Летун. Фламенко в небесах (СИ) - Воронков Александр Владимирович. Страница 49

Мсье премьер-министр предлагает ввести в Испанию три французские дивизии для создания демаркационной линии между воюющими сторонами. И он — прав! Это, во-первых, покажет всему мировому сообществу, что Франция вводит войска не для продолжения войны, а именно для прекращения огня. А во-вторых, прикроет от подлого удара юго-запад нашей страны, куда, как вам известно, господа, было переведено много военных заводов…

…Шестнадцатого марта тридцать восьмого года первый французский пехотный батальон перешёл границу с Испанией…

[1] Реально происходившие события. Но в нашей истории результат был другим.

[2] В нашей истории Теруэль был вновь захвачен франкистами около 11 вечера 22 февраля 1938 года.

[3] Речь идёт о Западном фронте Первой мировой: как обычно, европейцы воспринимают происходившее на Востоке от Рейна как нечто в лучшем случае вторичное.

Глава 31

XХXI

Испания, город Аликанте, 30 марта 1938 г.

Странное чувство…

С одной стороны, мне вернули Небо. Врачебно-лётная комиссия, наконец, сжалилась и с третьей попытки её прохождения мне снова разрешили летать. Потом — почти месяц ожидания в резерве: самолётов у Республики мало: ситуация прямо как в царской армии в худшие времена: «одна винтовка на троих: двое ждут, пока третьего убьют». Тут не винтовки, а самолёты — но картина та же самая. И вот радость: мне вновь выделили истребитель!

И-пятнадцать, «подуставший», с дважды поменянным двигателем, один раз — сменивший пулемёты с расстрелянными в хлам стволами на новые — но летающий!

Надо бы радоваться, но отчего-то не радостно. Сегодня на пароходе «Кабо Сан Августин», сиречь «Мыс Сан Августин», в СССР отправляются последние советские лётчики и техники нашей «Интернациональной эскадрильи»[1]. Сама эскадрилья никуда не делась, вот только чем дальше, тем менее она «интернациональная». Теперь там, в основном, воюют коренные испанцы. Из русских остался только я — и то по паспорту гражданин Соединённых Штатов, плюс четверо французов и один франкоговорящий канадец, за каким-то бесом перебравшийся в своё время во Францию, а минувшей зимой перешедший франко-испанскую границу. С учётом труднопроходимости горных троп зимой — это тоже поступок, много говорящий о человеке.

Звучат прощальные речи. Подобного я наслушался ещё в той своей жизни — на пионерских линейках, в военном училище, на праздниках в авиаполку, по телевидению… Очень много хороших и правильных слов. Пока что — в тридцать восьмом году — люди в них верят, а многие и поступают так, как говорят. И это даже хорошо… Если бы верили и поступали так все. Но это, к сожалению, не так. На каждого храбреца, идущего в лобовую атаку на вражьи самолёты, где-то далеко в тылу находится один — а чаще и не один — стремящийся на «Ташкентские фронты». И что обиднее всего: потом, когда отзвучат залпы войны, а погибшие в таких вот лобовых атаках и таранах герои массово упокоятся под зелёной травой могил, те «господа ташкентцы» повылазят на свет. Они-то выживут!

А эти… Весёлые люди, сильные, светлые люди — далеко не все. И ладно бы — в бою — такая у мужчин работа: защищать Родину и умирать за неё, иногда за тысячи километров… Но ведь будут и те, кто застрелится, в первые дни Большой Войны потеряв почти всю авиацию вверенного округа или полка, и те, кого «заберут», а после — кого «отправят на шлёпку», кого — уже к середине войны — выпустят и пошлют — нет, не на фронт, а учить «зелёных» курсантов в военные училища по ускоренному курсу «взлёт-посадка», а кто-то «от звонка до звонка» будет валить лес или строить железную дорогу на Норильск. Тоже нужное дело, конечно, но учили-то пилотов не для этого…

Хотя сейчас в Союзе многое изменилось, майская попытка переворота показала, что органы НКВД в прежнем составе не справляются с задачей борьбы с внутренней контрреволюцией. Когда Ежова сняли и перевели в Наркомсвязь в моей прошлой истории[2]? Кажется, в конце тридцать восьмого? А здесь — в середине июня прошлого, тыща девятьсот тридцать седьмого года отправлен республиканским Наркомом внудел в Казахскую СССР, благо, там ему всё знакомо[3]. Теперь чекистами рулит Михаил Фриновский, бывший ежовский зам. Притом он хорошо известен и Сталину, и новому Наркому обороны Егорову ещё по Гражданской войне, когда он служил в Особом отдел Южного фронта. Он гораздо аккуратнее и не собирается без прямого приказа от Самого устанавливать «рекорды по посадкам».

Так что, может, и пронесёт лётчиков-«испанцев»…

После того, как лайнер отвалил от причала, нас, «безлошадных» пилотов, погрузили в автобус и примерно через час мы уже были на заводском аэродроме. Да, в нескольких километрах от Аликанте в пещерах Канелобре, что расположены внутри горы Сьерра дель Кабезо, функционирует небольшой завод, где испанцы производят сборку и ремонт советских самолётов. Советские пилоты, возвращающиеся на Родину, прилетели с фронта именно сюда, чтобы испанские камарадос привели в порядок оставляемые в Испании самолёты. Рабочие честно возились с ремонтом полтора суток — и вот теперь по краю аэродрома, прикрытые сетками Симингтона[4] от воздушных наблюдателей, выстроились девять «подшаманенных» истребителей. Семь И-15 и пара И-16.

Снова митинг, на сей раз под горными сводами — ну не могут здешние революционеры обойтись без идеологической подпитки! Рабочие рассказывали, как они рады помогать Народной армии бороться против мятежников, говорили много тёплых слов в адрес лётчиков и требовали покарать мятежников. В ответ выступали наши парни, обещая на полученных сегодня самолётах крепко бить врага. Пришлось выступить и мне:

— Товарищи! Мы знаем, как тяжело сейчас в тылу. Нормы по карточкам совсем невелики, а работы у вас много. Вашим детям трудно учится, потому что многие учителя ушли на фронт и школьные классы пришлось укрупнять. Больницы превращаются в военные госпитали. Многие ваши друзья воюют и вам, вашим жёнам и сёстрам приходится работать на их месте. Я плохо говорю по-испански, потому что прибыл сюда из Америки, но я дрался в небе Испании против фашистов и из Италии, и из Германии и против мятежников. Правительство Республики наградило меня — но главная награда — это ваша поддержка! И сегодня, когда вы даёте мне новый самолёт взамен погибшего в бою, я крепко вам благодарен и обещаю — первую же воздушную победу на нём я посвящу вам, вашему труду, вашим крепким рабочим рукам. В конце концов фашизм будет повержен. Прорвёмся[5]!

Двухчасовая проверка принимаемых самолётов, загрузка боекомплекта, росписи в формулярах приёмки. Наконец, команда «По самолётам!», раскрутка пропеллера авиастартёром, и один за другим истребители поднимаются в воздух, чтобы там, после почётного круга над горой, разделиться: пара «москас» направляется к Мадриду, на запад, «чатос» — на север.

Здравствуй, Небо! Спасибо, что дождалось.

[1] В нашей истории советские лётчики оставались в Испании до середины октября 1938 года.

[2] Герой путает: Н. И. Ежова перевели из НКВД на должность Наркома водного транспорта. Потом, правда, и оттуда сняли, посадили, судили и расстреляли.

[3] В 1925–1926 годах Н. И. Ежов работал заместителем ответсекретаря Казакского крайкома ВКП(б). В изменившейся истории послан туда же, но не по партийной, а по чекистской «линии». Исполнитель-то он был отличный…

[4] Первые разновидности маскировочных сетей (обр. 1915 г.).

[5] Pasaremos! — дословно «Пройдём!», лозунг Испанской Гражданской войны. Но «прорвёмся» по-русски звучит вернее.

Глава 32

XХXII

Испания, аэродром Альфес, Испанское небо, 2 апреля 1938 г.

Уже сколько я в Испании — и только теперь вижу нормальный аэродром: с асфальтированной ВПП, «колдуном»-ветроуказателем и даже зданием диспетчерской. Да что там диспетчерская! Здесь даже зал ожидания для пассажиров имеется! Правда, по военному времени пассажиров в нём не бывает: лишённые стёкол окна заложены мешками с песком, а внутри стоят койки для лётно-подъёмного и технического состава. Мы на них отдыхаем.