Гибель титанов. Часть 2 (СИ) - Чайка Дмитрий. Страница 42

— Приветствую тебя, величайший, — склонил он голову перед человеком, которого безмерно уважал и боялся так, словно был ребенком.

— Надир? — удивился Умар. — Ты ко мне приехал?

— Да, — склонился эмир Синда перед этим человеком в домотканой одежде. Он благоразумно снял персти с пальцев, нацепил на пояс простой кинжал и надел неброский халат. Он знал, когда и перед кем нужно наряжаться.

— Зайди ко мне вечером, — милостиво сказал Умар.

— Ответь мне на один вопрос, величайший, — торопливо заговорил Надир. — И я сам, и воины волнуемся. Сколько раз нужно делать хадж? Никто из нас не хочет стать вероотступником, но уж больно мы далеко. Даже я не могу каждый год приезжать в священный город.

— Ответ на твой вопрос мне известен, — огладил рыжую бороду Умар. Он по-прежнему красил ее хной. — Когда аль-Акра ибн Хабис спросил Пророка, да благословит его Аллах и приветствует: «О Посланник Аллаха! Мы должны совершать хадж каждый год или только один раз?» Он ответил: «Нет, только один раз, а если кто-то совершит больше, то это будет уже дополнительным».

— Спасибо, величайший! — просветлел Надир. — Я привез священную милостыню. Она уже в твоем доме.

— Величайший! Величайший! — услышал Надир голос рядом. Какой-то бедно одетый человек униженно кланялся халифу, заступая ему дорогу. Судя по чертам лица, он не был арабом. Раб? Да как он посмел?

— А ну, пошел вон! — Надир налился кровью, но Умар остановил его.

— Пусть скажет, что ему нужно, сын Берислава, — спокойно произнес халиф. — Я, кажется, знаю его. Ты ведь огнепоклонник Фируз, именуемый Абу Лулу?

— Что тут делает это пес? — изумился Надир. — Ты же запретил селиться здесь тем, кто не исповедует ислам!

— Мугира ибн Шуба попросил меня об этом, — поморщился Умар, — и я дозволил. Этот раб — искусный мастер. Он полезен нам. Он и столяр, и резчик, и даже кузнец.

— Я прошу справедливости, величайший! — еще раз склонился Фируз. — Мой хозяин позволяет мне трудиться, но харадж, его налог, для меня непосилен. Два дирхема в день! Целых два! Я едва свожу концы с концами! Я и моя дочь живем впроголодь! Ты можешь попросить его, чтобы он уменьшил мою выплату?

— Побойся Аллаха и будь добрым к своему хозяину, — спокойно ответил Умар. Он терпеть не мог персов, и никогда не скрывал этого. — Мугира справедливый человек и не попросит лишнего.

— Его справедливости хватает для всех, кроме меня! Он справедлив ко всем, кроме меня! — горько сказал раб.

— Поскольку ты владеешь столькими ремеслами, тебе нужно отдавать не так много. Я слышал, что ты можешь построить ветряную мельницу. Можешь ли ты построить для меня такую ветряную мельницу?

— Да, я могу, — недобро посмотрел на него Фируз. — Я собираюсь построить тебе такую мельницу, о которой услышат во всем мире.

— Раб пригрозил мне, — хмыкнул Умар и пошел дальше. Но вдруг он остановился и произнес. — Завтра на рассвете я буду проводить молитву. Приходи и ты, Надир.

И Надир, и Умар уже ушли, а Фируз так и остался стоять на улице. Он гладил по голове какого-то мальчишку-раба, такого же перса, как и он сам.

— Умар погубил меня! — шептал он, утирая злые слезы. — Он меня погубил!

На следующий день. 3 ноября 644 года. Медина.

Протяжное пение муэдзина собирало мусульман на молитву. Это стало столь же привычным, как и восход солнца. И не скажешь, что еще живы люди, которые поклонялись ветру и камням. Сейчас такое и в голову никому не могло прийти. Люди тянулись в мечеть, службу в которой вел сам халиф Умар. Он делал это каждый день, почитая именно наставление людей в вере своей первейшей обязанностью. А уж ведение войны, деление государства на провинции, налогообложение, пошлины и измерение плодородных земель — это само собой разумеющиеся заботы. Но это все потом, после молитвы.

Умар прошел вдоль людей, выстроившихся в линию, и выровнял их рукой. Он не терпел беспорядка. Да! Мусульмане стояли ровными рядами и ожидали молитвы. Тут все были равны. И даже эмир Синда смиренно стоял где-то сзади, возвышаясь над толпой на полголовы. Умар милостиво кивнул ему и начал читать молитву. Как только халиф прочитал суру ан-Нахль, он произнес:

— Аллаху Акбар!

В этот момент из толпы верующих, расталкивая всех, к нему двинулся человек, которого здесь быть не должно. Да! Нахождение перса-огнепоклонника в святилище казалось всем просто немыслимым, и люди застыли в изумлении.

— На! Получи! — заорал Фируз и ударил халифа в плечо небольшим кинжалом.

Тот обернулся в изумлении, и тут же получил удар в живот.

— Собака убила меня! — неверяще произнес Умар, разглядывая собственную руку, обагренную кровью. А Фируз нанес ему еще один удар.

Люди закричали в испуге и бросились на выход, топча друг друга, а потому Надир, как ни пытался, пробиться вперед не мог никак. Перс, которого он вчера встретил на улице, вел себя как умалишенный. Он бил ножом направо и налево, и некому было дать ему отпор, ведь в мечеть ходят без оружия. Фируз, который еще вчера выглядел как обычный раб, сегодня стал тем, кем и был до этого. Он воевал с арабами и был взят в плен в битве при Кадисии, а потому не боялся крови. Десяток тел лежал на полу недвижим, но Умар был жив и лишь смотрел недоуменно на то, что происходит прямо перед ним. Его лицо покрывала смертельная бледность.

А Фируз, который рычал и хохотал как безумный, догнал еще какого-то бедолагу, который, на свою беду, стоял в первом ряду молящихся, и несколько раз ударил его ножом.

— Плохо дело! — сказал сам себе Надир и снял халат.

Он распустил свой тюрбан и намотал его на левую руку, а халат сжал в правой. Надир осторожно двинулся вперед, выставив перед собой обмотанный шелком кулак. Фируз зарезал еще одного человека, как вдруг увидел приближающегося Надира. Он с криком бросился вперед, размахивая ножом, но Надир либо уклонялся, либо парировал удары рукой. Несколько раз ему удавалось хлестнуть раба халатом по глазам, но тот не был трусом, и каждый раз с рычанием бросался вперед. Надир отбивался и ждал. Вот-вот подойдет помощь. Последний его удар халатом оказался особенно хорош, и его удалось набросить на голову. Фируз на мгновение растерялся, а Надир ударом кулака отправил его на землю и заорал:

— Ко мне, братья!

Перса уже обступили другие арабы, которые притащили с улицы камни и палки, и тогда раб плюнул в их сторону и косым взмахом перерезал себе горло. Выражение свирепой радости так и застыло на его лице (1).

— Вот собака, — выдохнул Надир и повернулся к Умару. Он крикнул. — Возьмите повелителя! Его нужно отнести в дом!

— Пусть Абдуррахман ибн Ауф закончит молитву, — морщась, сказал Умар, зажимая рану на животе. — Скольких убил этот пес?

— Семеро мертвы, — ответили ему. — Еще шесть ранено.

— Похороните убитых, как должно, — сказал Умар, — они умерли как мученики. Их ждет рай.

Халифа положили на большое покрывало и потащили к дому, а его сын Убайдаллах стоял у мечети на коленях и протяжно выл:

— Отец! Отец! Отец!

Вскоре он встал и решительно пошел в сторону дома. Он отомстит за эту смерть.

Три дня спустя.

Халиф Умар умирал, и в этом уже не было ни малейших сомнений ни у кого. Он назначил шестерых, которые должны будут выбрать из своего числа нового повелителя правоверных. И все они из тех десяти, которым еще при жизни был обещан рай самим Пророком Мухаммедом.

Абд аль-Рахман, сын халифа Абу-Бакра, Абдурахман ибн Ауф, Тальха, аз-Зубайр, Усман ибн Аффан, муж двух дочерей Пророка, и Али, его двоюродный брат. Усман, помимо всего прочего, был славен тем, что до воцарения ислама в Аравии являлся одним из двадцати двух жителей Мекки, умевших читать и писать. Сам Пророк делать этого не умел.

Мечеть, где заседала шура, или совет выборщиков, окружили ансары. Эти жители Медины были второй по почету ветвью мусульман. И они уже смирились с тем, что выборы проведут среди мухаджиров, то есть среди тех беглецов, кто когда-то вместе с Пророком пришел сюда из Мекки, гонимый язычниками.