Верный садовник - ле Карре Джон. Страница 75

— Bay, Гита, ты поймала один из этих вирусов с Филиппин или из другого места, где ошиваются эти кибер-кретины! — в голосе приятеля слышалась зависть: и тут Гите удалось выделиться.

Может, и поймала, согласилась она, и спала плохо, жалея об утерянных электронных письмах, полученных от Тессы, которые она не распечатывала, а предпочитала читать на экране, где, как ей казалось, они были более живыми, близкими к Тессе.

«Бичкрафт» все не взлетал, поэтому Гита, по своей привычке, задумалась о важных жизненных проблемах, избегая, правда, самой важной: что она здесь делает и почему? Пару лет тому назад, в Англии (этот период она называла «Эра до Тессы») она сходила с ума от несправедливостей, реальных и вымышленных, с которыми ей, индо-англичанке, приходилось сталкиваться каждый день. Она видела себя нежизнеспособным гибридом, получерной девушкой, ищущей бога, полубелой женщиной, вознесенной выше черных. Днем и ночью, бодрствуя и во сне, она хотела знать, какое место отведено ей в мире белых, куда ей направить свои честолюбие и гуманизм, должна ли она продолжать учиться танцам и изучать музыку в лондонском колледже, в который поступила после Эксетера, или, следуя примеру родителей, выбрать одну из их профессий.

Наверное, только этой неопределенностью объяснялось ее импульсивное решение сдать экзамен для поступления на службу в Министерство иностранных дел. Поскольку политика ее никогда не интересовала, экзамен она благополучно провалила, но ей посоветовали сдать его еще раз через два года. И, каким-то образом, решение сдавать экзамен, пусть успеха она и не добилась, привело Гиту к тому, что она предпочла присоединиться к Системе, вместо того чтобы оставаться вне ее и совершенствовать свои артистические способности.

Чуть позже, навещая родителей в Танзании, она попыталась, опять же импульсивно, устроиться вольнонаемной в английское посольство, выдержала конкурс и поступила на работу. Если б она этого не сделала, то никогда бы не встретила Тессу. Никогда бы, об этом она думала сейчас, не оказалась на передовой, где и намеревалась остаться, сражаясь за то, во что верила, пусть ее идеалы не отличались оригинальностью: правда, терпимость, справедливость, ощущение красоты жизни и болезненное неприятие их противоположностей, но, главное, вера привнесенная родителями и поддержанная Тессой, в то, что саму Систему должно заставить уважать эти ценности, или она не будет иметь права на существование. Вот эта цепочка умозаключений и вернула Гиту к главному вопросу. Она любила Тессу, любила Блюма, по-прежнему любила Джастина, если уж говорить откровенно, чуть больше чем… эту мысль она отогнала. И работа в рамках Системы не обязывала принимать за правду ложь, которой Система потчевала ее, как это было вчера, в разглагольствованиях Вудроу. Наоборот, эта работа обязывала ее отторгать ложь, возвращать Систему на путь истинный, на сторону правды. То есть Гита с чувством глубокого удовлетворения наконец-то разобралась, что она здесь делает и почему. «Лучше быть внутри Системы и бороться с ней, — говорил ее отец, бунтарь по убеждениям, — чем вне Системы и гавкать на нее».

И Тесса, вот здорово, рассуждала точно так же.

«Бичкрафт» задрожал, как старый пес, рванулся вперед, оторвался от земли. В маленький иллюминатор Гита увидела под собой Африку: трущобные города, стада бегущих зебр, цветочные фермы около озера Найваша, национальные парки Абердэр и Маунт-Кения, показавшиеся на горизонте, желто-коричневый буш под крылом. Самолет вошел в слой дождевых облаков, в салоне сразу потемнело. Но темнота тут же сменилась ярким солнечным светом, и одновременно что-то взорвалось слева от Гиты. Без предупреждения самолет завалился набок. Коробки с ленчем, рюкзаки, дорожная сумка Гиты пришли в движение. Завыла сирена, замигали красные лампочки. Все молчали, за исключением старика-африканца, который вдруг загоготал и воскликнул: «Мы любим тебя, господи, и не забывай об этом!» Напряжение в салоне спало, другие пассажиры нервно рассмеялись. Самолет, пусть и не совсем, но выровнялся. Гудение двигателей стало заметно тише. Второй пилот листал толстый том инструкций. Капитан обернулся к пассажирам. Его перекошенный рот находился под тем же углом, что и крылья.

— Как вы заметили, дамы и господа, один двигатель вышел из строя. Сие означает, что мы возвращаемся в Уилсон, чтобы заменить его.

«Я не боюсь, — отметила Гита, весьма довольная собой. — До смерти Тессы такое случалось с другими людьми. Теперь случается со мной, и я знаю, как вести себя в подобных ситуациях».

Четырьмя часами позже она стояла на бетоне аэропорта в Локикоджио.

— Ты — Гита? — Девушка-австралийка перекрикивала рев авиационных моторов и крики людей, встречавших других пассажиров. — Я — Джудит. Привет!

Высокая, с румянцем во всю щеку, радостная, она носила мужскую шляпу и футболку с надписью «Объединенная чайная компания Цейлона». Они обнялись, мгновенно став подругами. Белые транспортные самолеты ООН взлетали и садились, белые грузовики приезжали и уезжали, солнце обжигало, от паров авиационного топлива слезились глаза. Ведомая Джудит, Гита втиснулась на заднее сиденье джипа между мешками с почтой и пристроилась рядом с вспотевшим китайцем в черном костюме. Другие джипы во главе колонны грузовиков проехали мимо, к только что приземлившемуся транспортному самолету.

— Она была прекрасной женщиной! — крикнула Джудит с переднего сиденья. — Очень целеустремленной! — вероятно, говорила о Тессе. — Почему кому-то захотелось арестовать Арнольда? Это же глупость! Арнольд и мухи бы не обидел. Ты остаешься на три ночи, так? Из Уганды на наш семинар прилетела целая толпа.

«Джудит находится здесь, чтобы кормить живых, а не мертвых», — думала Гита, когда джип миновал ворота и выехал на шоссе. Они проехали мимо скопища баров и лавчонок. На указателе, прибитом на высоком столбе, Гита прочитала: «Пиккадилли — там». Впереди поднимались бурые холмы. Гита сказала, что хотела бы прогуляться по ним. Джудит ответила, что оттуда она бы не вернулась.

— Дикие животные?

— Люди.

Они подъехали к лагерю. На площадке у ворот, в красной пыли, дети играли в баскетбол. Сетку кольца заменял белый продуктовый мешок. Джудит привела Гиту в регистрационную палатку, где ей выдали пропуск. Расписываясь в регистрационной книге, Гита как бы невзначай пролистала несколько страниц и нашла нужную ей запись:

"Тесса Эбботт, а/я Найроби. Тукул 28.

А. Блюм, «Medecins de L'Univers» [72]. Тукул 29".

В лагере они зарегистрировались в один и тот же день.

— У прессы был праздник, — прокомментировала Джудит. — Рубен брал с них по пятьдесят американских долларов за снимок, наличными. Восемьсот баксов, восемьсот наборов, состоящих из альбома для рисования и цветных карандашей. Рубен полагает, что теперь в племени динка появятся два Ван Гога, два Рембрандта и один Энди Уорхол.

Гита вспомнила, что Рубен — легендарный начальник лагеря. Конголезец. Друг Арнольда.

Они шли по широкой улице, обсаженной цветущими деревьями. Над кронами тянулись провода, за деревьями выстроились выкрашенные белой краской тукулы с крышами из пальмовых листьев. Поджарый англичанин, по виду — школьный учитель, прокатил мимо на старомодном велосипеде. Увидев Джудит, зазвонил в звонок и помахал ей рукой.

— Душевые и туалеты — по другую сторону дороги, первое заседание завтра в восемь утра, встречаемся у двери бунгало тридцать два, — сообщила Джудит, вместе с Гитой войдя в отведенный ей тукул. — Баллончик со спреем от москитов у кровати, советую воспользоваться и сеткой. Придешь в клуб выпить пива перед обедом? Гита кивнула.

— Ладно, только не теряй бдительности. Некоторые парни очень голодные, только что вернулись из полевых экспедиций.

— Кстати, тут есть женщина по имени Сара, — как бы между прочим заметила Гита. — Вроде бы она сдружилась с Тессой. Если она в лагере, мне бы хотелось поздороваться с ней.