Навеки твой - Хокинс Карен. Страница 57

В голосе у бабушки прозвучат, как показалось Венеции, некий намек на удовлетворение. Венеция вздохнула и вдруг поняла, что ей очень хочется остаться одной. Она была в полном изнеможении.

– Не беспокойтесь, я попрошу одну из горничных просушить постель, а спать буду на другой половине кровати.

Кровать была огромная, на ней свободно, не мешая друг другу, легко уместились бы четверо. Бабушка дернула шнурок звонка.

– Моя внучка не будет спать на мокрой постели. Ты замерзнешь до смерти, особенно при открытом окне.

– Право же, бабушка, это пустяки. Я могу… Послышался деликатный стук в дверь, и появился Раффли.

– А вот и вы. – Бабушка подошла к двери. – Я пролила чай на постель. Моей внучке нужна другая комната.

Протест Венеции не был услышан.

– Надень халат, дитя мое. Ты не можешь идти по коридорам в таком виде. – Бабушка задержалась у двери. – Раффли знает, где тебя устроить. Я сделала бы это сама, но слишком устала.

– Бабушка…

– Добрей ночи, дорогая. Увидимся во время завтрака.

Венеция снова вздохнула. Возражать бабушке невозможно, незачем и стараться. Появилась горничная, быстро уложила чемодан Венеции заново и отнесла в коридор, где уже дожидался дворецкий. Венеция сунула руки в рукава халата и последовала за дворецким по коридору. Они миновали двери нескольких спален, миновали и Розовую комнату, в которую бабушка велела поместить Грегора.

Венеция не могла не подумать, чем он сейчас занимается. Улегся ли в постель? На мгновение она представила себе, как Грегор ныряет под простыню, разумеется, нагишом. При этой мысли Венецию проняла дрожь.

Раффли остановился перед двойной дверью немного дальше по коридору и отворил ее. Комната оказалась вдвое больше обычной для Венеции спальни в этом доме, уютная и теплая – дрова весело потрескивали в двух каминах. Кровать была накрыта парчовым покрывалом с узором из голубых цветочков, голубые и золотистые подушки так и манили прилечь на них. По обеим сторонам постели горели свечи, бросая блики света на жестко накрахмаленные простыни.

Кресла и канапе стояли возле одного из каминов, пол был устлан толстыми коврами. Широкие двойные двери вели на балкон, с которого открывался вид на парк за домом. Шторы из плотного синего шелка ниспадали до пола, по которому были разбросаны подушки.

Раффли раскладывал по местам вещи Венеции, а слуга вскоре появился с чайным подносом, на котором находились тарелки с клубникой и малиной, кувшинчик со сливками, лепешки с корицей и графинчик шерри. Венеция предположила, что бабушка таким образом приносит извинения за пролитый на постель чай. Раффли наконец окинул комнату испытующим оком, удовлетворенно кивнул, пожелал Венеции спокойной ночи и удалился, закрыв за собой дверь.

Венеция сняла халат, бросила на спинку кресла; взяла с подноса графинчик, налила себе рюмку шерри. Это как раз то, что поможет ей уснуть. Она выпила одну рюмку, потом еще одну. Уселась у камина и протянула ноги к огню, наслаждаясь теплом. Завтра она подумает, чем можно помочь ее спутникам. Сэр Генри – вполне подходящая пара для романтически настроенной мисс Хиггинботем. Он человек надежный и уверенный в себе, Венеции он пришелся по душе своей воспитанностью.

Мисс Платт – особый случай. Эту особу надо поскорее куда-нибудь пристроить. Может, бабушка поможет решить эту проблему.

Что касается Рейвенскрофта, ему следует вернуться в Лондон и принести извинения лорду Алстеру. Мама может оказаться в этом полезной, она в добрых отношениях с бабушкой Алстера. Старая леди держит в руках завязки от кошелька своего внука и, вполне возможно, уговорит его принять запоздалые извинения Рейвенскрофта.

Венеция слегка нахмурилась и сделала еще глоток шерри. План хорош, но ей самой от него никакой пользы. Ее спутники уже знают, что она не приходится сестрой Рейвенскрофту, что они оказались вместе при весьма сомнительных обстоятельствах и что Грегор – вовсе не ее опекун.

Как ей теперь быть? Венеция любила жизнь в Лондоне и не хотела превращаться в затворницу, но именно это ей угрожало. Она могла бы жить без всяких ограничений, если бы вышла замуж за Рейвенскрофта, но этого она ни за что не сделает.

Венеция снова поднесла рюмку к губам, но, к ее немалому удивлению, рюмка оказалась пуста.

Наполнив ее, Венеция вытянулась в кресле и почувствовала, что ноги наконец согрелись.

Венеция вспомнила, как смотрел на нее Грегор в этот вечер. Если бы только она могла поверить, что это нечто большее, нежели ответственность. Нечто… очень важное.

Догруженная в размышления, Венеция не услышала, как повернулась ручка балконной двери. Не заметила тень человека, который двигался по толстому ковру по направлению к ней. Не почувствовала, что кто-то стоит совсем рядом с ней и смотрит на нее. Только слабый запах знакомого одеколона обострил ее восприятие настолько, что кончики сосков приподняли тонкую ткань ночной рубашки.

Венеция закрыла глаза и прошептала:

– Грегор.

Глава 19

Грегор улыбнулся Венеции, глядя на нее с высоты собственного роста.

– Ты не против, чтобы я к тебе присоединился? Ты выглядишь такой уютной.

И чертовски сексуальной тоже… Грегор хорошо видел очертания ног Венеции сквозь почти прозрачную ткань ночной рубашки. Господи, какие же красивые у нее ножки, какие соблазнительные. Ему отчаянно захотелось погладить эти ножки, прижаться щекой к округлому бедру.

Грегор напрягся и почувствовал себя неловко. «Не смей так думать, иначе ты не сможешь говорить».

Венеция бросила быстрый взгляд на балконную дверь и, увидев Грегора, смутилась.

– Мой балкон не соединяется с твоим.

– Я одолел расстояние между ними одним прыжком. – Он усмехнулся, заметив беспокойство в ее глазах. – За обедом твоя бабушка сообщила мне, что тебя переведут в комнату по соседству с моей. Она также упомянула, насколько близок твой балкон к моему. Так близок, что даже такая старая леди, как она, может перепрыгнуть с одного на другой без особого труда.

Щеки у Венеции вспыхнули, она поплотнее закуталась в ночную рубашку.

– Да, бабушку неженкой не назовешь, это правда.

– Она почти такая же неженка, как и твоя маменька.

– О нет! Они в этом отношении полная противоположность друг другу.

Грегор остановился возле маленького столика, взял серебряный поднос, на котором стояли резной хрустальный графинчик и такие же рюмки, и перенес его на столик рядом с Венецией.

– Твоя мама подумала, что я могу испугаться высоты. Она сказала мне, что ни за что не отважилась бы на такой поступок, что замок в двери соседней комнаты нетрудно открыть булавкой для галстука.

Венеция покраснела.

– Просто удивительно, что обе они не явились сюда, чтобы усыпать твой путь лепестками роз.

– Никогда не одобрял разбрасывание каких бы то ни было лепестков. Пышная безвкусица, не более того. – Грегор придвинул кресло к столику, возле которого сидела Венеция, и опустился в него, стараясь при этом не смотреть на нее, что было затруднительно – слишком соблазнительные возможности предоставляла выбранная ею ночная рубашка. – Как удалось твоей бабушке уговорить тебя перебраться в эту комнату?

– Она якобы случайно пролила чай на мою постель. – Венеция посмотрела на Грегора из-под полуопущенных ресниц. – Грегор, а если бы я попросила тебя уйти?

– Ты этого хочешь?

Он затаил дыхание, чтобы она не догадалась, как много значит для него ее ответ.

– Нет, – выдохнула Венеция. Взгляд ее задержался на расстегнутом вороте его сорочки; Венеция поспешила зажмуриться, но тут же снова открыла глаза и виновато улыбнулась: – Прости, что я так уставилась на тебя. Я просто устала и… – Она неловко махнула рукой.