Смерть и танцующий лакей - Марш Найо. Страница 62
— Когда это было?
— Не знаю. Я слышал, как вышел Мандрэг. Должно быть, после этого.
— Вы с братом совсем не разговаривали?
— Нет. Только услыхав, что Харт вышел, я сказал Биллу, что теперь можно спокойно послушать радио. Вы знаете, этот Харт его просто бесил. Впрочем, нас обоих. Но потом я понял, что веду себя по-дурацки. Я внезапно от всего устал и постарался, как мог, успокоить Билла. Он на меня разозлился и перестал разговаривать. Я еще немного там поболтался, а потом ушел.
— Скажите мне точно, что он делал, когда вы уходили?
Николас побледнел:
— Он сидел у камина. На меня не взглянул. Только что-то пробурчал. И я ушел в библиотеку.
— Вы закрыли за собой дверь? — Этот вопрос Аллейну пришлось повторить дважды. Николас тупо смотрел на него.
— Я не помню, — выдавил он наконец. — По-моему, да. Да, закрыл. Все они начали спрашивать меня о брате, успокоился он или нет. Я испугался, что Билл услышит, попытался остановить их, но потом решил закрыть дверь. Простите, что я не очень в этом уверен. Это важно?
— Видите ли, мне нужна ясная картина. Таким образом, вы полагаете, что дверь была закрыта?
— Да, думаю. Почти уверен.
— Вы помните, когда именно мистер Ройял покинул библиотеку?
— Какого дьявола вы спрашиваете меня? — Николас явно был раздражен. — Он сам может сказать. К чему вы клоните? — Пристально посмотрев на Аллейна, он быстро добавил: — Послушайте, если вы подозреваете Джонатана… Я хочу сказать, что это нелепо. Джонатан! Господи, он же наш лучший друг! На что вы намекаете?
— Ни на что, — спокойно проговорил Аллейн. — Мне нужны только факты. Простите, что я упорно интересуюсь такими мелочами.
— Во время сводки «Новостей» Джонатан выходил в холл на одну-две минуты. Вот и все, что я могу вам сказать.
— Так. Вернемся к приемнику. Вы говорите, что после скандала с Хартом приглушили его. А вы его не осматривали?
— С какой стати я должен был это делать? — разозлился Николас. — Я его приглушил. Что, перед этим его надо было обследовать?
— Приглушили, — пробормотал Аллейн. — Не выключили.
— Вы правильно поняли. Приглушил, — подтвердил Николас и истерически расхохотался. — Я его приглушил, но через пять минут кто-то увеличил громкость, и вскоре после этого Харт убил моего брата. Вы делаете успехи, инспектор. — Аллейн промолчал. Николас с трудом поднялся и, отвернувшись, всхлипнул, смеясь и плача одновременно. — Простите, — заикаясь, проговорил он. — Я не могу сдержаться. Здесь он, убитый, и мама, моя мама! Это выше моих сил!
— Прошу меня извинить, — проговорил Аллейн. — Конечно, все эти настойчивые копания в мелочах кажутся невыносимо бесполезными, но, уверяю вас, в них есть свой смысл. Видите ли, такова работа полицейских. Извините за высокие слова, но мы на службе Закона и ради этого вынуждены жертвовать многим, в том числе и чувствами наших свидетелей.
— Я совершенно измучен, — пробормотал Николас. — В жутком состоянии. Это нервное потрясение, — слова стали неразборчивыми, — …не могу сосредоточиться… можно сойти с ума… — Вытащив платок, он отошел к окну, высморкался, судорожно перевел дыхание и постоял там, глядя на проливной дождь и барабаня здоровой рукой по подоконнику. — Все в порядке, — сказал он наконец. — Продолжайте.
— Осталось немного. Если хотите, я могу подождать.
— Нет. Ради Бога, давайте поскорее с этим покончим.
Аллейн вернулся к происшествию у пруда и случаю с Буддой. Сначала ничего нового от Николаса он не услышал. Да, тот видел Мандрэга из окна павильона, и они помахали друг другу. Потом Комплайн отвернулся и нехотя стал раздеваться. Он слышал всплеск, но выглянул не сразу, так как подумал, что Мандрэг что-то кинул в воду. Когда он выбежал на помощь, то никого не увидел. Но ведь у этого типа было время скрыться за павильоном. Нет, он не заметил никаких следов. Когда появился Харт, он уже бросил этот нелепый спасательный круг. Его история с Буддой ничем не отличалась от рассказа мадам Лисс. Дверь не открывалась, а потом неожиданно распахнулась. Он непроизвольно отпрянул назад, и тут же что-то ударило его по руке.
— Чертовски болит, — пожаловался он и с готовностью показал руку, выглядевшую и в самом деле довольно скверно.
Аллейн посоветовал сделать профессиональную перевязку, на что Николас тут же заявил, что Харт может убираться к черту — руку он ему не покажет.
— Мадам Лисс смотрела, как вы шли по коридору?
Выяснилось, что, оглянувшись, он увидел ее на пороге комнаты. Не обернись он тогда, может, и заметил бы на двери Будду, хотя вряд ли.
— Когда вы вышли из своей комнаты, то прошли к ней сразу и были вместе все время?
— Да, все время. — Николас выглядел смущенным. — Мы разговаривали. Она позвала меня, чтобы предупредить. Ради Бога, Аллейн, я надеюсь, вы не будете зря трепать ее имя?
Аллейн вежливо сделал вид, что не заметил вопроса.
— Вы не слышали ничего подозрительного? Какой-нибудь шум в коридоре?
— Слышал. Я подумал, что кто-то стоит у двери. Еле слышный шум. Мы скорее почувствовали его. Не подумайте ничего дурного. Полагаю, что вы уже знаете, какую невыносимую жизнь он ей устроил. Она мне рассказывала. — Впервые в его поведении Аллейн заметил тень былой развязности. Пригладив волосы с самодовольным видом, он заявил: — Я не собирался позволять этому типу командовать мной.
— И что вы сделали, когда услышали шум?
Николас опять начал запинаться, и Аллейну с трудом удалось узнать, что, пока леди выходила в коридор, ее кавалер скрывался за ширмой.
— Значит, строго говоря, вы не все время были вместе?
— Фактически, все. Ее не было буквально минуту. А слышали мы, конечно, как Харт тащил проклятую статую. Полагаю, когда Элиза выглянула, он был уже в моей комнате. Она тоже подтвердит, что это заняло не больше минуты.
Аллейн не стал говорить, что мадам Лисс даже и не упомянула об этом эпизоде.
Прежде чем отпустить Николаса, Аллейн задал ему тот же вопрос, что и Харту: он просил описать курительную. Николасу эта просьба показалась мучительной и, видимо, подозрительной. Сначала ему никак не удавалось сосредоточиться.
— Не знаю я, что там стоит. Противно вспоминать. Обычная комната. Вы ведь ее видели. Зачем мне все перечислять? — Но Аллейн настаивал, и Николас быстро и отрывисто начал: — Приемник. Эти отвратительные ножи. Их семь. И эта штука, которой… — он облизал губы, — висела слева. Я, помню, смотрел на нее, когда мы разговаривали. Какие-то цветы в горшках, по-моему. И такой ящик со стеклом. В нем всякие безделушки: медали, миниатюры и прочее. Фотографии и гравюры — все о спорте. Горка с фарфором и всякими спортивными трофеями. Маленький книжный шкаф. Кожаные кресла, столик с сигарами и сигаретами. Кажется, все. Господи, когда я думаю об этой комнате, я вижу только одно. И видеть это буду до конца своих дней.
— Я получил от вас очень ценные сведения, — сказал ему Аллейн. — Вы ведь сообщили, что, когда покидали курительную, топорик еще висел на месте на стене.
Николас непонимающе посмотрел на него.
— А я и не подумал об этом. Да, кажется, он был там.
— Вы совершенно уверены?
Николас прикрыл рукой глаза:
— Уверен ли? Раньше я думал, что да. А теперь, когда вы меня спросили, я не знаю. Утром мы сидели там. О чем это мы говорили? А, да. О купании Мандрэга. Да, это было утром. Но я не помню, смотрел я на стену или нет.
— Теперь вот еще что, — сказал Аллейн. — Должен вам сообщить, мистер Ройял отдал мне письмо, найденное в комнате вашей матери.
— Но это ужасно! Письмо только для меня. Оно ничем вам не поможет. Ничем! Неужели вам надо во все влезать? Говорю вам, оно ничего вам не даст!
— Если это так, — проговорил Аллейн, — то дальше следствия оно не пойдет. Но поймите, что я просто буду вынужден прочитать его.
Губы Николаса побледнели.
— Вы можете его неправильно понять. Мне не надо было давать им письмо. Мне надо было его сжечь.