"Фантастика 2024-164". Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Трофимов Алексей. Страница 131

Но если казаки шестнадцатого и семнадцатого столетий проходили мимо Азова, чтобы навести шороху в Сурожском да Русском (Черном) морях, то наш путь ведет именно в Азак, а точнее в Тану! И более того, если я правильно «узнал» Елизаветинскую косу, то искомый город-порт покажется по левую руку за очередным изгибом реки…

– Навалитесь на весла, братцы! Скоро уже солнце начнет садиться, кто тогда нас в город пустит?!

– Поднажмем, княже!

– Взялись, братцы, последний рывок!

Ох, и хорошо бежит по реке наш струг, ходко! Не ладья, конечно, но, в конце концов, ладья была бы куда как медленнее. А груза мы все одно взяли не очень много, хватило разместить и на стругах. В остальном же этот тип судна от ушкуев повольников отличает лишь отсутствие «медвежьей головы» – стилизованной скульптуры, обязательно вырезанной на носу любого ушкуя в противовес «змеям» свейских драккаров. Причем ушкуйники на своих судах изобразили голову именно полярного медведя, ошкуя – коий и дал название повольникам…

Ну а что? Русский медведь, звучно же! Это вон свеи пусть ползают по земле, пресмыкаются, жалят исподтишка – мы же и напролом смогём со своей звериной мощью! Ухха-а-а!!!

Главное, что струг идет одной скоростью с ушкуем, – и, попрактиковавшись, следуя по верхнему Дону вместе с повольниками, позже мы вырвались вперед всего на один дневной переход. Немного изменился и первоначальный план – теперь мы, прибыв в Тану в любое время дня, проведем в ней также весь следующий день, ну, и как видно, пару ночей. В то же время на Елизаветинской косе оставим пост из трех человек – и те встретят ушкуйников огнем сигнальных костров, чтобы последние не совались к Азову при свете дня. И во сколько бы повольники ни подошли к косе, они останутся подле нее и на ночь…

За исключением небольшого казачьего струга с грузом соленой рыбы! Последний с дружиной казаков (большинство которых сражалось на Куликовом поле) присоединился к нашей флотилии еще в Гребне. До этого казачьего городка, расположенного в верховьях Дона, мы как раз и дошли вместе с ушкуйниками… Казаки вряд ли вызовут у генуэзцев и венецианцев (фрязей) какие-либо подозрения. Так что экипаж струга, проникнув в Тану под видом торговцев рыбой, предупредит нас о прибытии ушкуйников, да усилит диверсионный отряд…

Что особенно актуально после понесенных в стычке с татарами потерь! Если я не досчитался четверых дружинников убитыми и еще двоих увечными (то есть их раны не позволят ратникам вступить в бой), то число повольников сократилось едва ли не на десяток… Целиком погиб их дозорный пост в самом начале боя – а сильно пораненный в сече Добрыня с парой ближников умерли уже в пути; ушкуйников теперь ведет Мишаня, как самый грозный и авторитетный среди моих дружинников.

Плюс дозорный пост на Елизаветинской косе также повольникам выставлять…

Короче, две дюжины казаков с «рыболовецкого» струга придутся нам очень кстати!

Так вот, упредив нас о прибытии, ближе к рассвету очередного дня ушкуйники должны стронуться с места и тихо подобраться к Тане, следуя по стрежню реки без весел и лишнего шума… И ведь получается, что если они достигнут «косы» завтра к вечеру (очень хорошо, ведь так гораздо меньше шансов, что за ночь их успеют обнаружить!), то уже послезавтра утром начнется штурм! Мы нападем на воротную стражу на рассвете – и, перебив ее и открыв ворота, подадим условный сигнал зажженным факелом да кличем пустельги. Если все пойдет по плану и ушкуйники успеют вовремя подойти к городу, успех предприятия практически обеспечен. Если нет и что-то пойдет не так… Что же, тогда придется прорываться к причалам и спешно уходить, пока фрязины не очнулись…

– Да! Это Азак, братцы! Мишаня, заворачивай к косе, Никитич, кидай якорь, ждем наших!

– Да, княже!

Якорь практически без всплеска ухнул в воду, в то время как кормчий повольников начал заворачивать второй струг к косе… Я же принялся во все глаза рассматривать довольно большой по местным меркам город, открывшийся за крутым изгибом Дона… Особенно огромным он кажется после крошечных по сравнению с ним казачьих городков! И даже «стольные» грады вроде Нижнего Новгорода или Рязани по сравнению с ним выглядят уже не особенно и большими… Хотя очевидно лучше защищенными.

И все же в душу при виде Азака закрадываются какие-то совсем неприятные, пугающие сомнения: а хватит ли мне полутора тысяч ушкуйников и присоединившихся к нам казаков (это навскидку) для задуманного?!

…До эпидемии чумы пятидесятых годов тринадцатого века, а также резни, устроенной здесь Мамаем десять лет назад, – вряд ли хватило бы. Но гекатомба местного татарского населения сильно изменила расклад сил в Азаке; бывший одним из политических центров Золотой орды и местом чеканки татарских монет, после бойни Азов перестал играть столь большое значение для ордынцев…

Исследователи двадцать первого столетия, обнаружившие массовые захоронения именно татарского населения (причем женщин и детей в первую очередь), пришли к выводу, что на рубеже 1369–1370 годов значительная часть татар Азака подверглись жестокому удару со стороны Мамая. Пострадали, понятное дело, не только горожане, но и степняки из кочевий, вставших на зимовье у города… Очевидно, их кланы выступили на стороне той партии власти, что сформировалась вокруг хана Абдуллаха и подталкивала последнего к перевороту, к свержению всесильного беклярбека Ак-орды! Естественно, природному Чингизиду не особенно и нравилось, что Мамай правит от его лица, уготовив Абдуллаху лишь роль послушной марионетки… На чем и сыграли властолюбивые ближники хана.

Но Мамай опередил своих врагов – вначале уничтожив живую силу сочувствующих Абдуллаху и «партии независимости» татарских кланов, а позже устроив и «акцию устрашения». Ибо резня в Азове не носила характера сражения – решающая схватка с мужским ополчением кланов наверняка случилась ранее, в открытом степном бою. После поражения в котором членов семей мятежников просто-напросто казнили… Что по «внутренним» законам степи вообще-то нонсенс. Но Мамай, будучи в силе, решил именно что запугать всех своих возможных противников в Ак-орде угрозой жестокой расправы над их родными…

И ведь это временно сработало. Так, переворота не случилось, Абдуллах вскоре «умер» (очевидно, как тот же Кейстут), а на престол «взошел» его сын, Мухаммед, смертельно боящийся Мамая – и уже не помышляющий о самовластии… Да и то – после резни, лишь зацепившей Азак, а на деле имевшей куда как большие масштабы на территории Орды, Мухаммеду уже не на кого было опереться…

Впрочем, трагедия Мухаммеда Булака, павшего на Куликовом поле, меня не сильно волнует. Главное, что после событий десятилетней давности татарское население Азака заметно сократилось – как и число боеспособных мужчин, готовых вступить в бой. Кроме того, именно кочевые кланы, зимующие у Азова, сейчас ушли в Кубанские степи; момент для нападения выбран просто идеально!

И да – только увидев Тану и Азак своими глазами, я воочию убедился, что город на самом деле очень плохо защищен. Так, татарская ставка с мечетью, каким-то монументальным зданием, больше похожим на дворец местного бея (или кто там у татар служит «городским главой»?), а также парой каменных зданий поменьше, располагается к югу от реки, на возвышенности-косогоре. Так вот, этот татарский «центр» обнесен земляным валом – и рвом, перерезавшим лишь пологую сторону косогора. С точки зрения русской средневековой фортификации вообще как-то несерьезно… Больше меня пугают минареты мечети (почему-то с реки я их ранее не заметил), а ведь муэдзин, поднявшись на вершину башни, вполне сможет разглядеть флот ушкуйников на реке!

Может, разглядит, а может, и нет… Подняв голову к небу, я прикинул время по клонящемуся к горизонту солнцу… так вот, навскидку сейчас где-то около двадцати часов, не меньше. И при этом даже отзвуков пения муэдзинов на подходе к излучине реки слышно не было. А значит, время последней вечерней молитвы у мусульман приходится на девятнадцать часов, минут пять плюс-минус – собственно, как и в мое время… При этом вряд ли ушкуйники, следующие за нами на расстоянии дневного перехода, появятся у Елизаветинской косы раньше восьми вечера.