У каждого своя война - Тюрин Виктор Иванович. Страница 93

Перестав управлять войском, я превратился в воина, упоенного жаждой битвы. Рубил, колол, преследовал убегающего врага, потом снова рубил и так до тех пор, пока вдруг услышал радостный рев швейцарцев и ликующие крики французов, которые добрались до вражеского лагеря. Остановив коня, огляделся. Первое, что мне бросилось в глаза, то это был холм у возов из трупов и агонизирующих тел, истыканных стрелами и арбалетными болтами. Стрелы торчали из попон, из коней, из людей, даже из копий. Белые перья на их древках слегка дрожали от легкого ветерка. Вдалеке виднелись группы итальянских рыцарей, спешно бежавших с поля боя, за которыми со свистом и гиканьем гнались победители. По полю сражения среди убитых и раненых ходили мои солдаты, собиравшие добычу.

Только сейчас я понял, как вокруг тихо. Не было слышно ни лязга оружия, ни хриплых криков, ни лошадиного ржанья, ни барабанного боя. Только стоны и редкие вскрики, но это мне казалось тишиной. Ветер шевелил упавшие знамена и теребил белые перья торчащих стрел. Все было кончено.

Сунув меч в ножны, я снял перчатки и шлем. Вздохнул полной грудью воздух. Вытер потное лицо.

– Господин!!

Я оглянулся. Ко мне скакал Джеффри с развернутым знаменем в окружении шести всадников. Герб Фовершэмов гордо реял над полем битвы. Он снова, как и прежде, принес врагам поражение и смерть.

– Победа!! – это слово-крик само вырвалось у меня из горла. – Победа!!

Дорога на Феррару была открыта. Спустя два дня я стоял во главе своей армии у стен города. На этот раз на встречу приехал один советник Франсиско Чемаззо.

– Вы опять мне изложите ваши безумные требования?

– Нет. Вы мне заплатите за город сто тысяч флоринов, а затем я хочу официального отречения от всех прав дома д`Эсте на города Модену и Реджио.

– Реджио? Значит, я был прав. Я с удивлением посмотрел на него, ожидая продолжения.

– Я навел о вас кое-какие справки, Фоверетти, и выяснил, что у вы в свое время служили у графини Беатрис ди Бианелло. Тогда же в ее свите был и Чезаре Гонзага. Вам нужен не столько Реджио, сколько голова Гонзага! Месть! Я прав?!

– Я же сказал, что вы сами обо всем догадаетесь, господин советник.

– Хорошо. Я изложу ваши условия маркизу д`Эсте.

Спустя два дня я получил выкуп за город и соответствующие документы, после чего моя армия двинулась к Реджио.

Не успел я подъехать к стенам города, как ворота распахнулись, и городской совет вынес мне символические ключи от города на бархатной подушке. Слухи, похоже, сумели меня опередить, хотя моя армия шла скорым маршем. Стоило мне принять ключи, как из широко распахнутых ворот повалил народ, чтобы приветствовать своего героя – освободителя. Именно так в своей приветственной речи меня назвал глава городского совета. К удивлению городского совета и горожан вместо ответной речи был задан вопрос, причем крайне жестким и недовольным тоном:

– Где Чезаре Гонзага?

– Э-э… мессир капитан… Он сидит в подвале городской ратуши вместе с тремя десятками своих приспешников, – ответил растерянно мэр. – Ждем… так сказать… ваших приказаний!

– Будут приказания! А теперь мне нужен человек, который сопроводит меня к замку – тюрьме Льюченце и все объяснит коменданту.

– А пир, господин?! Мы приготовили…

– Потом! Давай сопровождающего! И быстрее!

Одному из городских советников тут же подвели лошадь. Он вскочил в седле и в ожидании уставился на меня.

– Поехали! – скомандовал я ему.

До этого радостно кричавшая толпа, теперь провожала меня недоуменным молчанием.

У ворот мне пришлось простоять некоторое время, пока не появился комендант. Увидев меня в окружении свиты и солдат тот замер, превратившись в статую с выпученными от удивления глазами. Не понимая, что происходит, городской советник в свою очередь так же изумленно замер, глядя на коменданта. В следующую минуту он еще больше удивился, когда комендант бухнулся на колени и пополз на четвереньках к моему коню. Я криво усмехнулся.

– Вот мы и встретились, старина!

– Не губи сына, господин! Милостью Божьей заклинаю! Он еще…

– Под арест его! Потом с ним разберусь! Не стойте истуканами! Живее, придурки! – прикрикнул я на ничего не понимающих стражников. Сержант сделал шаг вперед и только открыл рот, чтобы что-то сказать, как из-за моей спины подались вперед телохранители с обнаженными мечами. Сержант тут же захлопнул рот и начал командовать. По его команде двое солдат подняли коменданта с камней, устилающих двор замка, и увели его. Остальные построились и теперь стояли навытяжку. Я ткнул пальцем в сержанта и спросил: – Знаешь, в какой камере графиня?!

– Да, господин.

– Пойдешь со мной!

Я шел по лестнице вслед за сержантом и вдруг понял, что волнуюсь. Причем это чувство было настолько пронзительно-звенящим, что я вскоре почувствовал себя мальчишкой, идущим на первое свидание.

Пройдя длинный коридор, стражник, дежуривший на этом этаже, остановился у одной из дверей.

– Тут… она, господин.

– Открывай!

– Идиот! Дверь открывай! – продублировал мой приказ сержант, растерявшемуся солдату.

Тот неловко протиснулся вперед и дрожащими руками открыл замок, затем распахнул дверь и тут же отбежал в сторону. От греха подальше.

– Всем стоять здесь! – при этом я кинул злой взгляд на четырех телохранителей, собравшихся следовать за мной.

Уже перешагивая порог, вспомнил, что забыл взять факел, но тут же увидел льющийся из узкого окна – бойницы свет. При виде меня графиня удивленно замерла, потом резко вскочила, сделала шаг навстречу и замерла. Я же смотрел на нее и удивлялся, как же она хороша. «Да нет, еще краше стала! Только бледная. Бедная девочка».

Я уже сделал шаг ей навстречу, как меня остановил ее голос: – Мессир капитан!

Остановился. В ее интонации не было строгости, а просьба, а взгляд был обращен мне за спину. Оглянулся и мысленно хлопнул себя по лбу. «Идиот! Раззява!».

– Дверь захлопнули! Живо!

Не успела дверь захлопнуться, как Беатрис оказалась в моих объятиях. Ее руки обвились вокруг меня, и я прижал ее к себе, ощутив мягкие податливые линии ее тела. Она прошептала мне на ухо: «Том, Том», потом ее губы коснулись моей шеи. В этом чувственном поцелуе чувствовалось одновременно нежность и страсть. Рука сама скользнула вниз. Подтянув подол, пальцы скользнули под ее платье, и я ощутил упругость бедер, гладкость живота, нежный пушок волос… Я уже не мог сдерживаться, подхватил ее, сделал шаг к койке, как неожиданно наткнулся на взгляд… ребенка. Малыш сидел, держась за край люльки, и смотрел на меня. Я замер, потом осторожно опустил ничего непонимающую Беатрис на пол, но как только она поняла в чем дело, то с ласковой улыбкой взяла меня за руку и подвела к колыбели.

– Правда, красивый мальчик?

– Гм. Да. Как же иначе, он же твой сын.

– И твой, любимый.

Я подошел к двери балкона – террасы дворца правителей города Реджио. Небо еще только начало светлеть на востоке. Вокруг стояла тишина, только где-то вдалеке слышался звук трещотки ночной стражи, завершающей свой последний обход. Я наслаждался ею, как гурман хорошим вином. «Тихо. Как хорошо».

Когда мы с Беатрис в сопровождении моих офицеров въехали в городские ворота, город встретил нас приветственными криками, цветами, радостными лицами людей, высыпавших на улицы. На базарной площади выставили столы с вином и закуской. На улицах народ развлекали жонглеры и артисты. Графиня попросила два часа, чтобы устроить сына и привести себя в порядок, я же был вынужден сидеть за пиршественным столом в ратуше, пить вино и слушать льстивые речи. После появления графини пир продолжился с новой силой, затем он плавно перешел в бал – маскарад, который продолжался далеко за полночь.

Потом была спальня. Я и Беатрис. Безумство страсти продолжалось несколько часов, а теперь графиня спала, разметав по обширной кровати свое безупречное тело. Я оглянулся, скользнув взглядом по прелестным округлостям и изгибам великолепного тела, затем бросил взгляд на люльку, в которой сладко сопел малыш и снова повернулся в сторону улицы. Резкая свежесть ветерка прогнала остатки сна. Полной грудью втянул в себя воздух, полный резкой прохлады и сделав несколько шагов, вышел на балкон – террасу. Он был весь увит цветами. Подошел к небольшому столику с двумя креслами. На его покрытой лаком поверхности стоял кувшин с охлажденным вином и двумя серебряными кубками. Налив в кубок вина, я еще подумал, сесть в кресло или нет. «Нет. Не хочу. Належался».