Желудь (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 15

— А надо, надо, — с нажимом произнес Неждан, — чтобы в каждой семье топор был. А лучше два — большой и малый. И нож большой, а не эта малютка. Да и серпы. Ты видел эти серпы? Они для детей? А косы? Где косы? Я о них только слышал. Да и рало надобно оковывать, чтобы добро пахало. Боже-боже… — покачал головой парень. — Столько всего нужно, чтобы вырваться из этой нищеты…

— Соль. — серьезно произнес Вернидуб.

— Что соль?

— Без своей соли все одно мы будем почти что весь урожай сбывать за бесценок. Только где ее взять?

— Вон там. Пожалуйста. От трехсот до пятисот миллиграмм на литр, — произнес Неждан, махнув рукой в сторону реки. — Но если выпаривать ее как есть, можно все леса извести.

— Из обычной воды? — удивился седой.

— Да. Только ее там мало. Всего на самом кончике ножа, — показал он пальцем, — если большую корчагу выпарить. Сам понимаешь — бессмыслица. Мы замучаемся и весь лес в округе изведем.

Вернидуб покивал. Нарисованная картина ему не понравилась совершенно…

[1] Здесь и далее изделие из кричного железа автор будет называть железным, несмотря на то что формально это сталь, обычно низкоуглеродистая, но бывает разная. Такое разделение исторично и хорошо подходит для удобства маркировки. Все-таки метал кузнечного рафинирования из крицы довольно сильно отличается от тигельной стали даже тех лет. Тут и однородность, и структура, и так далее.

[2] Количество калорий в состоянии покоя и во время тяжелого физического труда легко может отличаться вдвое. Быть бодрым и энергичным на голодный желудок затруднительно. Во всяком случае, долго.

[3] У двухлетнего лопуха съедобен корень и центральная часть ствола. По вкусу что-то среднее между морковкой и кочерыжкой.

[4] Римляне поставили в 198 году солидный гарнизон. Этому предшествовало более века усиления римского влияния на фоне растущего давления сарматов. В рамках острой борьбы группировок внутри угасающего города (он так и не восстановился после разгрома в I веке до н.э. — заселенная площадь города 20–25 га из былых 50 га и она уменьшалась, пока в IV веке он не превратился в небольшую деревню). В 166 году в городе римское представительство было уже значительным, включая отряды для защиты торговли. Население, впрочем, было преимущественно скифо-сарматского толка (варварским).

[5] Десятая часть — популярная с очень древних времен формула. Считать для этого, в общем-то, не обязательно. Во всяком случае, нормально. Достаточно сверить количество мер с количеством пальцев на руках и отдать одну из них. Практику сравнения для неграмотных практиковали до 18–19 веков, например, в форме «носов» — деревянных палок, на которых зарубками вели счет: три меры — три зарубки.

[6] Цементная сталь здесь оборот для обозначения низкоуглеродистой стали, которое выдержали в угле, напитав поверхностно углеродов. Из-за чего получилась заготовка со слоистой структурой.

[7] В архаике в качестве флюса применяли мелкий сухой речной песок, вместо буры там, где ее не найти. Собственно буру даже в Высокое средневековье далеко не везде использовали в Европе, и не всегда. Привозной дефицит. Также буру можно заменять поваренной солью. Но не в этом случае.

Часть 1

Глава 8

166, июль, 30

— Совсем себя не бережешь, — с некой досадой произнес Вернидуб, глядючи на то, как парень разминает спину, затекшую от работы в сгорбленном состоянии.

Неждан хотел отшутиться фразой «на том свете отдохнем», но осекся, так и не открыв рот. Ведь он сам, получается, был уже на том свете. Умер? Умер. Куда-то попал? Попал. А каждому по вере его. Или как там было?

Понятно, юродство. Однако он вечерами, когда Вернидуб уже засыпал, порою думал над этой проблемой. Безрезультатно. Из-за острого недостатка сведений.

Вот и сейчас он замер.

Несколько секунд постоял в каком-то зависшем состоянии. После чего повернулся к седому и выдал первое, что смог подобрать:

— Винтер из Каминг. Ой. Тьфу-ты. Зима близко.

— А это было сейчас на каком языке?

— Да кто его знает? — пожал плечами Неждан, заметив, впрочем, что седой ему не поверил. Тот вообще иначе стал относиться к парню после того, как он сделал железный топор. И не из-за того, что Неждан умел добывать металл. Нет. Это, без всякого сомнения, было важно, однако, время от времени встречалось в здешних местах. Зацепило его то, что парень ясно понимал то, что делает. И мог объяснить. Более того, на ходу импровизировал, подтверждая свое знание. Свое ведание.

Хуже того.

Вернидуб начал все серьезнее и серьезнее относился ко всему тому, что парню показалось или привиделось. Это выглядело странным. Заставляя Неждана следить за своим поведением и стараться фильтровать речь.

Что, разумеется, не получалось.

Да и не могло получиться по здравому рассуждению.

Язык местный представлялся ему обрубком. Просто в силу того, что ему не хватало пары тысячелетий активного развития. Из-за чего парню постоянно приходилось зависать, как Черномырдину в славную бытность его выступлений. Не подбирая слова, а придумывая, как незнакомые собеседнику вещи описать так, чтобы их можно было понять.

Выглядело занятно.

И Вернидубом «срисовывалось» только в путь. Хотя, конечно, по его оговоркам, он совсем иначе воспринимал происходящее. Дескать, какая-то божественная сущность, которая коснулась Неждана, подсказывает ему. Но язык богов отличен от той речи, на которой говорят простые люди. Откуда и оговорки, и странные фразы, и невероятно заумные речи. Для него это были отголоски речи древних. Ибо предания о золотом веке и утраченном величии существовали уже тогда. Такого рода вещи, видимо, появились сразу, когда люди стали доживать до старческого ворчания.

Неждана это все немало напрягало.

Ответственность-то какая!

Вот весной отправится этот товарищ домой. Начав болтать. И что? Всей округи растрындит! А ему потом расхлебывай.

Хотя, конечно, ему грех жаловаться. На дворе эпоха язычества с ее специфическим отношением к такого рода вещам. Предельно прикладным, утилитарным. Что открывало перед ним некоторые надежды…

На этих мыслях Неждан и завершил разминку, вернувшись к делам.

Они строили печь.

Обычную печь.

Для их полуземлянки.

Да, на дворе стоял климатический оптимум. Но это совсем не означало, что на среднем Днепре буйствовали тропические леса или хотя бы росли бананы. Нет. Всего лишь на один-два градуса в среднем теплее, чем там, в будущем, откуда Неждан пришел. Значимым отличием являлось только то, что климат в целом был помягче. То есть, летом редко случались засухи, а зимой — трескучие морозы. Из-за чего, кстати, зимой на реках частенько встречались полыньи и тонкий лед. Так что лучше летом и на лодке, чем зимой и по льду. Просто безопаснее.

Впрочем, это не отменяло того факта, что зимой выпадал снег.

Как обычно — внезапно.

И было холодно.

Местами прям натурально колотун-бабай.

А греться на «гороховых обогревателях» не самая надежная стратегия. Мерзнуть же Неждану не хотелось. Ибо это верный путь к простудам, то есть, смерти в эти времена. Да и сырость надоела. Чуть дождь пройдет — соломенная крыша сразу ее набирает. И внутри становится до омерзения противно. Не протекало, нет. Но легче от этого не становилось.

Вот Неждан и взялся за дело.

Побегал в Вернидубом по округе, собирая камни. И, навалив их возле полуземлянки, начал свое грязное дело. В прямом смысле слова. Ибо к вечеру каждого дня они оба умудрялись изгваздаться с ног до головы.

Утрамбовал площадку.

Выложил на ней поддон.

Поставил вязанный каркас из ивовых веток. И обложил его камнями, формируя арку. Обычную. Полукруглую. Камень в камень. Чтобы надежный упор. А глина пошла на герметизацию и заполнение пустот.