Рай-отдел (СИ) - Валин Юрий Павлович. Страница 68

… — Чтобы понять меня, вы должны совершенно отрешиться от всего неясного, вроде окультизма, спиритизма, темных философий, от всех авторитетов, кроме авторитета точной науки, т.е. математики, геометрии, механики, физики, химии, биологии и их приложений… [22]

— Понимаете, сбилось тут все, — прорвался сквозь шепота живой и кажущийся нелепо громким голос начоперота. — Они, эти… товарищи всегда здесь чувствовались.

…— Ты шел путем не примиренья —

Люциферическим путем.

Рассейся, бледное виденье,

В круговороте бредовом! [23]

— «Каждому из умерших выдающихся деятелей в области науки, искусства и общественной жизни в музее Пантеона отводится витрина, в которой помещается препарат мозга, гипсовый слепок мозга, гипсовая маска, портрет, биография и др. материалы». [24]

Плыли стены, открывая новые кабинеты, людей в халатах, микроскопы, чудная машина макротом [25]… Стеллажи с крупными банками, в коих плавают частицы людей. Бледно-серый некрасивый орган, делавший их талантливыми и великими, иной раз гениальными. Это простые мозги иной раз пуля на клавиатуру разбрызгивает, а отборные умы в специальные банки ложатся. Этикетки на ценнейших экземплярах четкие, правильно выполненные… Коридор удлинялся, превращался в торжественный музейный зал, витрины иные — из благородного дерева, сосуды торжественнее, на бархате, с портретами, личными вещами и правительственными наградами бывшего владельца. Нет, этого не было, проекту не суждено воплотиться…

Коридоры удлинялись, неслись, пересекались все быстрее, открывая новые лабораторные приборы, медицинские механизмы, столы с полированными тазами и ваннами, опутанные щупальцами трубок, пахнуло едкой животной мочой, взвыли болью и отчаяньем сотни собачьих глоток. Те, что без тел, лишь разевали пасти, глядя со стендов, подпитанных шлангами и насосами. Обезьяны в клетках и на хирургических столах, люди, и снова собаки…

— То Институт крови, соседний корпус, сейчас все в узел стянулось. Шла на прорыв наука, да свои силы малость переоценила, — неловко объяснил Вано, стараясь отодвинуться от теней, проходящих сквозь стены. — А Всесоюзный Пантеон при ЦИК так вообще и не начали строить, одумались. Хотя доктора себя не жалели, сами на столы ложились.

— Оставь историю прогрессивной медицины, и так все понятно, не нам их судить, — холодно сказала Ворона. — Где твоя девочка? К ней мы шли или любоваться на этот хаос вивисекции?

Начоперот кивнул и повел налево.

— Для создания социализма, говорите вы, требуется цивилизованность. Очень хорошо [26], — отчетливо послышалось за дверью.

За спинами керстов коридоры и вовсе взбесились: понеслись вдаль, перемежая миражи операционных столов, погребальных шкафов, колонн в «русском стиле», яркого электрического света и торжественной полутьмы…

Местная полуживая сидела на ступенях, выходящих во двор. Зажимала ладонями уши и, кажется, сходила с ума. Или уже… Игорь впервые видел Соседку так близко: немыслимо грациозная полупрозрачная фигурка, в чем-то длинном, вроде театрального древнерусского сарафана, но того самого покроя, что имеет очень мало общего с реальными нетеатральными сарафанами. Красивая. Но отчетливо, на три четверти, неживая.

Ворона глянула на мужчин, недвусмысленно указала им в сторону двери и села рядом с призраком.

Керсты без всякого восторга отступили вглубь жуткого дома.

— Твоя-то барышня покрепче будет, — пробормотал начоперот. — И глазом не моргнула. А меня это столпотворение медицинской направленности серьезно в панику вгоняет.

— Ворона в своем Доме с частью здешних призраков была знакома, пусть с живыми и при мозгах в черепах. В общем, она попривыкла к стилю несгибаемых прорывов волюнтаристской науки и политики. Но что вообще происходит? Местные же в ярости…

— Да они вроде и не местные, — с тоской напомнил Вано. — В смысле, местные, конечно, но почему все здесь и сразу? Я никогда сразу стольких не видел. Ну, один-два побродят, мозг свой повспоминают. Соседке они уже и не мешали…

Друзья наблюдали за хороводом теней, пронзающих стены. Коридоры бывшего Института окончательно расширились, сливаясь в один туннель, изгибающийся подобно большой конвульсирующей кишке. Дальний конец этой шахты начал прогибаться, уходя все глубже вниз…

— Глянь! Вот оно…

Игорь видел. Оттуда, из глубины освещенной светом слабых ламп, двигалась живая стена. Фигуры заполняли все ширину коридора. Темные, осязаемые, определенно живые. Враг…

Хозинспектор машинально передернул затвор «калашникова». Вано положил руку на ствол:

— Успеем. Не наша позиция.

Здесь, рядом с керстами, коридор тоже заполнялся. Густели призрачные ряды: смутно знакомые люди, полупрозрачные, частью одетые, частью наоборот, с вскрытыми головами или в парадных костюмах, замолкали, глядя на подходящих чужаков. Выползали и выходили в коридор истерзанные собаки, порой с двумя пришитыми головами и с чем-то таким, что и всматриваться жутко. Шимпанзе с криво зашитым брюхом уцепилась за стену и угухнула. Высокий поэт сочувственно положил широкую ладонь на плечо обезьяне, беззвучно продекламировал:

Нет людей.

Понимаете

крик тысячедневных мук?

Душа не хочет немая идти,

а сказать кому? [27]

Институт Крови и Институт Мозга были воистину жутковатыми учреждениями, но то, что надвигалось из глубины, было куда хуже. Оно было чуждым.

Худой и костистый усатый человек в шляпе обернулся к керстам, указал рукой на заднюю дверь.

— Опять гонят. Да, пойдем, — прошептал начоперот. — Это их рубеж. Что смогут, то сделают.

Вано кинул ладонь к фуражке, отдавая честь. Игорь подумал, что надо бы сделать то же, но к «пустой голове» как известно, руку не прикладывают. Кто-то из призраков в военной форме возмущенно погрозил кулаком. Хозинспектор сделал извиняющийся жест — мысль о пустой голове была глубоко невежливой. Военный ухмыльнулся и махнул рукой — проваливайте!

Керсты выскочили на ступени ведущие во двор. Здесь оставалось все по-прежнему: сидели девушки — полупрозрачная и та что по-чугуннее, молчали. Прозрачная Соседка обернулась, подняла заплаканное невыразимо милое лицо и поднялась.

— Ты что⁈ Не ходи! — яростно зашептал Вано. — Неужто без тебя не справятся?

Ведение привстало на цыпочки, коснулось губами щеки начоперота. Сквозь сарафан Соседки проглядывали стволы дворовых лип, но когда она проходила, парчовый подол ощутимо задел керста по кроссовкам — Игорь распахнул тяжелую дверь, и полупризрачная красавица прошла туда, к шорохам и шелесту множества шагов.

— Ты что сделал⁈ — заорал на весь двор начоперот, голос отразился от столбов и резных прутьев забора. — В ней жизни две капли. Куда ей⁈

— Не шуми, Ванечка, — попросила, вставая, Ворона. — И так жутко. Некуда больше идти Ане, ты это знаешь. Она на своем месте, ты на своем. Пойдемте.

— Анна, значит, — горько прошептал начоперот, — а мне так и не сказала…

Ворона молча потянула его за рукав. Через секунду керсты и девушка уже бежали по старой дорожке под липами. Узкая калитка, которую Игорь напрочь не помнил, вывела в Спасоналивковский переулок. Вот он Наш Дом, цитадель полумертвых…

— Я двор осмотрю, ты мирняку дай знать. Пусть драпают. Если кто не успеет, то пусть на чердак поднимается и по крыше, — прохрипел бледный Вано. — Получится, уйдут. Если нет… Все равно ими только после нас займутся.

Игорь кивнул.

На посту Валерика оказалось на удивление много народа: толпилось с десяток арендаторов, бойлерные жители, лично Тать-Ванна… Все не на шутку испуганные и изумленные. Верно, разорвалось кольцо вечного Дня Курицы, начали осознавать…