Студент 3 (СИ) - Советский Всеволод. Страница 32

Я поднял голову, окинул взглядом чернильный, с розово-сиреневым размывом на западе небосвод. Мимолетно почудился запах далеких еще ливней, где-то там, за горизонтом… Да! Осень есть осень. Очень скоро эти гости из-за горизонта будут и у нас.

Лена тоже вскинула подняла взор, провела им по небу.

— Красиво, — вынесла она вердикт и неожиданно спросила: — А у тебя когда день рождения?

— Весной. В марте. А у тебя?

— В июле.

— Не скоро…

Так мы и шагали, не очень спеша, и я чувствовал, что в душе моей спутницы идут сложные процессы. Нелегко, наверное, признаться родителям в утрате девственности, да еще и в беременности, кто знает! Конечно, Лена по глупости, вернее, по юной зеленой неопытности совершенно не соображает, что такое для женщины беременность. То есть какое это и физическое и моральное испытание. Дурочке кажется, что это праздник какой-то, а это тяжелейший труд… Да, это я все к тому, что болтовня болтовней, а очень может быть, что этот самый бутончик-эмбриончик уже и завелся, и прекрасно себя чувствует. Он, конечно, совсем еще крошечный, если есть… но уже есть. И в уютном мамином тепле ему живется припеваючи.

Я незаметно окинул взглядом прелестную Ленину фигурку, в который раз убеждаясь, что Бог создал женщину здоровой, сильной, полнокровной: такой линзой, вбирающей в себя энергии природы…

Ага, незаметно. Как же. Все заметила.

— Ты что так смотришь?

— Ну что! Любуюсь тобой. Радуюсь. Досталось же такое сокровище!

— Ну… — она смущенно потупилась, — вот поправилась немного, мне кажется. Надо бы чуть похудеть.

— Не удивительно. На почве, извините, секса… Жрешь, должно быть, за троих.

— Балабол! Язык без костей! — она шутливо ткнула меня кулачком в бок. На что я обхватил ее левой рукой, притиснул к себе, и она так доверчиво прижалась ко мне, и я ощутил идущее от нее тепло…

Но вот и арка.

— Я тебя до подъезда провожу?

— Конечно, — храбрясь, ответила Лена, хотя я видел, что она немного трусит. А ну как родители увидят с кавалером, и объясняй потом… Да уж, и родителей, конечно, понять можно. Узнать, что твой бесконечно любимый ребенок живет уже половой жизнью с каким-то совершенно незнакомым кренделем… Ну да, это естественно, кто бы спорил. Но психологически-то! Психологически мир перевернулся, и это нужно понять, принять, пережить. Представить, что твоя дочь, еще вчера девочка в бантиках с наивными детскими глазками — сегодня взрослая женщина со своей тайной, неведомой тебе жизнью, что ее, обнаженную, обнимает, целует взазос какой-то чужой мужчина… Да уж, непросто жить на свете, товарищи!

Естественно, я ощутил, как Лена напряглась, когда мы вошли во двор, но выпрямилась браво, как солдат.

— Ну… пока? — сказала она, берясь рукой за мою руку. Ладошка такая горячая, такая шелковая!..

Лена взбежала на крыльцо, махнула рукой и вошла в подъезд. А я побрел обратно, уже почти по ночному бульвару, под светом редких фонарей, впав в лирическое настроение… И тут память подогнала Любу. Даже не Любу как таковую, а ее настойчивое желание поговорить со мной. Что-то ведь надо ей от меня! Сейчас зайти?..

С этой мыслью я и дошел до общежития.

Старикан вновь что-то пробурлил — не знаю, одобрительно или нет, я не понял, да это и не важно было. Поднимаясь, уже на втором этаже решил: зайду к Любе! И пошел.

Еще на подходе долетел до меня знакомый гитарный перебор: наука уступила место искусству. Люба в темпе наяривала удалую минусовку «А я еду за туманом» знаменитого советского барда Юрия Кукина — каковая мелодия, говорят, была переделкой чрезвычайно популярной в 50-е годы композиции «Далла страда» (она же «Анжелина) итальянца Вирждилио Пандзутти, которую кто только не исполнял в разных аранжировках, включая всемирно известного трубача Эдди Кэлверта… Хотя, на мой взгляд, сходство 'Тумана» с «Анжелиной» очень условное — ну да, что-то есть, но никак не на уровне плагиата. Ну и, разумеется, исполняла Люба так мастерски, что душа готова была развернуться и обратно завернуться, как выражался один киноперсонаж.

Я невольно заслушался, остановившись у двери. Черт! Слушал бы и слушал.

С лестничной площадки вывернул незнакомый мне парень. Сразу все понял, рот растянулся до ушей:

— Любаша лабает?

— Ну а то кто же, — улыбнулся и я. — Она одна у нас такая.

Он приостановился, вслушался.

— Да уж! Талант, ничего не скажешь. Только дура!

И расхохотавшись, двинул вдаль по коридору.

А я дослушал композицию до конца. Конечно, Люба не дура. Слишком простодушная, сумбурная и много чего ляпает не думая — да. Но это же не глупость. А вообще говоря, она девчонка сообразительная, толковая, и главное, есть в ней вот такая лихость, душевный вихрь, который заменяет многое.

Финальный аккорд — и комната за дверью взорвалась аплодисментами. Мне показалось, что присоединились к рукоплесканиям обитатели соседних комнат.

И на этом фоне я громко постучал в филенку.

— Да! — воскликнули сразу несколько девичьих голосов.

— Здравствуйте!..

Я выразил совершенно искреннее восхищение музыкальным номером, и видно было, насколько это Любе приятно.

— Я старалась, — сказала она скромно.

— Ты, Люба, профессионал, — ответил я серьезно и без пафоса. — Заходила ко мне? Есть вопросы?

— А ты откуда знаешь? — стремительно спросила она.

— Ребята передали.

— А они откуда знают?

Вот и говори, что Люба дура! Все она смекает быстро.

— Не знаю, — усмехнулся я. — Но ты первый день здесь?.. Информация же растекается как в ком… как в ЭВМ! Если не быстрее.

Чуть не брякнул «как в компьютере», позабыв, что слова такого в русском языке тогда не было.

— Это точно, — легко признала Люба. — Да! Заходила.

Лицо ее на миг стало задумчивым. И она решительно отложила гитару.

— Я ненадолго, девчонки, — предупредила она и встала, сунув ноги в тапочки.

Естественно, была она в каких-то невыразимых трико и лоснящейся клетчатой рубахе… Ну да я уже говорил, что разгильдяйства в нашей артистке было выше крыши.

— Давай выйдем, — предложила она, — поговорим.

— Идем, — я отшагнул в коридор. — А куда?

— Куда?.. Да хоть бы в кухню пошли, навряд ли там сейчас кто есть.

— Разговор тет-а-тет? — я усмехнулся.

— Да. С глазу на глаз.

В кухне и правда никого не было. И свет погашен. И прохладно. Форточка открыта.

Включив свет, Люба зябко поежилась, захлопнула форточку:

— Однако! Давай газ включим.

И зажгла пару конфорок.

— Осень, — сказал я.

— Осень, — согласилась она со странной интонацией. — Ты знаешь, странно… Почему-то мне казалось, будет легче…

А я вдруг догадался, о чем речь. То есть, речь-то еще не началась, Люба жмется и мямлит, что на нее не похоже. Но я понял, что сейчас начнется.

— Слушай, Люб, — сказал я по-дружески, — давай я тебя избавлю от лишних забот. Мне кажется, я понимаю, что ты хочешь сказать.

Она взглянула на меня опять же с робостью:

— Догадался?

— Вроде бы. Встретила своего?.. Первую любовь.

— Да, — вздохнула она. — Умный ты парень, Василек.

— Не столько умный, сколько чуткий. Но это неважно. В данной ситуации.

Люба пожала плечами:

— Может быть, и так.

И поведала историю последних дней.

Суть в том, что секретарь комсомольский секретарь университета позвонил Хафизу — своему коллеге — и попросил конкретно Любу для небольшого «закрытого» концерта. К ним в универ прибывало какое-то начальство-полуначальство из Москвы, не суть. Кого-то осенило сделать гостям культурную программу, а о Любови Королевой слава местного масштаба уже расплылась в узких кругах… Ну, вот так ее и взяли в аренду. Сыграть и спеть в малом зале перед избранной публикой. Не она одна, еще двое, в том числе пресловутый победитель конкурса туристической песни, который на Любу подействовал как красная тряпка на быка.

Она и сейчас с удовольствием его обматерила:

— П…дарас! Извини, конечно.