Смерть и танцующий лакей - Марш Найо. Страница 53

— Громче! Громче! Понимаете, мы должны разбудить ее. Ее необходимо разбудить.

Харта поддержала и Херси:

— Ник, если она услышит, что это ты, она, может быть, сделает усилие. Надо, Ник. Ты должен.

И миссис Паутинг в своей гостиной, и Кейпер в буфетной, и мадам Лисс в зеленом будуаре, и Томас в холле, и Джонатан на лестнице — все слышали, как Николас кричал, будто его во сне мучили кошмары:

— Мама! Это я, Николас! Мама!

Все ждали, напряженно слушая, пока голос его не сорвался. В наступившей сразу тишине вновь стал различим шум дождя. Николас вышел из комнаты матери и прошел по площадке. Джонатан видел, как он остановился, поднес к губам стиснутые руки, а потом, будто кто-то перерезал невидимую нить, судорожно дернулся вперед и уронил голову на перила. Джонатан хотел подойти к нему, но, услышав рыдания, остановился и, крадучись, незаметно начал спускаться вниз. Он прошел через холл и, поколебавшись, вошел в зеленый будуар.

Между Херси Эмблингтон и доктором Хартом возникло странное чувство товарищества. Херси оказалась толковой сиделкой, подчиняющейся указаниям Харта без суеты и лишних вопросов. Доктор Харт и не скрывал, что не знает, как лечить отравления вероналом.

— Но здравый смысл подсказывает, что, во всяком случае, мы должны делать то, что и при обычных отравлениях, — рассуждал он. — Здесь мы не ошибемся. Жаль, что не смогли до нее добудиться. Значит, яд из организма мы не удалили. Только бы они вернулись поскорей из аптеки!

— А сколько сейчас времени?

— Около двух. Им пора бы уже и приехать.

Он наклонился над кроватью. Херси наблюдала за ним минуту-другую, а потом спросила:

— Что-то изменилось, доктор Харт, или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь. Зрачки сузились. Пульс — сто двадцать. Заметили цвет ногтей? Темно-красные.

— А дыхание?

— Очень затрудненное. Сейчас мы еще раз измерим температуру. Слава Богу, что у этой старухи Паутинг оказался хоть градусник.

Херси принесла термометр и вернулась к окну. Она стояла, глядя сквозь дождь на бассейн и на террасу. Вдоль террасы были посажены кипарисы, и один из них загораживал дальний конец бассейна и вход в павильон. «Она не могла видеть, как Мандрэг упал в воду. Но она могла заметить, как он вышел из дома и спустился вниз», — подумала Херси и перевела взгляд на шкаф, где обнаружила вчера мокрое пальто.

— Температура сто два и восемь [6], — произнес Харт. — Поднялась на два деления. Ну что ж, может, еще раз попробовать рвотное? Хотя, боюсь, она не сможет его проглотить.

Херси подошла, и они опять принялись за дело, и опять без видимого результата. Вскоре она предложила ему пойти отдохнуть, оставив с больной ее.

— Вы ничего не ели и не присели с тех пор, как вас позвали сюда. Я извещу вас, если замечу какую-нибудь перемену.

Харт посмотрел на нее выпуклыми глазами и ответил:

— А куда мне идти, леди Херси? К себе в комнату? Чтобы меня опять заперли? С тех пор как я пришел сюда, мне кажется, что в коридоре или на лестнице кто-то есть. Меня стерегут. Не так ли? Нет, позвольте мне остаться здесь, пока не вернется машина. Если они привезут врача, я уйду в свою камеру.

— Я не верю, что вы убили Уильяма Комплайна, — внезапно вырвалось у Херси.

— Нет? Вы умная женщина. Я и не убивал его. Смотрите, я боюсь, что положение ухудшается. Кома все глубже. Рефлексы почти отсутствуют. Почему вы так смотрите на меня, леди Херси?

— Мне кажется, вы совсем не думаете о своем положении.

— Вы хотите сказать, что я не боюсь? — произнес доктор Харт, склоняясь над больной. — Это так, леди Херси. Я австрийский беженец и еврей, получивший британское подданство. У меня развился хороший, как вы говорите, нюх на правосудие. Австрийское правосудие, нацистское правосудие, английское правосудие. Я уже знаю, когда бояться, а когда нет. Я стал своего рода барометром страха. И сегодня мой барометр показывает «ясно». Я не верю, что меня признают виновным в убийстве, которого я не совершал.

— А вы верите, — спросила леди Херси после длительной паузы, — что убийца будет арестован?

— Да, безусловно верю, — ответил он, распрямляясь, но не сводя глаз с миссис Комплайн.

— Доктор Харт, — резко спросила Херси, — а вы знаете, кто убийца?

— О, да, — ответил Харт, первый раз взглянув прямо на нее. — Да, думаю, что знаю. Назвать имя?

— Нет, не надо. Давайте не будем об этом говорить.

— Хорошо, — согласился Харт.

Внизу, в зеленой гостиной, Джонатан Ройял слушал мадам Лисс. Посторонний наблюдатель, обладающий чувством юмора, нашел бы эту сцену забавной, особенно, если бы у него была развита склонность к мрачной иронии. Чувство приличия заставило мадам надеть изысканное траурно-черное платье, плотно облегающее фигуру. В комнате стоял аромат ее дорогих духов. Она попросила миссис Паутинг передать хозяину дома о своем желании поговорить с ним. Джонатан, только что бывший немым свидетелем отчаяния Николаса, смотрел на гостью весьма настороженно.

— Было любезно с вашей стороны согласиться на встречу со мной, — начала мадам Лисс. — С тех пор, как все это случилось, меня не покидает чувство, что вы один из всех сохраняете здравый смысл и можете как-то влиять на события. Я инстинктивно ощущаю, что положиться можно только на вас.

Тронув очки, Джонатан рассыпался в благодарностях за столь лестное суждение о нем. Мадам Лисс еще порассуждала в том же духе. В ее манерах ощущалось то, что отличало ее от англичанок, — сильное женское начало. Женщина доверительно беседовала с мужчиной. Каждым своим взглядом, а все они были хорошо рассчитаны, она льстила мужскому самолюбию Джонатана. И хотя он еще неловко хмыкал и беспокойно теребил очки, выражение его лица, которое удивило бы сейчас кузину Херси и Клорис, говорило, что он польщен. Мадам Лисс начала с объяснения причин, по которым держала в секрете свое замужество. Инициатива была ее, — пояснила она. Ей не хотелось бросать свое процветающее предприятие. А задолго до их женитьбы доктор Харт опубликовал книгу, в которой разоблачал то, что называл «косметическим рэкетом». С этой довольно известной работой и связывалось его имя.

— Если бы стало известно, что я его жена, — говорила мадам Лисс, — я не смогла бы продолжать свое дело. Мы оба выглядели бы просто смешно. Поэтому мы тайно поженились в Лондоне и продолжали жить каждый своим домом.

— Двусмысленное положение, — улыбнувшись, сказал Джонатан.

— До недавнего времени все шло нормально.

— Пока Николаса Комплайна не перевели в Большой Чиппинг?

— Да, — подтвердила она, и оба замолчали. Непроницаемые очки Джонатана были нацелены прямо на нее. — Все так, — продолжала мадам Лисс. — Я ничего не могла поделать. Фрэнсис страшно ревновал. Я ни за что не согласилась бы сюда приехать, но Фрэнсис догадался, что Николас будет здесь, и принял приглашение. Я надеялась, что Николас будет вести себя благоразумно, и Фрэнсис успокоится. Но они оба были как безумные. А потом еще его брат и их изуродованная мать — все это слишком ужасно. Я до конца жизни не прощу себе этого. Никогда не приду в себя, — говорила она, грациозно поводя плечами. — Никогда.

— Что вы хотели мне сказать?

— Объяснить все. Я была потрясена, когда услышала вчера вечером об этой трагедии. Всю ночь я не спала и все думала, думала. Но не о себе, как вы понимаете, а об этом нескладном Уильяме, которого убили, как оказывается, из-за меня. Ведь подумают именно так. Будут говорить, что Фрэнсис принял его за Николаса и убил из ревности. Но это же неправда, мистер Ройял.

Джонатана изумило это заключение, так не соответствующее всем ее рассуждениям. Но тут мадам Лисс, наклонившись, заглянула ему в очки, и он промолчал.

— Это будет неправда, — повторила она. — Поймите меня. Я не сомневаюсь в том, что он это сделал. Но мотив преступления — мотив! Этот несчастный молодой человек кричал, что он разоблачит Фрэнсиса, всем расскажет, кто погубил его мать. Ведь почему она пыталась покончить с собой? Она поняла, что из-за нее Фрэнсис Харт убил Уильяма. — Джонатан поджал губы. Мадам Лисс наклонилась к нему: — Вы светский человек, вы понимаете женщин. Я это почувствовала при первой же встрече. Мне трудно объяснить. Я просто кожей ощутила, это какая-то внутренняя связь. Здесь трудно ошибиться. Это инстинкт.