Пыльные перья - Дехнель Ольга. Страница 13

– Са… шень… ка…

Саша видела, как за ним тянутся другие жуткие чернеющие мумии. Старая горничная. Старый Колокол, осыпающийся пеплом… Саша не видела маму. Саша бы не выдержала.

Я вернусь, я обязательно вернусь. Я найду способ. И в этот раз все будет правильно. Я вернусь домой. А там, где его нет, я отстрою его заново, и больше не будет призраков. Там будет тепло. И никому больше не будет больно.

Когда Сашин папа – непохожий на себя и жуткий – попытался обнять ее среди оглушительного треска и гула, Саша проснулась.

Не по-настоящему. Саша была не Сашей, и на секунду ей показалось это избавлением. Она стояла в парке, и если поднять глаза, то можно было увидеть красивое здание, красное, похожее на пряничный домик. Саша его любила. И девушка его любила. Девушка была фатально потеряна, девушка едва ли узнавала красный пряничный домик и едва ли помнила саму себя. Девушка уж точно не замечала зоркое Сашино присутствие в своей голове. Саша Озерская застыла прежде, чем начать биться. Иди. Ну же. Иди! Не стой здесь. Стоять нельзя! Не стой! Девушка ее не слышала. Саша знала это ощущение. И знала, чем оно закончится. Это случилось давным-давно, в начале лета. Саша не забыла. Ни на секунду не забывала. Иди, прошу тебя!

В этот момент они увидели третьего господина, Саша знала, что их было трое, даже если она пропустила появление первых двух. Она чувствовала их отпечатки по всему телу девушки, по всей ее душе, по туманному разуму. Он будто ждал девушку. Третий невысокий господин носил очки в золотой оправе и вертел в пальцах золотую монету. Он тоже был слеп. Его собака-поводырь мало походила на собаку, тоже отливала мертвым золотом и боялась золотого господина безумно.

– Простите, вы не подскажете, есть ли где-то второй выход из парка?

Молчи и иди дальше. Прошу тебя. Молчи и иди дальше.

Но девушка открыла рот, чтобы ответить, не помня ни вдохов, ни выдохов. И тогда золотой господин забрал ее дыхание.

Саша проснулась с криком. Скорее, крик проснулся раньше Саши. Отчаянный, какой-то птичий, какой угодно, но не человеческий.

Когда Саша Озерская открыла глаза, обступившие ее люди увидели только жидкое золото, готовое вот-вот потечь из глаз вместо слез.

Саша хотела их вспомнить, хотела их узнать: встревоженного и бледного Грина, мрачного и непривычно сдержанного Мятежного. Он что же, Грина от нее закрывал?

Но продолжала кричать и плакать, и огню не было конца, и дыхание не возвращалось. Ничего не возвращалось.

Саша с трудом вспомнила, что на дворе был август, и это было удивительное время. Непохожее на все, что обычно переживал Центр летом. Это была бесконечная гонка за призраком – призраками, которые сейчас выпили жизнь девушки в парке у красного пряничного дома. Саша вспомнила, как по ночам все чаще прокрадывалась к Грину в комнату или находила его в своей – и там не было огня, почти не было огня, зато было тепло, а воздуха если и не хватало, то это было приятно. Это был удивительный август, Саша вспомнила, как плакала Валли, когда они похоронили последнего в области банника, что-то важное уходило из этой истории. Что-то серьезное. И Саша с удивлением вспомнила голос Мятежного: «Мы попросим Москву прислать новых, вдруг получится восстановить народец». Это было страшное лето, когда по ночам заложные мертвецы принимались бродить по улицам. Мертвецы искали. Кого? Это было прекрасное лето, когда улыбки были будто неуместными и оттого совершенно неизбежными, Саше хотелось впечатать их в память, надолго, навсегда. Сохранить их хотя бы там.

Это было удивительное лето, после такого ты не будешь прежним.

Возвращение дыхания было похоже на удар под дых, это с ней уже случалось, Саша жадно схватила ртом воздух. Нашарила, наконец, взглядом Валли, она выглядела будто старше, и глаза у нее были совсем лесные.

– Валли! – Саша почти сипела, как ей казалось. Саша кричала. Кричала так, как не делала никогда со времен своего прогоревшего до скелета детства. Кричала так, будто звала кого-то, как потерянный, испуганный, очнувшийся от кошмара ребенок зовет маму. – Валли! – Слезы, не золотые – соленые, человеческие – полились по щекам. – Валли, это случилось снова.

Глава 5

Не засыпай, ведьма

Пряничный домик оказался зданием драмтеатра.

Сейчас все они неслись сквозь предрассветные сумерки по тому самому парку. Саша знала, чем закончится это путешествие, и одновременно не чувствовала сил сопротивляться. И в целом себя чувствовала с трудом. Валли была рядом, настойчиво поддерживая ее за плечи и увлекая вглубь парка по темной дорожке. Саша отзывалась, вполголоса подсказывая направление, собственный голос – усилие, нужно говорить так, чтобы бегущие впереди Мятежный и Грин знали, куда им идти. Каждый шаг – усилие. Останавливаться нельзя. Они без ее помощи эту девушку не найдут. Найдут собачники или дворники, прохожие или другая нечисть. Утром. Надо идти. Каждая мысль будто вареная, ватная – усилие.

Саше не хотелось здесь находиться – не было слов или не было сил. Хотелось домой. Но ее дом давно сгорел. Еще шаг. И еще.

Красный пряничный дом возвышался над ними на холме, давая восхитительный обзор. Ему, гордому представителю русского стиля, было плевать на смертных, их жизни, их дела и уж точно их смерти. Саша отвела глаза, направив взгляд на дорожку, выдохнула еле слышно:

– Сейчас.

И это были темнеющие постепенно августовские ночи, и поворот на закрывающуюся к осени детскую площадку, и воздух плотный и густой, полный запахов. Пахло сначала далеким речным духом с Волги, а после – только тленом и плесенью, сыростью. И сначала было страшно, а после стало никак, всё будто выпили, всё будто выцвело.

На открытом пятачке над застывшим изломанным телом стояли три колдуна, их губы двигались, но Саша не слышала ни звука.

Они слепы, но всё видят. Они жили и никак не могут умереть. Не бойся, потому что они чувствуют твой страх.

Колдуны обернулись одновременно, Саша, напротив, застыла, пораженная. Ее собственное чуткое зрение давало ей возможностей чуть больше, чем просто просмотр из головы человеческой девушки. Колдуны были лишены возраста и самого прикосновения жизни. Скользкие и неприятные, от них веяло разложением и холодом, будто жизнь их была слишком долгой, и тела не могли справиться с этой ношей.

Если Саша присматривалась, она видела посеревшую плоть, проглядывающую сквозь износившиеся куски кожи. Колдуны были будто небрежно и наскоро сшиты, будто отринули всякое сходство с человеком. Саша увидела желтый блеск из-под их очков, а после все исчезло.

Не верховная ли это ведьма? // Выгуливает своих ведьмят. // Выгуливает своих полукровок. // Ищет смерти. // И найдет, верно же, найдет? // НЕ СТОИЛО // ИМ // ПРИХОДИТЬ // СЮДА.

Голоса заполняли постепенно светлеющий парк, Грин молча набросил капюшон толстовки на голову. Колдуны не открывали ртов, но голоса беспощадно пролезали в уши, Саша встряхнулась первой, сжала запястье Валли.

– Они нас дурманят.

Валли знала и о дурмане, и о растущем напряжении, видела, как Мятежный нетерпеливо повел плечами, все это – скрытое приглашение на бой; терпение, как всегда, подводило его.

Валли сделала шаг вперед, она бы никогда не стала прятаться за спинами своих детей. Валли – острый росчерк пера в утреннем воздухе, маленькая и неотвратимая женщина, ее волосы – множество иголок. Она могла бы показаться трогательной, если бы не была в этот момент по-настоящему сокрушительной.

– Вы нарушили договор между миром людей и миром Сказки, более того, вы также нарушили внутренний сказочный договор, совершив убийство на вверенной Хозяину Реки территории. Мы предлагаем вам отойти от тела и сдаться.

Глупая ведьма. // Сначала мы заберем твоих ведьмят. // И их дыхание. // Мы дадим тебе посмотреть. // А потом придем за тобой. // Мы – та сила, которую нельзя удержать. // Мы отказываемся.