Навеки твой - Хокинс Карен. Страница 16

– У нас нынче ветчина ломтиками, блюдо яиц с пикулями, перепелиные грудки, копченая лососина, немного засахаренных груш и корзинка свежего подогретого хлеба. А это вот суп из сельдерея. Мама говорила мне, что он хорошо помогает при несварении желудка.

Миссис Блум уставилась на супницу:

– Впервые слышу, что бывает суп из сельдерея.

Улыбка миссис Тредуэлл увяла, во взгляде появилась настороженность.

– Суп приготовила Элси, – сообщила она. – Мистер Тредуэлл говорит, что ничего вкуснее он не ел.

Элси снова расплылась в улыбке:

– Мама научила меня готовить его, когда я была совсем еще маленькая.

Венеция заняла свое место за столом.

– Я просто жажду отведать этот суп. Ничто не может быть лучше в такую погоду.

– Совершенно верно! – поспешил поддержать ее Рейвенскрофт.

Венеция вознаградила его одобрительной улыбкой, отчего тот, в свою очередь, заулыбался ей. Грегор уловил этот молчаливый обмен любезностями и прищурился. Довольно долго он не сводил глаз с Венеции, затем отвернулся, не сказав ни слова. И до конца обеда почти все время молчал. Что с ним происходит? Она решила выяснить это сразу после окончания трапезы.

Для нее обед оказался тяжким испытанием. Миссис Блум, кажется, поставила себе целью как можно больше разузнать о мистере и мисс Уэст, несмотря на то что Венеция старалась перевести разговор на более спокойные темы. Рейвенскрофт пытался ей помочь, но был слишком измочален, чтобы эта помощь оказалась хоть сколько-нибудь существенной. Так что Венеции пришлось выкручиваться самой.

Но время шло, и силы ее почти иссякли, особенно после того, как миссис Блум несколько раз напомнила мисс Платт о «шитье», которое ждало продолжения у них в комнате. Каждое упоминание об этом приводило мисс Платт в уныние. В воображении Венеции возникло огромное количество рабочих корзинок, ожидавших, когда наконец мисс Платт займется на всю ночь рабским трудом при свете единственной свечи.

Когда с обедом было покончено, миссис Блум встала и громогласно объявила, что они с мисс Платт немедленно удаляются к себе. Злосчастная компаньонка явно не обрадовалась такому решению, однако покорно отложила вилку и поднялась из-за стола.

Едва за ними закрылась дверь, как Рейвенскрофт поднял обе руки над головой и зевнул.

– Слава Богу, что они ушли! Мне ни разу в жизни не доводилось общаться с такими нудными особами.

– А со мной такое случалось, – заметил Грегор, в упор глядя на Рейвенскрофта.

Юнец не заметил иронии.

– Лорд, мне кажется, я сейчас рухну на пол! – Он зевнул еще шире. – Прошу прощения, но этот день меня доконал. Я хочу лечь поскорее в постель.

– Блестящая идея, – согласился с ним Грегор. – Я отлучусь ненадолго. Хочу еще разок проверить, как там наши лошади.

Рейвенскрофт повернулся к Венеции, поднес ее руку к губам, коснулся нежным поцелуем ее пальчиков и проговорил, застенчиво улыбнувшись:

– Не смею надеяться что вы будете мечтать обо мне.

Венеция резким движением высвободила руку, подумав при этом, что он выглядит совершенным юнцом, ему не дашь даже его двадцати двух лет. Сердце Венеции немного смягчилось. Он очень молод и ужасно наивен. Тронутая тем, с какой надеждой он смотрит на нее, Венеция сказала с улыбкой:

– Я так устала, что мечтаю лишь об одном – хорошо выспаться.

Улыбка Рейвенскрофта увяла, и он добавил:

– Приношу вам извинения за сегодняшнее утро. Я должен был рассказать вам о том, как все произошло. Теперь я понял, что недостаточно хорошо все обдумал.

Венеция пожала плечами:

– Это уже в прошлом. Больше не о чем говорить.

Рейвенскрофт снова взял ее за руку:

– Венеция…

– Поскольку все прочие постояльцы удалились на покой, перед вами мисс Оугилви.

От голоса Грегора в комнате, казалось, повеяло холодным ветром, несмотря на то что огонь в камине горел жарко.

Рейвенскрофт густо покраснел и отпустил руку Венеции. Он ничего не сказал Грегору, но произнес негромко:

– Мисс Оугилви, я поговорю с вами об этом позже, а сейчас позвольте пожелать вам доброй ночи.

Он отвесил Венеции глубокий поклон, ограничился холодным кивком в сторону Грегора, повернулся и ушел.

Венеция сердито посмотрела на Грегора, который теперь стоял у огня, опершись одной рукой на каминную полку, а вторую сунув в карман.

– Не стоило так обходиться с ним.

– Щенок повел себя слишком смело по отношению к вам.

– Не думаю. – Венеция вздохнула. – Лучше бы вы перестали оговаривать его на каждом шагу.

– Я обращаюсь с ним так, как он того заслуживает. – Грегор взял кочергу и помешал дрова в камине. – Неужели вы забыли, что сегодня утром он попросту сбежал с вами?

– Он признал, что совершил ошибку.

– Да, после того, как его поймали.

– Я не о том. Ошибка его в том, что он полагал, будто я увлечена им и соглашусь с его сумасбродным планом. Италия, скажите пожалуйста!

– Это вас разозлило, я заметил.

– Да, в особенности идея о стирке белья. Как ни странно, я могла бы заниматься стиркой, если бы это не вменяли мне в обязанность. – Венеция устало улыбнулась. – Не знаю, понятно ли это.

– Вполне. – Грегор положил кочергу на место. – Вы могли бы делать это ради любви, но не по обязанности.

Она окинула его удивленным взглядом:

– Вот именно! Поверить не могу, что вы это понимаете.

– Почему? Это не столь уж необычная мысль.

– Потому что за все годы нашего знакомства я не слышала от вас упоминаний о любви, за исключением тех случаев, когда вы утверждали, что не верите в нее.

– Я верю в нее. Для других людей.

Венеция подошла к камину и стала греть руки над огнем.

– Но не для вас?

Грегор улыбнулся одним уголком губ.

– Когда-нибудь, возможно, и для меня. Однако в настоящее время я не вижу в этом пользы. Я еще достаточно молод, чтобы самому вытирать суп у себя с подбородка.

Венеция покачала головой и негромко рассмеялась:

– Стало быть, по-вашему, любовь нужна только немощным и дряхлым?

– И тем, кто слишком ленив для того, чтобы устроить свое собственное счастье.

– Право, не знаю, могу ли я с вами согласиться. – Венеция пожала плечами. – Но ведь это не первый случай, когда мы с вами не можем прийти к согласию.

Глаза Грегора заискрились смехом.

– И надеюсь, не последний.

– Вам нравится спорить?

– С вами – да. У вас больше здравого смысла, чем у большинства других людей. – Он скрестил руки на груди и оперся спиной о каминную доску. – Как правило.

Венеция улыбнулась, и в комнате вдруг наступило непринужденное, уютное молчание. Весело потрескивали дрова в камине, в воздухе еще сохранился аромат чабреца, оставшийся от обеда. Было просто восхитительно стоять вот так рядом с Грегором. После таких минут могла ли она считать этот день, вернее сказать, его вторую половину мучительной… или совершенно нелепой? Нет, какой бы она ни была, приятно чувствовать, что порядок вещей вновь становится нормальным.

– Сомневаюсь, что Рейвенскрофт напишет когда-нибудь свою книгу, – раздумчиво произнес Грегор.

– А я сомневаюсь, что мы станем ее персонажами, – отозвалась Венеция с печальной улыбкой. – Думаю, я могла бы стать великолепной героиней, но вы… – Она подняла голову и посмотрела на Грегора долгим изучающим взглядом. – Не уверена, что вам присущи качества героя.

Брови Грегора сошлись на переносице.

– Почему вы так думаете?

– Вы кто угодно, только не рыцарь в сверкающих латах. Из всех, кого я знаю, вы менее всего способны на самопожертвование.

Глаза у него засверкали. Однако он пожал плечами и сказал:

– Но ведь это я скакал сломя голову в эту ужасную погоду ради того, чтобы спасти вас, не так ли?

– Да, это так, но для вас это нетипично. Для настоящего рыцаря спасение девушек – повседневное занятие.

Грегор наклонился так, что его лицо оказалось на уровне лица Венеции. Свет камина четко обрисовал его подбородок и посеребрил шрам, но зеленые глаза оставались в тени и казались почти черными.