ТВари - Лебедев Andrew. Страница 8

Наверное, съедет теперь. У них, правда говоря, квартирка оплачена аж до сентября, но с Агашки станется, она деваха упрямая, наплюет на деньги и, когда найдет себе новую хатку и компаньонку, съедет обязательно. Обиделась. Подумаешь! Не понимает, что жизнь такая, здесь кто не успел, тот опоздал.

А если бы Агашка в тот день не пошла на работу, а вместо Натахи позвонила бы Джону? Джону-то Агашка сильнее понравилась, от верного глаза Натахи и от ее чуткого носика такое не скроешь. Вон как Джон на Агашку глядел – пялился на грудь и ниже, прям рентгеном сарафан просвечивал-высвечивал. Так что, если Джону пришлось бы выбирать из них двоих, Натаха наверняка оказалась бы в пролете.

Ну а что она может поделать, если жизнь такая? Натаха ничуть не сожалела о том, что потырила ту визитку с телефоном – на ее месте так бы каждая поступила. А если не поступила бы, то значит дура. А дурам так и надо, пускай сидят себе в своих ларьках и кафешках, ишачат на Тофиков и Рафиков, а к тем, кто посмелее, к тем и удача рано или поздно обязательно попрет. К тем обязательно рано или поздно подойдет их Джон с телевидения.

И здесь уже никаких дружб, никаких обязательств перед подругами быть не должно.

Надо зубками и коготками драться за свой счастливый билетик. Это как в корзине со слепыми котятами. Котятки друг дружке никогда не уступают, здесь кто первый к мамкиному соску подобрался, тот и сыт. И никто его добровольно не уступит.

***

Оставила в КВД пятьсот рублей за то, чтобы пройти по укороченной очереди. Теперь надо бы с девчонками поболтать – обсудить-перетереть про Джона, что они о нем и его дачном проекте думают.

Новых товарок звали Света, Мила, Таня и Роза. Все, как и Натаха, на Москве приезжие, кто откуда.

А Розка больше других Натахе понравилась. Она какая-то южная, не славянская. Лицо смуглое, фигура – ни жиринки, подтянутая, стройная от природы. Попка кругленькая, обтянутая черной мини-юбкой. Ножки длинные, на каблуке стоит и идет, как профи на дефиле. Волосы черные, не крашенные, распущены вниз по спине. А губки маленького рта по-детски разлеплены, обнажая брильянтовый блеск влажных зубиков. Залюбуешься.

Набрала мобильный Розки.

– Розка? Это Натаха, ну Натаха, что на проекте у Джона… Ты это, ты справку из КВД достала? И я только что вот оттуда тоже иду… Может, встретимся? Давай на «Лубянской», наверху! На выходе к «Детскому миру». Через час. А там пешком до Тверской дойдем, посидим в кафе, кофейку попьем, покурим, поболтаем…

Покуда мимо Охотного ряда до Тверской шли, к ним пять раз разные вязались. Розка эффектно смотрится – просто обложка журнальная, а не подруга. И Натаха с ее светлыми волосами на фоне смуглой темноволосой Розки выгодно заиграла своими статями.

Пару раз какие-то студенты приставали – ну их! Нищета… Кофе даже не предложат, потащат гулять на Ленинские горы, а потом в общагу – трахаться на халяву. Раза три сигналили им из останавливающихся авто. Нерусские. С золотыми зубами. У этих деньги есть, эти и угостят. Но с ними опасно, завезут, а потом еще и живой не выберешься. Это они с Агашкой еще в первый год знакомства с Москвою проходили.

Дошли до Пушки, перешли по подземному переходу, а там дальше, не доходя до Маяковского, зашли в кафе.

Взяли мороженого, свежей голубики и кофе с молоком по-итальянски.

– Розка, а ты где живешь?

– Я снима-а-аю, та-а-ам, – Розка махнула рукой, – на юго-за-а-ападе…

Она говорила нараспев, протягивая гласные. И голосок ее детский, но слегка хриплый, как у простуженного ребенка, имел особенный привкус какой-то ее сильнейшей внутренней сексуальности.

Розка говорила и при этом не смотрела на собеседницу. Глаза ее – огромные, темные, с длинными ресницами, блуждали вправо и влево, а гибкая кисть с длинными пальчиками изящно шевелила ее волосы.

Натаха так не умела. Не было у Натахи такого блеска и такого умения держаться.

– Розка, а ты не хотела бы жить со мной? Вдвоем-то веселее!

Выяснилось, что Розке снимает хатку ее друг, типа как бы бойфренд.

Но друга этого не то посадили, не то убили, в общем, пропал бойфренд, два месяца от него ни слуху ни духу, а за квартиру уже платить бы надо, хозяйка звонит – беспокоится.

– А ты переезжай ко мне в Новогиреево, – предложила вдруг Натаха, – моя подружка бывшая от меня съехать хочет, как раз бы она к тебе съехала, а ты ко мне.

Розка, еще поблуждав по потолку и стенам черными глазами и потрогав длинными пальчиками волосы возле виска, сказала, что «па-а-адумает».

– А за твою хатку отступного моей подружке бывшей вскладчину начислим, о-кей?

Ловкая и быстрая на решения Натаха все мгновенно придумала. Сегодня же вечером они Агашку переселят, не нужно им обиженных подле себя. На фиг им нужны обиженные?

– А где ты с Джоном познакомилась? – интересовалась ревнивая Натаха.

– С Джоником? – переспрашивала приторможенная Розка. – С Джоником мы па-а-азнакомились в одной компа-а-ании. Там были эти, артисты, режиссеры. На даче в Переделкино.

Натаха аж восторгом зашлась. Розка на таких крутых пати-суарэ крутится, хотя это неудивительно – с ее-то данными.

– А что думаешь насчет нашего телешоу?

– Насчет телешоу? – Розка пожимала плечиками. – Так… ничего особенного… Думаю, что тра-а-ахаться надо будет с разными знаменитостями…

И шевелила длинными наманикюренными пальчиками.

***

К Людмиле в больницу Дюрыгин отвез забытую ею сумочку.

А заодно купил цветов и апельсинов.

В фойе больницы столкнулся с первым Людмилиным мужем-спортсменом.

Поздоровались.

Бывший шел от нее.

– Как она там? – спросил Дюрыгин.

– Нормально, – ответил бывший.

– Сын-то приезжал к ней?

– Димка на сборы уехал в Подольск, я ему не стал говорить про аварию, чего парня беспокоить.

– Правильно, – согласился Дюрыгин.

Попрощались за руку.

Хороший он парень, этот Володька-спортсмен.

И чего Людмила с ним разошлась?

Посчитала, что простоват для нее.

А вот он – Дюрыгин – не простоват.

И это льстит Дюрыгину.

Это приятно.

Он даже чувствует, что Володька в его присутствии как-то тушуется, даже горбиться начинает, в интонациях голоса появляются заискивающие буратиновые нотки.

Людмила лежала в отдельной палате.

– Как королевна ты здесь лежишь.

– Как Наташа Королева? – усмехнулась Людка, подставляя щеку для поцелуя.

– Ну, если с юмором все в порядке, значит, на поправку идем, – заключил Дюрыгин.

– Сегодня томограмму черепа сделают, доктор поглядит и решать будет, домой или тут •оставаться.

– А сама?

– Сама, конечно, домой хочу.

– Ты со здоровьем не шути, голова это не задница. Здесь любой синяк может потом к старости жуткими последствиями обернуться, – назидательно произнес Дюрыгин.

– Ладно пугать-то, – отмахнулась Люда, – сам-то как? Нашел ведущую?

– Ведущую?

Дюрыгин задумался.

– Понимаешь, Ирму Вальберс мне не переманить. Зарайский под ее имя столько спонсорских рекламных денег достал, каких ни одна «Кока-Кола» никогда не даст… Хотя и есть у меня крамольные мыслишки…

– Какие мыслишки? – спросила Людмила.

Она лежала ровно на спине и ножичком чистила апельсин.

– На вот тебе, – она протянула Дюрыгину парочку неразлепленных долек.

– Мыслишки? – переспросил Дюрыгин, отправляя цитрусовые себе в рот. – Да про то, что, может быть, вообще революционно отказаться от принятых схем.

– Это как?

– А взять ведущую прямо с улицы.

– Ну ты даешь!

– А что?

– Не возьмет тебя главный с твоим шоу, проиграешь Зарайскому, у него Вальберс и спонсоры, а у тебя только зыбкие идеи…

– Ты спортсменка? – спросил вдруг Дюрыгин.

Людмила огорошенно кивнула.

– Вот и занимайся своим спортом.

– Ну вот, – надула та губы, – никогда ты критику не переносил, даже возле умирающей подруги не можешь быть терпимым.