцо оцепления мы все-таки выберемся. Запомните адрес в Лодзи: Мицкевича, 17. Это — двухэтажный домик. Для ориентира, чтобы не искали долго, — строго напротив него стоит водонапорная колонка. Спросите Марию. Она примерно ваших лет, блондинка, на правой щеке большое родимое пятно красноватого цвета, похожее на ожог. Скажете ей: «Я от Марека. Он приедет первым автобусом».
— На каком языке?
— На русском. Обязательно дождитесь ее ответа: «А где же его машина?» И только потом входите в дом.
— А если она ответит как-то иначе? И по-польски? А если это будет не она, а он, и не с родинкой, похожей на ожог, а с погонами полковника?
— Значит, пани, вам таки не повезло, — грустно улыбнулся Пржесмицкий.
— Это вы так шутите?
— Боже упаси! Просто всякий раз, когда мы проезжаем мимо этих грузовиков и нам вслед не палят пулеметы, у меня как-то все больше и больше поднимается настроение. Не знаю, поймете ли вы меня…
— Еще как. Очень напоминает анекдот о старом еврее, у которого умер знакомый и которому надо было сообщить эту печальную весть в другой город его жене-истеричке.
— И как он это сделал?
— Составил телеграмму: «Хаим приболел. Похороны в среду».
— И над этим смеются?
— Иногда.
— К чему вы это, Вэл?
— К тому, что ваша веселость действует мне на нервы. Фактически вы меня бросаете одну, Пржесмицкий.
— Во-первых, это не совсем так. Речь идет о сведении риска к минимуму. В данной ситуации отвлечь погоню на себя, увести ее в сторону и дать вам возможность использовать этот шанс — лучшее, что можно придумать. А, во-вторых, на что вы, собственно, рассчитывали, Вэл? — Пржесмицкий пожал плечами. — Мне кажется, мы сделали для вас все, что могли. И даже — вы уж извините за попрек — пожертвовали своим человеком… Так что, Вэл, не надо — во всяком случае, пока вы на свободе.
— Ага, на свободе! И это волшебное состояние может продлиться еще минут десять.
— Я не знаю, как долго оно продлится, — очень тихо откликнулся Пржесмицкий. — Вы запомнили адрес и пароль?
— Да. А где все-таки будете вы?
— Я уже сказал: если нам удастся без проблем миновать линию оцепления, наши пути разойдутся, Вэл. Мы попросту будем мешать друг другу…
— Мы? Может быть, я буду мешать вам?
— Это не имеет значения. Я хочу, чтобы вы знали, Вэл: это не импровизация. Такой вариант предусматривался с самого начала как резервный. На тот случай, если мы не попадали в Росток.
— Наконец-то я узнала, куда мы мчались всю ночь! До Лодзи вы, стало быть, меня не довезете?
— Нет. Скоро будет развилка. Дальше вы уже сами доберетесь…
— На чем? — огрызнулась я. — На метле?
— На попутной машине.
— С армейскими номерами? Или лучше на спецфургоне КГБ?
— Попытайтесь поймать гражданскую машину. Желательно какой-нибудь трейлер. Или грузовик.
— Как поймать? Без документов? Без языка? В этой одежде беженки из сумасшедшего дома? С нечесаными патлами и сломанными ногтями?.. — я судорожно вздохнула. — Послушайте, Пржесмицкий, что бы вы мне ни говорили, ясно, что вы просто хотите от меня избавиться. Я не осуждаю вас за это, в конце концов, из-за меня у вас — сплошные неприятности. Мне одно непонятно: зачем надо было вытаскивать меня из могилы? Оставили бы там, меньше хлопот…
Он резко обернулся, схватил меня за плечи и встряхнул с такой силой, что у меня щелкнули зубы.
— Запомни: ты — крепкая девочка! Поняла, Вэл? Очень крепкая. От природы. У тебя сильный характер и хорошие мозги, которые тебе наверняка еще пригодятся. Возможно, очень скоро. Ты прошла с нами такое, что многим мужчинам и не снилось. А сейчас ты просто распустилась. Тебе тепло в кабине, ты немного отошла от ощущения неутихающей тревоги, ты чуть-чуть успокоилась и потому испугалась. Так вот, это очень опасно, Вэл! Очень! — Он тряхнул меня еще раз. — Забудь о страхе, забудь об усталости, забудь обо всем на свете, кроме единственной цели, ради которой ты все это перенесла.
— Какой цели? — бормотала я, закрыв глаза и тряся головой, безуспешно пытаясь проглотить слезы. — Какой цели? О чем вы?
— Ты не должна им попадаться, понимаешь? Ни в коем случае. Они убьют тебя! Они ищут тебя, чтобы убить. Они большие мастера этого дела.
— Я устала.
— Я знаю.
— Я устала бежать в бесконечность. Мне никто не говорит, когда все это кончится, где я смогу остановиться…
— Терпи. Ты почти у цели. Еще немного…
32
ПНР. Шоссе
7 января 1978 года
Кажется, впервые за все это время я вспомнила, что на дворе зима. Зыбкой стеной повалил вдруг густой снег, совершавший под резкими, колючими порывами ветра головокружительные зигзаги.
Втянув озябшие руки в рукава дубленки, я смотрела вслед исчезнувшему за поворотом грузовику. У меня буквально зуб на зуб не попадал, и сделала я именно то, чего делать не следовало: замерла как вкопанная на самом перекрестке двух дорог, неподалеку от шеста с выцветшей жестяной табличкой: «Лодзь — 8 км», вместо того чтобы присесть у обочины и высматривать в крупяной мгле контуры попутной машины.
С души, что называется, воротило, и причин тому было столько, что даже думать не хотелось, отчего так тянет повыть в унисон с разыгравшейся вьюгой. Чувство, что я уже никогда больше не увижу своих спутников, действовало на меня как снотворное. Навалившаяся на плечи и веки усталость настолько сморила меня, что я готова была рухнуть в снег там, где стояла, и мешал этому только сосущий голод…