Студент 3 (СИ) - Советский Всеволод. Страница 16

«Руководство и коллектив научно-исследовательского института с прискорбием сообщают… на шестьдесят третьем году жизни… Никонов Владимир Петрович… доктор химических наук… Орден Трудового Красного знамени! Ничего себе… Медали… Память навсегда останется с нами…» Ну, понятно.

Пока я все это читал, Лена увлеченно трепала язычком — увы, ни дедушки, ни бабушки с отцовской стороны ей не суждено было увидеть. Мать отца скончалась еще раньше. И ей, Лене, от этого иногда бывает очень горько, хотя грех жаловаться на папу с мамой — редко кому доставалось больше родительской любви, чем Леночке Никоновой…

— Да, понимаю, — сочувственно сказал я, складывая и возвращая газетный лист. — Но я что хочу спросить: смотри, получается в эти два дома заселяли, думаю, по особым спискам, на уровне Обкома, минимум Горкома, так?..

Лена прожевала ломтик пряника, запила чаем:

— Всех деталей не знаю, а вообще…

Вообще ближайшие кварталы строились для работников молодого тогда Политеха, нескольких НИИ, тесно связанных как с тем же Политехом, так и с рядом крупных предприятий. Здания были разной степени солидности, именно вот эти два полукруглых — одни из самых-самых. Здесь получали жилье ведущие ученые, профессора, руководящий и ведущий инженерный состав заводов… ну и, ясный день, червячками пролезли несколько партийных и советских работников звеньев «Горком-Райком».

— Оно конечно, — Лена вздохнула, — за двадцать-то лет много воды утекло, но большинство так и живут здесь. Дети, внуки…

— И ты многих знаешь?

— Разумеется! Тебя кто-то конкретно интересует?

— Да. Только не в вашем доме, а в другом. Это молодой мужчина лет тридцати. Такой весь из себя, в шикарном прикиде, в модных очках… Я знаю, что он барыжит всяким товаром, а кличка у него Кайзер…

Я не успел договорить, как Лена прыснула от смеха:

— Василек! У тебя прямо талант словесного портрета! Нарисовался как живой. Да это ж Костя Жирков! Он самый. Таких пижонов в округе вряд ли больше и найдешь!..

— Ну-ка, ну-ка, с этого места подробнее…

Костя Жирков всегда был заметным парнем на районе. Его просто невозможно было не заметить — Лена уверяла, что он запомнился бы ей и просто так, несмотря на то, что был на десять лет старше. Но этого мало: Костя был сыном талантливого, подающего большие надежды химика, работавшего вместе с Игорем Владимировичем, то есть отцом Лены. Не сказать, что молодые ученые сильно дружили, но вполне общались, случалось, и захаживали друг к другу…

— Погоди, — перебил я. — Они и дома у вас бывали?

— Ну, старший, Антон Михайлович захаживал от случая к случаю, а Костя бывал раза два-три, может…

И далее я узнал, что Антон Михайлович, будучи перспективным ученым, оказался человеком беспринципным. Будучи однажды в командировке в Ленинграде, он сумел влюбить в себя дочку не то директора, не то замдиректора тамошнего НИИ и, с легкостью бросив семью, мотанул в северную столицу, где и женился вторично.

— Так сказать, нашли друг друга на берегах Невы, — отличилась сарказмом Лена. — Теперь вроде бы он сам там не то директор, не то замдиректора. Шишка, одним словом. Ну, доктор, естественно…

Тут меня взяло подозрение.

— Слушай, — сказал я, — а Костя-то ваш… он здесь такой первый парень на деревне! Неужто он прошел мимо тебя, такой красотки, когда ты выросла? Это не комплимент, я объективно говорю.

Получился, конечно, комплимент. Лена заерзала на стуле от удовольствия. Вот уж точно, женщинам нужна самая примитивная лесть, сколько раз убеждался!

— Было такое, — созналась она. — В прошлом году. Подъезжал на расписных колесах. Как бы случайно столкнулись на улице…

— И? — тут я сам против воли начал чувствовать ревность. Вот гаденыш, а⁈

— Ну и начал песнь песней: давно не виделись, да как дела, да заходи в гости, кое-чем удивлю…

— А ты?

— А я сразу отсекла, без всяких завитушек: ты, Костя, не в моем вкусе, и темы эти лучше даже не начинать. Трать силы на кого-нибудь другого. Если хочешь, давай о погоде поговорим, только недолго, я спешу… Эй, Вася-Василек! Да ты, никак, сам ревнуешь, а⁈

— Много чести ему, — проворчал я.

Слегка соврал, готов признать. Представил: а вдруг он вновь пробует подкатить к моей женщине… Ага, ну попробуй, попробуй. Евнухом сделаю!

Но Лена, зассыха такая, бабьей чуйкой поймала истину. Пустилась дразниться и кривляться:

— Ах, мой мавр Отелло! Я теперь буду бояться спать в ваших объятиях!..

— Не бойся, — отшутился я, — не буду называть тебя Дездемоной…

— А как?

— А разве может быть что-то прекраснее имени Елена?..

Ну, этим сразил наповал. Лена только руками развела:

— Василий Сергеевич! Умеешь ты…

— Умею. Что есть, то есть. Слушай-ка, а вот что: получается, этот Жирков-старший работал когда-то с твоим отцом и с Беззубцевым?

Она оторопела, словно с разбегу налетела на незримое препятствие:

— Ну… вообще-то да. Да! Все трое работали в одной лаборатории. В НИИ. Совместные проекты делали.

Я вновь испытал жгучий азарт гончей. Поймал. Ну поймал же! Еще одна нить, можно не сомневаться.

— Та-ак… — проговорил я. — Значит, Беззубцев и Жирков-младший вполне могут быть знакомы…

Лена озорно принагнула голову, прищурилась:

— Васи-илий… — мелодично пропела она. — Успокойся…

— Я такой, что спокойней не бывает.

— А я боюсь, как бы ты не чокнулся на почве пинкертоновщины. Ты что, и Костю в соучастники хочешь записать⁈ Он у тебя тоже ушел в ночь, скрипнув дверью?..

— И шурша манжетами… — я подмигнул. — Ладно, хватит о них. Давай лучше о нас с тобой.

— А что о нас с тобой?

— Ну не говорить же…

Ночь была прекрасна. Спать, вновь чувствовать бескрайний светлый мир, а пробуждаясь, сознавать, что ты обнимаешь с любовью прильнувшую к тебе очаровательную юную женщину… Да, это называется — счастье привалило! Завидуй, мужская половина человечества!..

Утром мы действовали дружно, слаженно и весело, прямо как настоящие супруги. Стараясь, правда, не говорить о том, что осталась у нас впереди всего одни такие сутки счастья: завтра днем приезжают Ленины «предки». Где-то в районе обеда или чуть позже.

Мы позавтракали, болтая о пустяках. Лена храбрилась и фуфырилась, но в глубине души немножко трусила, я это разгадал без большого труда.

— Ты в общагу свою пойдешь?.. — спросила она как бы невзначай.

— Конечно, — ответил я. — Кое-что надо забрать, к занятиям подготовиться… Леночка! Самое главное: загляни в отдел кадров, постарайся узнать, что по диагнозу Ларисы. Акт экспертизы, думаю, должен быть готов. Ты же можешь любую информацию раздобыть, я знаю!

Вновь грубая лесть, от которой Леночка размякла. А я про себя подумал, что с этими нашими романтическими воспарениями учебу-то я еще не подзапустил, но день-другой, и отрыв может обозначиться. Браться за нее надо основательно. Но говорить о том, конечно, не стал, а сожительнице подмигнул:

— Ты, никак, боишься, чтобы нас вместе не увидели?

Она заегозила:

— Ну, бояться не боюсь…

— Но нежелательно.

— Даже не знаю, как сказать…

— Ладно, — я махнул рукой, — не переживай. На самом деле пересуды ни к чему, учебный год еще толком не начался… — и увидел с каким облегчением она восприняла мои слова.

Действительно — позавчера еще была девицей, новый статус прирастает душевно-сложно. Я отнесся с пониманием. Вышли мы вместе, и по рассветному бульвару прошлись рука об руку, а потом взяли, как говорят моряки, разные румбы.

Ребята мои ночные отлучки воспринимали с юмором, но поощрительно, поострили примерно так же как вчера, я отшутился… и день начался.

Доцент Половиков, ведущий у нас «Техническую графику», объяснял, конечно, разумно, толково, но очень уж нудно, прямо в сон вгонял. Кое-как, мысленно матерясь, слушал я его тоскливые повествования… А в большую перемену, пожертвовав обедом, рванул в комскомитет.

Хафиз, на мою удачу, был один, листал какие-то бумаги. Мне обрадовался: