Невестка слепого барона (СИ) - Ром Полина. Страница 79

Кардинал снова перекрестился и отошел от мешка подальше. Герцог выдохнул и сказал:

— Прошу вас, присаживайтесь, святой отец, – и, обращаясь ко мне, добавил: – Расскажите, граф, как вы избавились от заразы. Вы же понимаете, что простолюдины в основном едят именно хлеб. Но количество зерна, которое им требуется... они не смогут перебирать вручную столько, чтобы не умереть с голоду.

— Это не нужно перебирать вручную, ваша светлость. Я приказал изготовить сито с ячейками разного размера.

Рожь приходится просеивать несколько раз, чтобы избавиться от зерен зла. Заодно, кстати, через похожее сито я пропустил и семенную пшеницу. И знаете что? На полях было намного меньше сорной травы. А чертово зерно я приказал сложить в кучу и просто сжег.

— Чертово зерно? – кардинал перекрестился и закивал часто, как китайский болванчик, заметив: – Очень точное название, граф, очень точное…

Некоторое время его светлость и его святейшество еще обсуждали словосочетание «чертово зерно», продолжая коситься в сторону мешков. И тогда я задал вопрос:

— Так вот, господин кардинал… Скажите мне, что это был за сон? Кем он был послан нам? – я перекрестился и, глянув в глаза герцогу, продолжил: – Правильно ли я сделал, что приказал просеять зерно? Нужно ли рассказать об этом другим? До сих пор ни я, ни моя жена никому и словом не обмолвились.

Герцог некоторое время помолчал, а потом перевел взгляд на кардинала и произнес:

— Что вы решите, святой отец? Что скажет на это Святая Матерь Церковь?

Его святейшество сидел, поджав губы, и размышлял о чем-то, пока наконец-то не принял решение:

— Я не могу сделать выбор единолично! Конечно, у меня есть свои соображения, но такой вопрос вправе решить только коллегия кардиналов. Может быть, придется обращаться и к Папе. В любом случае, я должен известить Святой Престол.

Герцог недовольно поморщился и спросил:

— Нам-то что сейчас делать?

Его преосвященство несколько неопределенно пожал плечами в ответ, и герцог Бальгер, слегка прихлопнув ладонью по столу, приказал мне:

— Готовьтесь к поездке в столицу, граф Ваерман. Я не вижу смысла писать его королевскому величеству и считаю необходимым лично отвезти вот это, – он кивнул в сторону стоящих на полу мешков, – королю.

В общем-то, затевая всю эту историю, примерно на такой результат мы с Клэр и рассчитывали. Именно поэтому в обозе вместе с нами прибыли и вещи для длительного путешествия. Была одна проблема, которая требовала помощи от его светлости:

— Господин герцог, мне не на кого оставить графство. Я слишком плохо знаю людей, живущих там. А большую часть солдат мне придется взять с собой для охраны. Кто будет управлять землями в мое отсутствие? Я был бы благодарен вам, если бы вы дали мне на время верного человека.

— Я подумаю, граф, но сильно не беспокойтесь. Найдем мы вам помощника. Выезжаем через три дня, так что будьте готовы.

— Что делать с зерном, ваша светлость?

— Оставьте здесь. Я прикажу хранить его отдельно и не спускать глаз.

На этом наша беседа закончилась, и мы с Клэр, откланявшись, вернулись в свою комнату.

— Господи, как я волновалась… - Клэр и в самом деле выглядела несколько бледной, и я предложил ей:

— Полежи и отдохни, радость моя. К путешествию у нас все готово. Сегодня мы вполне можем побездельничать.

***

КЛЭР

Хотя наша легенда была отрепетирована не один и не два раза, все равно во мне сидел какой-то подсознательный страх разоблачения. Однако Освальд рассчитал все правильно: увидев зерно, пораженное спорыньей, и герцог, и кардинал были весьма впечатлены. Им не слишком понравилось утверждение, что зерно до посева нужно хранить минимум год, а лучше два. Им не слишком понравилось то, что для обработки необходимы сита с ячейками определенных размеров. Им вообще не нравилось эта новость. Но слишком уж пугающе выглядели больные зерна. При местном уровне суеверий им, представителям власти, не оставалось ничего другого, как только поверить нам.

К концу беседы я почему-то чувствовала себя очень скверно: накатывала слабость и появилась тошнота. На сегодняшний день у меня были планы: хотелось пристроить украшения, полученные в мастерской, и выяснить, выгодно ли это делать масштабно, сколько я смогу платить мастерицам и какое количество способен употребить местный рынок. Но после всех треволнений мы отложили дела.

Хорошо было уже то, что его светлость пошёл навстречу просьбе Освальда, и обед с ужином нам принесли прямо в покои. Я чувствовала себя слишком слабой, чтобы есть в общем зале.

Такое самочувствие я списывала на то, что просто перенервничала перед разговором и во время его. Уже утром следующего дня я чувствовала себя абсолютно нормально, и мы с мужем отправились на рынок. Разумеется, в этот раз нас сопровождала целая группа солдат. Это несколько замедляло наше продвижение, но делало его безопаснее: Освальд сделал выводы из предыдущей поездки и серьезно усилил охрану.

От мысли посетить ювелира, у которого я заказывала украшения в комплект к ожерелью, Освальд меня отговорил:

— Солнышко мое, вряд ли мастер по золоту будет заниматься перепродажей бижутерии. Скорее нам нужно поискать лавочку попроще. Что-то такое, торгующее, например, тканями для мастеров и горожан.

Именно этим мы и занялись. Отъехали от центра города и заходили в разные лавочки, где торговали не бархатом и атласом, а практичными шерстяными тканями, немаркими льняными и хлопковыми полотнами и всевозможной девичьей радостью: атласными лентами, простенькими и грубоватыми кружевами, а также всевозможными кулончиками и сережками, плетенными в основном из медной проволоки.

Среди таких вот медных украшений попадались достаточно красивые и сложные. Иногда в них вставляли небольшую капельку стекла или грубовато обработанный простецкий камушек. Конечно, не рубин или корунд, а что-то вроде не слишком качественной яшмы или сердолика. В одной из таких лавочек, где выбор украшений был побольше, я и предложила свой товар.

Хозяин лавки: невысокий, сухонький и подвижный, слегка замялся, глядя на разложенные перед ним сережки и браслеты, но потом все же громко крикнул:

— Карлотта! Карлотта, иди сюда, дорогая! – и со смущенной улыбкой пояснил нам: – Пусть уж жена решает. Она у меня в этаком разбирается.

Явление Карлотты настолько поразило нас с Освальдом, что мы переглянулись, с трудом сдерживая улыбки. По-королевски выплывшая в зал дама была на полголовы выше мужа и раза в три толще, чем он. Она двигалась величественно, как корабль под всеми парусами, отчего достаточно просторная лавка казалась тесной для этой роскошной особы.

По хозяйке было видно, что она высоко ценит собственную персону: массивные серебряные серьги-люстры покачивались в ее ушах, пухлые пальцы украшали крупные перстни. И хотя атласное платье явно шили не на нее, но все же для лавочницы это был очень дорогой туалет. Чтобы влезть в «б/ушный» атлас, ей пришлось вшивать в верхнюю часть зеленого туалета оранжевые клинья. Поверх этой роскоши на несколько тесноватую юбку был надет белый передник с кружевными вставками.

Карлотта не просто выглядела «дорохо-бахато», но и чувствовала себя роскошной красавицей! Лет даме было двадцать пять - двадцать семь, не больше. И при свежей румяной коже и ярких черных глазах с длинными ресницами она выглядела забавной, но очень милой толстушкой.

— Карлотта, красавица моя, посмотри-ка, что предлагает госпожа.

Самым приятным было то, что муж смотрел на свое сокровище с нежностью и искренней любовью.

Карлотта кокетливо улыбнулась Освальду, добродушно – мне и, строго взглянув на мужа, снисходительно ответила:

— Ну, Ференц, показывай.

Чувствовалась в ней ценительница украшений: она не только внимательно рассмотрела безделушки, но и достаточно быстро отделила несколько украшений из шелка с серебряными швензами и, достав маленькое зеркало, начала прикладывать к собственному лицу. По ней было заметно, что сегодня вечером она перемеряет каждую пару.