Страсти по Фоме. Книга 1 (СИ) - Осипов Сергей. Страница 12
«Физически! — смеялся Сати над попытками Фомина уяснить себе переход. — Фома ты неверующий!..» И демонстрировал переходы в самых жутких для Фомина вариантах: по частям, когда исчезали то голова, то тело, или, например, в поэтапном исчезновении кожи, жировых прослоек, мускульной массы и так далее, до скелета и, наконец, туманного свечения того, что было телом. «Ну и где тут твоя физика? — спрашивал Сати у зеленого от дурноты Фомина и, не дожидаясь ответа, сам же и отвечал обескураживающе. — Везде, мой милый, на самом деле везде!..»
При перемещении в Ассоциацию Сати даже не предупредил Фомина, что тот больше никогда не вернется на свою Спираль, в Москву, к родителям, не счел нужным. Фомин ни с кем не попрощался, никого не предупредил, не успел написать родным, как в воду канул. Сати был большой шутник. «Там у тебя такие похороны! — сладко жмурил он глаза на вопрос Фомина, что же с ним стало на Земле. — Ты, кажется, Родину спас».
В другой раз он говорил, что Фома просто исчез, оставил мир самым достойным, незаметным, образом. От Сати ничего нельзя было добиться, причем он даже не старался придать достоверность своим ответам. Впоследствии (Фомин не прекращал попыток выяснить, так как неожиданно горько затосковал по Земле, своим близким) он слышал все новые версии того, как покинул Спираль. Сати словно издевался над ним, рассказывая в очередной раз как Фомин «погибал в самолете, всячески помогая всем до последнего, такой геройский конец!..»
— Тебе, собственно, деваться было некуда, только геройствовать и пытаться спасти самолет, — смеялся Сати. — Он ведь только из-за тебя терпел катастрофу. Хотя нет! Мы тебя уже в падающий засунули. Тебя приняли за ангела, ты был бледен и красив, — вот как сейчас!..
Фомин был вне себя…
— Все бросились к тебе, ты бросился утешать, в общем, засланец небес! Кажется даже, ты на самом деле хотел остановить катастрофу. Было забавно!
— Люди же погибли! — не понимал Фомин.
— Да, и самолет тоже, — сокрушенно соглашался Сати.
Фомин почему-то никак не мог вспомнить, что же произошло с ним на Земле в момент перехода и то, как он согласился на переход…
Школа была таким же грандиозным зданием, как и Дворец Синклита, как же — Альма-матер! Там их собирали несколько раз в год (Фомин все мерил земными мерками поначалу), в основном обучение было индивидуальным, но некоторые курсы они проходили большими группами. Количество его соучеников все время колебалось. То ли они переходили на следующую ступень, то ли на специализацию, то ли вообще изгонялись, — ничего не объяснялось, да они и не спрашивали, памятуя «Завет ученику»: молчать, молчать и еще раз молчать.
Время от времени обучение прерывалось турнирами, своего рода экзаменами. Турниры были разные, а условия совершенно непредсказуемые. Впрочем, одно условие всегда оставалось неизменным: надо было победить. Так провозглашалось. Набравший лимит поражений мог быть дисквалифицирован. Что это такое, тоже никто не говорил.
На одном из таких конкурсов-ристалищ Фомин впервые увидел Доктора. Бледный юноша с трудно произносимым именем участвовал в играх с каким-то странным, отсутствующим видом, но при этом был неуязвим. Говорили, что он отпрыск королевского рода Оборотней с окраин Ассоциации. Так это или не так, но сражаться с ним было действительно очень трудно: при всей непредсказуемости Фомина тот демонстрировал чудеса неуязвимости, словно действительно был оборотнем. Победительный Фома не мог набрать на нем зачетных очков. Поединок закончился ничем, по времени, но тогда и позже Фомину казалось, что не проиграл он только потому, что его соперник отрабатывал школу защиты и не собирался нападать на него.
Они не раз еще встречались, но он ничего не мог поделать с безупречной защитой Доктора, и у того, после ряда таких турниров, появилось прозвище «Мистер Безупречность». Казалось, ничто не могло вывести этого юношу из себя. «Это машина», — успокаивал себя Фома, всегда участвующий в любого рода состязаниях с упоением. Ему не раз выговаривалось, что он слишком далеко заходит во всем, но он не мог без этого. Страсть идти до конца выглядела в глазах его наставников опасной страстью. Самая безумная затея, самое рискованное предприятие вызывали в нем лишь азарт и неуемное желание попробовать.
Бывало, он проигрывал на этих турнирах только потому, что шел на поводу какой-нибудь безумной идеи во время отработки стандартной ситуации. Противник же, если не терялся от неожиданности его курбетов и не паниковал, мог спокойно воспользоваться представившимся шансом — Фома был непредсказуем, но безрассуден и бывало «открывался». А вот Доктор этого не делал. Он шел вслед за всеми безумствами Фомы и отвечал на них по законам безумства, не стремясь закончить поединок победой. Это была необычайно зрелищная игра.
Единоборства между ними представляли собой смесь головокружительных комбинаций всего арсенала Школы и трюков на грани возможного, а порой и за гранью. На их поединки съезжались со всех провинций Ассоциации, чего не предполагал простой школьный экзамен, а сами они — сблизились, может быть, благодаря своей непохожести, словно дети вдоха и выдоха. Они часто вместе проводили время и даже хулиганили, если можно так сказать про Доктора. Из-за них, кстати, в Ассоциации появился тотализатор. Их развели. Формальная причина — тотализатор и безрезультатность встреч, якобы, вредно влиявшая на других учеников — к победе надо идти кратчайшим путем.
Сати опять смеялся:
— Засунь свои эмоции… ну, ты знаешь куда! Никому не нужны твои победы!
— Как не нужны? — удивлялся Фомин. — А зачем все эти турниры тогда?
— Ну уж не для того, чтобы ты удовлетворял свои амбиции! — говорил Сати. — Кстати, их засунь туда же! Здесь идет другой отсчет, совсем другой.
Сати же и защищал его от слишком педантичных наставников. Когда мог. Он все так же неожиданно появлялся и исчезал. Потом пропал совсем. Это произошло уже после окончания обучения. Вопросы теперь задавать было можно, но толку от этого не было никакого.
«Узнаю Ассоциацию! — хмыкал Фомин на редких теперь встречах с Доктором, где-нибудь вдали от метрополии. — Никто ничего не знает или делает вид, что не знает!»
Душу он теперь отводил в достижении Последней Черты. Тут и начались его самые рискованные эксперименты с собой. Тут же и закончились.
Он был вызван в Синклит, в отдел контроля, и какой-то нижний чин провел с ним тихую беседу.
— Меня зовут Моноро. И пригласил я вас за тем, чтобы кое-что выяснить. Так, одну мелочь.
Чиновник помолчал, с любопытством рассматривая Фому. Потом снова открыл рот:
— Говорят, вы проводите несанкционированные эксперименты по выходу за Последнюю Черту?
И тут, услышав это «говорят» в компетентном институте Иерархии, Фомин впервые подумал: может быть, действительно, здесь никто ничего толком не знает, как и везде? И Ассоциация такая же неповоротливая структура как и все огромные организации, и левая рука не ведает, что творит правая?.. Интересно, представляет хоть кто-нибудь, что творится в их грандиозном детище? Ну, хотя бы в общих чертах?.. Судя по Моноро большего требовать было несправедливо.
Идя сюда, он собирался повиниться во всех своих выходах за Черту и принять любое наказание. А теперь это «говорят»!.. Ну продолжайте «говорить»!.. И он рискнул еще раз сыграть. Тем более, что игра была его натурой. После недолгого и казавшегося естественным запирательства он признался:
— Я не знаю, как это происходит. Я пытался пройти замок, а меня, наверное, вынесло за Черту… — Он выбрал тон нашкодившего школяра, который раскаивается, боясь наказания.
— Но простите, это же не… — Чиновник на секунду задумался, подбирая сравнение.
Фомин преданно смотрел ему в глаза…
— Не дело, — нашел, наконец, чин самое банальное сравнение и похоже сам не был удовлетворен этим. — Значит, вы хотите сказать, что случайно вышли за Последнюю Черту?
— Да.
— Как это произошло?