Война в зазеркалье. Страница 15

– И чтобы Цирк ничего не знал?

– Подробностей. Время от времени нам, возможно, придется пользоваться их помощью. Это не означает, однако, что мы должны им все рассказывать. Это вопрос безопасности: только необходимая информация.

– Значит, без Цирка?

– Почему бы и нет?

Холдейн покачал головой:

– Потому что это не наша работа. У нас просто-напросто нет снаряжения. Передайте дело Цирку, поможете им с военной точки зрения. Пусть возьмется за это кто-нибудь с опытом, вроде Смайли или Лимаса…

– Лимас умер.

– Хорошо, тогда Смайли.

– Смайли едва дышит.

Холдейн покраснел:

– Тогда Гийом или кто-нибудь еще. Какой-нибудь профессионал. У них теперь большой штат. Пойдите к Контролю, пусть займется он.

– Нет, – твердо сказал Леклерк и поставил стакан на стол. – Нет, Эйдриан. Вы прослужили в Департаменте столько же, сколько и я, вы знаете наш устав. Используйте все возможности, говорится там, все возможности для добычи, анализа и проверки данных разведки в тех районах, где условия не позволяют действовать обычными военными средствами. – Произнося каждое слово, он взмахивали опускал свой маленький кулачок. – Какое иное, по-вашему, основание дало мне право на разведывательный полет?

– Хорошо, – смягчился Холдейн. – У нас есть устав. Но жизнь меняется. Теперь совсем другие игры. В то время мы были в зовите – надувные лодки в безлунную ночь, захват вражеского самолета, беспроволочный радиопередатчик и всякое такое. Мы с вами знаем; мы все делали вместе. Но времена изменились. И война другая теперь; и ведут ее по-другому. И в Министерстве это отлично знают. – Он прибавил:

– И не слишком доверяйте Цирку, от них благотворительности не ждите.

Они с удивлением посмотрели друг на друга. В эту минуту их мысли сошлись. Леклерк сказал почти шепотом:

– У нас в разных странах прежде были сети агентов, все Началось с них. Помните, как Цирк их у нас сожрал одну за другой? А Министр говорил: «На польском направлении нам грозит дублирование, Леклерк. Я решил, что Контроль будет присматривать за Польшей». Когда это было? В июле сорок восьмого. Это продолжалось год за годом. Почему, вы думаете, они покровительствуют вашему исследовательскому отделу? Не за прекрасные ваши досье; мы просто делаем то, что они хотят, вот в чем дело. Спутники! Неоперативный Департамент! От нас хотят избавиться! Знаете, как теперь нас называют в Уайтхолле? Белоснежка и семь гномов.

Они надолго умолкли.

Холдейн сказал:

– Я изучаю информацию, я не участвую в операциях.

– Вы участвовали в операциях, Эйдриан.

– Как все.

– Вам известна цель. Вы знаете всю подоплеку. Вы единственный можете этим заняться. Возьмите кого хотите – Эйвери, Вудфорда, любого.

– Мы от людей как-то отвыкли. То есть как с ними обращаться. – Холдейн на секунду сник, что было для него необычно. – Я изучаю информацию. Работаю с досье.

– Нам нечего было поручить вам за все это время. За сколько? За двадцать лет.

– Вам известно, что такое ракетная установка? – спросил Холдейн. – Вам известно, сколько она создает шума? Нужны стартовые платформы, пламеотбойные щиты, кабельные трассы, здания управления; нужны бункеры для хранения боеголовок, трейлеры с горючим, и окислителями. Для начала прибывает все это. Ракеты не ползают по ночам; их транспортировка, напоминает передвижную ярмарку; мы бы уже получили новые данные; или Цирк. А что касается смерти Тэйлора…

– Послушайте, Эйдриан, неужели вы думаете, что разведка состоит из неопровержимых филососфских истин? Разве каждый священник должен доказывать, что Христос родился в Рождество? – Он приблизил свое маленькое личико к Холдейну, пытаясь вытянуть из него что-то. – Невозможно все вычислить, Эйдриан. Мы не профессора, мы служащие. Нам приходится иметь дело с личными вещами, такими, какие они есть. Нам приходится дело с людьми, с событиями!

– Очень хорошо, возьмем события: если он переплывал реку, как ему удалось уберечь пленку? Как он фотографировал в действительности? Почему нет следов смещения камеры? Он перед этим пил, снимал он стоя на цыпочках; экспозиции были большие, как вы знаете, по его словам – продолжительные. – Казалось, Холдейн боялся – не Леклерка, не операции, а самого себя. – Почему Гортону он отдал бесплатно то, за что с других хотел получить деньги? Почему он вообще рисковал жизнью, когда делал снимки? Я послал Гортону список дополнительных вопросов. Он говорит, что все еще пытается разыскать того человека. – Его взгляд переместился на модель самолета и досье на письменном столе Леклерка. – Вы думаете о Пенемюнде, верно? – продолжал он. – Вам хочется, чтобы все было, как в Пенемюнде.

– Вы не сказали мне. что будете делать, если я получу то самое распоряжение.

– Ни за что не получите. Ни за что. – Он говорил с особенной категоричностью, почти с торжеством. – Мы умерли, разве вы не понимаете? Вы и сами так сказали. От нас хотят избавиться, они не хотят, чтобы мы воевали. – Он встал. – В общем, это не имеет значения. Академический вопрос, в конце концов. Можете ли вы в самом деле себе представить, чтобы Контроль нам помогал?

– Они согласились дать нам курьера.

– Да. По-моему, это чрезвычайно странно.

Холдейн остановился перед фотографией у двери.

– Это ведь Малаби? Я помню, он погиб. Почему вы выбрали это имя?

– Не знаю. Просто пришло в голову. Память может сыграть с тобой самую чудную штуку.

– Напрасно вы посылаете Эйвери. Это работа не для него.

– Я просмотрел картотеку вчера вечером. У нас есть человек, который сделает это. Человек, которого мы можем послать. – Он добавил уже смелее:

– Агент. Радист, с соответствующей подготовкой, говорит по-немецки, не женат.

Холдейн стоял неподвижно.

– Возраст? – спросил он наконец.

– Сорок лет. Чуть больше.

– Наверное, в войну был совсем мальчишка.

– Ему есть чем похвастаться. Его поймали в Голландии, и он бежал.

– А как его поймали?

Короткая пауза.

– Подробности не зафиксированы.

– Хорошо соображает?

– Кажется, у него отличные профессиональные качества.

Они опять надолго умолкли.

– У меня тоже. Посмотрим, что привезет Эйвери.

Леклерк дождался, когда в конце коридора затих кашель, и только потом надел пальто. Он сейчас прогуляется, немного подышит свежим воздухом и потом закажет в клубе самый лучший обед, какой ему смогут предложить. Впрочем, так ли уж будет хорош обед, который его ждет, думал он: с каждым годом клуб становился хуже. После обеда он пойдет к вдове Тэйлора. Затем в Министерство.

За обедом «У Горинджа» Вудфорд сказал жене:

– Молодой Эйвери отправился на свое первое задание. Кларки его послал. Думаю, справится, и с успехом.

– Может, и его прикончат, – сказала она раздраженно. Она не пила, ей не разрешали врачи. – Вот когда будет праздник. Торжественный вечер с балом! Приходите на Блэкфрайерз Роуд, на бал! – У нее дрожали губы. – Почему молодые всегда такие распрекрасные? Мы тоже были молодые… Господи, да мы и сейчас еще молоды! Мы-то чем плохи? Разве мы уже старики? Разве мы?..

– Ладно, Бэбз, – сказал он. Он боялся, что она расплачется.

Глава 6

В самолете Эйверн вспомнился день, когда Холдейн не пришел на работу. Так вышло, что был первый день месяца, скорее всего июля, и Холдейн не пришел. Эйвери ничего не знал, пока Вудфорд не позвонил ему по внутреннему телефону и не сказал. «Холдейн, должно быть, заболел, – сказал Эйвери, – или какие-то личные дела». Но Вудфорд был непреклонен. Он был в кабинете Леклерка, сказал он, и посмотрел реестр отпусков: у Холдейна не могло быть отпуска до августа.

– Позвоните ему на квартиру, Джон, позвоните ему на квартиру, – настаивал он. – Поговорите с его женой. Выясните, что с ним случилось.

Эйвери был так поражен, что даже не знал, что сказать: эти двое двадцать лет работали бок о бок, и даже Эйвери знал, что Холдейн не женат.