Навеки твой - Хокинс Карен. Страница 8

Рейвенскрофт понурился и со вздохом произнес:

– Ох!

– Это все, что вы можете сказать? – Венеция уперлась сжатыми кулаками в бока, испепеляя своего незадачливого похитителя негодующим взглядом. – Знает ли мой отец о том, что вы затеяли?

– Да. То есть нет. Но я намекнул ему.

– Так это вы написали злосчастное письмо? И подписали его именем?

– Да. Но ведь вы написали ему записку и сообщили, что уезжаете со мной, так что он не будет волноваться, если вас беспокоит именно это.

– Он будет очень сильно волноваться, когда узнает, что я не у мамы.

– Но ведь он не сразу узнает об этом!

– Узнает! Мои родители переписываются ежедневно. Они каждый раз отправляют одного из слуг с очередным письмом. Уже завтра утром отец будет знать, что я не приехала к маме.

Рейвенскрофт покачал было головой, но тут же поморщился от боли и прижал ладонь ко лбу:

– Господи, как больно!

Венеция даже не пошевелилась.

Он бросил на нее опасливый взгляд сквозь раздвинутые пальцы, вздохнул и бессильно уронил руки.

– Неужели вам меня ни капельки не жаль?

– Нет! – отрезала она, хотя у Рейвенскрофта был до смешного несчастный вид.

Рейвенскрофт снова вздохнул.

– Позвольте мне объяснить вам положение вещей. Для всего этого у меня были серьезные причины. Вы не знаете, вы не можете понять, как я… о, проклятие! – Он сполз со стула, упал на колени, схватил руку Венеции и жадно поцеловал. – Мисс Оугилви… Венеция… я люблю вас!

Лицо у Венеции вспыхнуло, она высвободила руку и отступила от Рейвенскрофта на безопасное расстояние.

– Не смейте этого делать!

Рейвенскрофт остался на коленях и, широко раскинув руки, воззвал:

– Но я должен, потому что люблю вас! Я ради этого сбежал с вами!

– Если бы я знала, что это бегство, вам пришлось бы совершить его в одиночестве.

– Но вы были так любезны со мной!

– Я любезна со всеми. И вот что я скажу вам со всей доступной мне прямотой, Рейвенскрофт. Я не люблю вас и никогда, вы слышите, никогда не выйду за вас замуж.

Рейвенскрофт опустил распростертые руки.

– Вы должны выйти за меня замуж. Вы здесь со мной. Наедине. В гостинице. Вы скомпрометированы.

– Я не понимаю, с какой стати… – заговорила Венеция, но голос ее оборвался. Осознание случившегося словно обдало ее холодом. Если происшедшее станет известно в Лондоне, она и в самом деле будет безнадежно скомпрометирована. Какая несправедливость! Ей так нравилось лондонское высшее общество с его развлечениями и радостями! Теперь она может утратить все это безвозвратно.

Венеция подошла к окну в полной растерянности. Мысли ее путались. Может, она успеет вернуться в Лондон до того, как разойдутся слухи о ее исчезновении? Но каким образом? Только сумасшедшая женщина решилась бы отправиться в дорогу одна в такую погоду.

Надо же было такому случиться! Если бы произошло чудо и здесь оказался Грегор! Каким бы он ни был, голова у него на плечах что надо, он никогда не паникует и не юродствует.

На мгновение возбужденному воображению Венеции представилась высокая фигура темноволосого мужчины на белом коне. Его куртка с капюшоном запорошена снегом; касторовая шляпа с закругленными полями низко надвинута на лоб и защищает его зеленые глаза от ветра и холода.

Видение скоро исчезло, а Венеция все еще стояла у окна и смотрела на снежные вихри.

– Мы должны составить какой-то план, – заявил наконец Рейвенскрофт громким и раздраженным голосом.

Венеция не обернулась, но была уверена, что он попытался придать себе решительный вид. Как он, однако, похож на ее отца с его бурными эмоциями и полным отсутствием здравого смысла!

– Венеция, – продолжал Рейвенскрофт драматическим тоном, – мы…

– Мисс Оугилви, – поправила его Венеция, но тотчас спохватилась и добавила: – Впрочем, вы должны называть меня мисс Уэст.

– Это покажется странным, ведь я ваш брат.

Она вздохнула. Рейвенскрофт прав. Придется позволить ему такую фамильярность.

– Ладно, будьте вы прокляты, называйте меня по имени.

– Венеция, – произнес он торжествующим тоном, – позвольте мне заверить вас, что у меня уже созрел план, как все уладить, чего бы это ни стоило.

Венеция зажмурилась и начала медленно считать до десяти, чтобы не взорваться.

Она успела досчитать только до четырех, когда услышала громкое восклицание Рейвенскрофта:

– Господи помилуй!

Что-то в его голосе умерило ее раздражение, и она открыла глаза, чтобы увидеть за окном нечто самое желаемое и привлекательное. Там, перед входом в дом, соскочил на землю с высокой гнедой лошади мужчина в запорошенной снегом куртке. На лице у него было весьма жесткое выражение, но от этого он не стал менее красивым. Это был Грегор Маклейн.

Глава 3

Ох, мои душеньки, хотела бы я вам сказать, что дорога к любви полна цветов, легких ветерков и нежных слов. Иногда так оно и бывает, но случается, что дорога эта проходит по бесплодной, усеянной камнями земле, над которой носятся ледяные ветры. Если сумеете преодолеть препятствия, то ждут вас и цветы, и ласковый теплый ветерок, и нежные слова, и кое-что еще большее, ох, гораздо большее и дорогое сердцу!

Старая Нора из Лох-Ломонда – трем маленьким внучкам однажды в холодный зимний вечер

– Господи, да ведь это Маклейн! – радостно возвестил Рейвенскрофт.

Грегор? Здесь? Как это могло случиться? Сердце у Венеции так и подпрыгнуло, у нее перехватило дыхание. Она нервно расправила юбки, чувствуя, что все тело пронизывает мелкая колючая дрожь. Хорошо, что кто-то пришел на помощь. И это Грегор, напомнила она себе. Именно он, и никто другой.

Она услышала, как отворилась входная дверь. По полу протопали тяжелые шаги, затем прозвучал удивленный возглас миссис Тредуэлл. Глубокий мужской голос ответил на расспросы хозяйки гостиницы, а вслед за этим распахнулась дверь в комнату.

Грегор появился в дверном проеме. Если бы не горящие неистовым огнем глаза, его можно было бы принять за статую. Но в его зеленых глазах, обрамленных длинными черными ресницами, пылал такой гнев, что Венеции захотелось отступить хотя бы на шаг. Грегор повернулся к миссис Тредуэлл и произнес тоном, полным едкой иронии:

– Благодарю вас зато, что сразу провели меня к моим заблудившимся подопечным. Я убедился, что, мистер и мисс Уэст попали в хорошие руки.

– Право же, милорд, у них сейчас уже нет никаких затруднений, – ответила миссис Тредуэлл и сделала книксен. – Я только что приготовила для них чай.

– Они этого не заслуживают.

На лице у миссис Тредуэлл появилась жеманная улыбочка, она сделала еще один книксен и удалилась по коридору, а Грегор вошел в комнату, затворив за собой дверь.

Венеция стояла, крепко сцепив руки перед собой. Лицо у Грегора побагровело от холода, а губы побелели, не то от холода, не то от злости.

Полный нескрываемого возмущения взгляд, которым Грегор удостоил Рейвенскрофта, мог бы всерьез напугать молодого лорда, если бы он не был всего лишь несмышленым щенком. Но будучи таковым, он не замечал осуждения в глазах. Он видел перед собой всего лишь доброго знакомого, который явился спасти их с Венецией.

– Рейвенскрофт, вы настоящий дурак, – произнес Грегор с презрительной усмешкой.

Радость, которую испытывала Венеция от встречи с Грегором, мгновенно испарилась. Она-то думала, что его появление повернет дело к лучшему, что присутствие надежного друга, разумного человека, который умеет ко всему относиться трезво и, главное, спокойно, поможет справиться с нелепым стечением обстоятельств, в которое они попали. А выходит так, будто и Рейвенскрофт, и она сама для Грегора все равно что грязь у него на подошвах сапог.

Это было уже чересчур. Венеция вдруг почувствована, что устала до боли, что у нее ноют все ушибы, полученные во время падения из кареты на землю. Она опустилась на скамью под окном и принялась растирать все еще стынущие руки. На глазах у Венеции выступили слезы. Кусая губы, она изо всех сил боролась с наплывом никогда ранее не изведанных эмоций. Бог мой, она не какая-нибудь плаксивая барышня, чтобы лить слезы из-за того, что Грегор не проявил радости при встрече с ней! Злость на самое себя вернула Венеции обычное самообладание. Подумать только, этот осел даже не спросил, как она себя чувствует!